По сталинскому мнению, сложившемуся летом 1942 года, решающее сражение приближалось. В начале августа Ставка приняла решение разделить Сталинградский фронт на два – Сталинградский и Юго-Восточный фронты. Собственно Сталинград оказался в расположении Юго-Восточного фронта, тогда как Сталнградский фронт был развёрнут севернее и западнее города вдоль Дона. Ерёменко был назначен командующим Юго-Восточного фронта, а новый Сталинградский принял под командование генерал Гордов. Это способствовало лучшей координации обороны Сталинграда. 9 августа Ерёменко стал командовать обоими фронтами. В директиве об этой новой командной структуре Сталин побуждал Ерёменко и Гордова объединить их умы. Он писал, что «оборона Сталинграда и поражение противника… имеют решающее значение для всего советского фронта. Верховное командование приказывет вам не жалеть усилий и идти на любые жертвы для защиты Сталинграда и уничтожения врага».
Черчилль в Москве.
В то время, как немцы приблизились к Сталинграду, Уинстон Черчилль прибыл в Москву в августе с плохими новостями: второй фронт не будет открыт в Европе в 1942 году. Ранее Черчилль заявил, что, так как Британия несёт большие потери, то арктические конвои в Россию временно прекращаются. Это был жестокий удар для Сталина. Это означало, что в ближайшей перспективе никакой помощи восточному фронту, находящемуся под немецким ударом, не будет.
Сталин оказывал давление на Черчилля по поводу второго фронта с тех пор, как началась война. В Британии, США и других союзных странах Коминтерн проводил массированную кампанию за открытие второго фронта во Франции. В мае-июне 1942 года Молотов посетил Лондон и Вашингтон с главной целью обеспечить англо-американское обязательство открыть второй фронт, как только это станет возможным. Результатом было англо-советское коммюнике от 12 июня, заявившее, что «достигнуто полное понимание по неотложным задачам открытия второго фронта в Европе в 1942 году». Эта декларация была повторена в советско-американском коммюнике, опубликованном в тот же день.
Cообщение, содержавшееся в обоих коммюнике по сталинскому настоянию, породило ожидание, что второй фронт во Франции действительно будет открыт в 1942 году. Газета «Правда» в передовице от 13 июня превозносила декларацию, как значительное усиление антигитлеровской коалиции, и объявляла 1942 год годом «окончательного поражения гитлеровских полчищ». 18 июня Молотов доложил Верховному Совету о результатах своей поездки в Британию и США. Молотов сказал, что декларация «имеет большое значение для народа Советского Союза, так как открытие второго фронта создаст непреодолимые трудности для гитлеровских армий на нашем фронте. Мы надеемся, что наш общий враг почувствует полную тяжесть возросшего военного сотрудничества трёх великих держав». Согласно официальному сообщению это заявление было приветствовано бурными аплодисментами.
В приватной обстановке, однако, Молотов был более пессимистичен о перспективе второго фронта. В соответствии с декларацией Британия вынесла предостережение, что в то время, как ведётся подготовка к высадке на континент в августе-сентябре 1942 года… «мы в действительности не можем ничего обещать, но после подготовки, как только появится возможность… мы не колеблясь приведём наши планы в действие». В беседе с Молотовым, Черчилль пояснил, что это означает в лучшем случае высадку шести дивизий на континент, за которой последует более широкое вторжение в 1943 году. Заключением Молотова в докладе Сталину было, что «британское правительство не даёт никаких обязательств открытия второго фронта в этом году, но делает оговорку, что идёт подготовка пробной десантной операции».
После доклада Молотова Сталин принял решение на проведение сильного наступления в 1942 году, несмотря на поражения под Харьковом и в Крыму. В этом контексте подходило любое обязательство по второму фронту. Лучший вариант, чтобы высадка произошла и привела к откату вермахта на запад. В худшем варианте угроза высадки хотя бы удержит Гитлера от передислокации войск из Западной Европы на восточный фронт. При любом раскладе Сталин полагал, что публичное обязательство по второму фронту окажет политическое давление на западные правительства по продвижению вперёд такой операции. В середине июля, однако, ситуация на восточном фронте стала решительно ухудшаться, и Сталин снова стал смотреть на второй фронт, как на критический фактор в исправлении военного положения.
