Что касается Марии Витторио, то она не понимала, почему принцесса должна страдать. Она убедила ее высочество выпить толченый дягиль, разведенный розовой водой, призванный унять боль. Леди Солсбери бросила неодобрительный взгляд, но не воспрепятствовала приему лекарства. Она лишь велела нам всем удалиться, чтобы принцесса могла отдохнуть.

— Во всяком случае, теперь у нас нет повода для беспокойства, — сказала я Марии Витторио, когда мы вчетвером шли в отведенную для нас спальню. Я чуть поотстала, чтобы мы с Марией оказались позади двух Мэри.

— Да, в этот раз обошлось, — отозвалась Мария. — Но это не значит, что опасности отравления больше нет. Только представь себе: если король потеряет своего единственного законного ребенка, не окрепнет ли его решимость взять новую жену, чтобы обеспечить страну наследником?

Я опасливо огляделась по сторонам, совсем как недавно мистер Перестон, надеясь, что никто не услышал слова моей подруги. Ибо то, что Мария только что произнесла, слишком сильно смахивало на попытку предсказать будущее короля Генриха, а в наше смутное время лишь одного намека на это было достаточно, чтобы быть обвиненной в государственной измене.

ГЛАВА 27

В июне мы все еще находились в Болье. Как-то раз у меня выдалась свободная минутка, и я отправилась на прогулку в сад, чтобы насладиться редкими мгновениями одиночества. Я остановилась на пешеходном мостике и засмотрелась на рыб, игравших в искусственном ручье, через который этот мостик был перекинут. Вдруг я заметила, что какой-то человек в дорожном плаще, стоявший в воротах фруктового сада, наблюдает за мной. Сперва я не узнала его, а когда узнала, сердце мое упало.

То был сэр Лайонел Даггет собственной персоной. Он шел ко мне по усыпанной гравием дорожке, а на губах его играла недобрая улыбка. Взойдя на мостик, он снял шляпу в знак приветствия, но то был лишь формальный жест. Никогда он не испытывал ко мне ни малейшего уважения или симпатии. Тон его показался мне издевательским, когда он произнес:

— Вижу, мисс Томасина, вы в добром здравии...

Я быстро присела в реверансе, опустив голову, чтобы не выдать своего смятения. Этот человек оставался моим опекуном и имел надо мной полную власть.

Прошло более трех лет с тех пор, когда я видела сэра Лайонела последний раз. Голос его оставался все таким же хриплым, но облик изменился. Он заметно потолстел, у него появился тройной подбородок, нос покрылся сеткой сосудов — верные признаки того, насколько несдержан мой опекун был в еде и в питье.

Когда он протянул мне руку в знак приветствия, я была вынуждена принять ее. Даже через два слоя кожи наших перчаток от его прикосновения у меня пошли мурашки по всему телу.

Сэр Лайонел решил не тратить время попусту. Грубо взяв меня повыше локтя, он заявил:

— Ты не очень-то мне помогала все эти годы, Томасина.

— А что я могла сделать? Как прикажете мне способствовать вашей карьере при дворе короля, коль скоро наш повелитель нечасто встречается со своей дочерью, — парировала я.

Долгая служба в глубинке отнюдь не улучшила характер сэра Лайонела.

— Умная девчонка давно нашла бы способ помочь мне, — прорычал он. — Впрочем, это уже не важно. Теперь ты мне понадобишься для другого. Жена моя умерла, и я нынче завидный жених на ярмарке невест.

Сердце мое сжалось от дурных предчувствий. Я отшатнулась, но натолкнулась на перила моста: бежать было некуда. Мне лишь удалось пробормотать внезапно севшим от волнения голосом:

— А мне-то до этого какое дело, сэр Лайонел?

— Самое прямое, дорогуша. Я собираюсь жениться на тебе!

Страшные слова повисли в воздухе меж нами. Рот у меня заполнился желчью, а живот свело от ужаса. Сначала я просто уставилась на моего опекуна, а затем выдавила из себя первое возражение, пришедшее на ум, моля Бога, чтобы оно показалось ему убедительным:

— Этот брак невозможен без разрешения принцессы.