Новое немецкое наступление на юге сделало более срочными советские дипломатические усилия для убеждения западных союзников выполнить обещания по открытию второго фронта. 23 июля Сталин лично написал Черчиллю, что обеспокоен «открытием второго фронта в Европе. Я опасаюсь, что дело приняло неподходящий оборот. Рассмотрев положение на советско-немецком фронте, я заявляю, что советское правительство не может допустить, что второй фронт будет отложен до 1943 года». Черчилль ответил предложением провести совещание, на котором он может рассказать Сталину об англо-американских планах военных действий в 1942 году. Сталин согласился встретиться с Черчиллем, но просил премьер-министра прибыть в Москву, так как он сам не может покинуть Москву в такое критическое время, так как заменить его некем.
Перспективы совещания были туманны. Перед прибытием Черчилля в Москву советские разведчики в Британии и США докладывали, что англо-американцы не откроют второго фронта в Европе в 1942 году и взамен планируют большую военную операцию в северной Африке. Сходная пессимистическая картина была очевидна из докладов сталинского посла в США Максима Литвинова, который писал, что в то время, как Рузвельт предпочитает открыть второй фронт во Франции, Черчилль не согласен с этой идеей и убеждает президента вместо этого начать действовать в северной Африке.
7 августа Иван майский, советский посол в Лондоне, направил Сталину послание о намерении Черчилля отправиться в Москву. Весьма вероятно, писал Майский, это будет сделано с целью: первое, для успокоения развёрнутой в Британии агитации за открытие второго фронта. Второе и наиболее позитивное, обсудить единую стратегию союзников для победы над Германией. Третье, убедить Сталина, что второй фронт в Европе в 1942 году невозможен и нежелателен. Черчилль, согласно Майскому, не уверен в перспективности для британских военных добиться последовательности побед где-либо, кроме северной Африки и Ближнего Востока, отсутствие которых нанесёт чувствительный удар по его положению.
Майский также упоминает в послании вопрос, который продолжал волновать Сталина: Британия надеется ослабить обоих, Германию и Советский Союз. Да, говорит Майский, но буржуазная Британия, особенно Черчилль, боятся победы нацистов и высматривают пути помощи Советскому Союзу не открывая второго фронта. В заключение Майский сделал замечание, что поскольку неправдоподобно, что позиция Черчилля по втрому фронту изменится, советская сторона должна сосредоточиться на «второй линии» требований, таких, как увеличение поставок, и использовать визит, чтобы начать «ковать единую стратегию, без которой победа невозможна».
Черчилль прилетел в Москву 12 августа в сопровождении Аверелла Гарримана, рузвельтовского координатора по ленд-лизу в Лондоне, который пожелал присутствовать. Эта пара прибыла на встречу со Сталиным в тот же вечер. Беседа началась с обмена мнениями о военном положении. Черчилль говорил о ситации в Египте, в то время, как Сталин сказал, что новости нехорошие, и что немцы прикладывают огромные усилия, чтобы захватить Баку и Сталинград. Он не знает,куда конкретно они направят удар такого большого количества войск и танков вместе с венгерскими, итальянскими и румынскими дивизиями. Он был уверен, что они собрали войска со всей Европы. В Москве положение хорошее, но он не может гарантировать, что русские будут в состоянии выдержать немецкое наступление.
Черчилль спросил, начнут ли немцы новое наступление в районе Воронежа, или на севере? Сталин ответил, что «исходя из протяжённости фронта, существует реальная возможность для Гитлера перебросить 20 дивизий и создать сильный атакующий кулак». Дискуссия после этого вернулась к открытию второго фронта. Черчилль объяснил, что невозможно захватить Францию в 1942 году через Па-де-Кале, так как нет достаточной подготовки для проведения десантной операции на укреплённом побережье. Согласно американскому докладу о разговоре, Сталин «сделался урюмым» и предлагал различные альтернативы, такие, как захват островов в проливе. Черчилль ответил, что такие действия наделают больше зла, чем добра и повлекут расход ресурсов, которые лучше использовать в 1943 году.