Сэр Лайонел только рассмеялся:

— Твоя молодая госпожа эти вопросы не решает. Как, впрочем, и леди Солсбери, если ты надеешься убедить старую графиню в том, что я тебе не пара. Это ее не касается.

— Но... но у меня есть определенные обязательства перед принцессой. Я давала ей клятву верности...

Я отвернулась от моего мучителя, обеими руками схватилась за перила моста и посмотрела вниз в бегущий поток. Мне захотелось броситься в него. Все лучше, чем выйти замуж за сэра Лайонела...

Мой опекун стащил меня с моста и силой усадил на деревянную скамейку у одной из клумб. Возвышаясь надо мной, он одной ногой, обутой в дорожный сапог, наступил на подол моего платья. Потом наклонился ко мне и, обдав ненавистным мне запахом гвоздики, которую жевал для улучшения дыхания, прохрипел:

— Мне теперь нет смысла оставлять тебя в свите принцессы Марии. Только глупец не видит, куда нынче дует ветер.

Мне хотелось кричать от отчаянья, и я с трудом себя сдерживала. В голове кружились самые разные мысли, но казалось, что все пути к бегству для меня отрезаны. Сэр Лайонел был моим опекуном. В этом качестве он имел все права на устройство моего брака, хотя бы и с ним самим. Могущественный герцог Саффолк[92], когда-то женатый на сестре самого короля, получил опекунство над юной девушкой и собирался выдать ее замуж за своего сына. Но когда его жена умерла, он сам на ней женился. А ей в то время исполнилось всего четырнадцать.

Я слышала, что девушка имела право отказаться от замужества, если предстоящий брак унижал ее достоинство. Но я также знала, что родители не гнушаются силой заставить своих дочерей идти под венец, если те прибегают к этому последнему средству. Вместо отца опекун вполне мог взять в руки хлыст, палку или даже пустить в ход кулаки, дабы добиться подчинения от своей подопечной, и делать это совершенно безнаказанно, пока она не согласится... или пока он не забьет ее до смерти.

Не могла я не вспомнить и о том, что сэр Лайонел в свое время похитил свою покойную жену, чтобы силком жениться на ней. Не сомневаюсь, что он ее еще и изнасиловал. При этой мысли мне стало совсем плохо. Я представила себе, что лежу в объятьях сэра Лайонела и позволяю ему делать с собой все, что он пожелает, — и меня чуть не стошнило. Я не могла вынести мысли, что он может поцеловать меня так, как целовал когда-то Рейф, и ударилась в панику, но потом каким-то чудом мне удалось взять себя в руки и сказать себе: «Думай! Всегда есть какой-нибудь выход».

Почему бы не убедить сэра Лайонела, что ему выгоднее будет на время отказаться от женитьбы на мне? В этом был мой единственный шанс. Я заставила себя поднять голову и взглянуть прямо в лицо своему опекуну:

— Я все еще могу быть вам полезной в качестве фрейлины.

Сэр Лайонел только презрительно фыркнул:

— Каким же образом, позволь тебя спросить?

— Вступив в свиту леди Анны Рочфорд.

Есть! Стрела попала в цель! Глаза его загорелись неподдельным интересом. Стараясь говорить как можно убедительней, я поведала ему свой замысел:

— С каждым днем окружение леди Анны становится все более многочисленным. В него теперь входят многие из тех, кто раньше служил королеве Екатерине. Леди Анне будет лестно заполучить в свою свиту одну из ближайших фрейлин принцессы Марии. Она сочтет это верным знаком победы своей партии.

Я не имела ни малейшего представления о том, был ли в моих словах хоть один гран правды, но они заставили сэра Лайонела задуматься. Теперь мой опекун явно что-то прикидывал в уме. Я едва могла дышать, пока он взвешивал все преимущества моего предложения и выискивал в нем недостатки.

— Если мне удастся пристроить тебя в свиту леди Анны, я сделаю это, — задумчиво произнес он, — но сначала мы обвенчаемся.

Я прекрасно понимала, зачем ему нужна эта свадьба — он хотел заполучить все мое наследство на веки вечные. Но, с другой стороны, пока я не замужем ни за кем другим, он и так распоряжается моими землями и имуществом.

Я решила выложить свой последний и самый весомый аргумент: