Сталин отреагировал на ухудшение военной ситуации вызовом Жукова из Ленинграда в Москву 5 октября, и 10 октября назначил его командующим Западным фронтом. 5 октября Ставка приказала сформировать 10 резервных армий восточнее Москвы. В ходе московской битвы около 100 дивизий были перемещены на центральный сектор фронта, включая 9 с Дальнего Востока, так как Сталин был уверен, что Япония не присоединится к немецкому вторжению на этой стадии.
Не смотря на эту концентрацию сил, были составлены планы частичной эвакуации советской столицы, которая начала выполняться 15 октября. Среди первых эвакуировались в Куйбышев, расположенный в 500 милях на юго-восток от Москвы на реке Волге иностранные дипломаты и журналисты, персонал наркомата иностранных дел и наркомата обороны. Большинство сотрудников Ген. штаба переместилось в Арзамас, находившийся между Москвой и Куйбышевом. Берия приказал составить план взрыва главной части города, если возникнет такая необходимость. Это были меры предосторожности, и они вовсе не означали, что Москва будет захвачена немцами, но они вызвали вспышку диких слухов и общую панику среди части населения, которое начало спасаться бегством из столицы по собственному решению. Нервы были успокоены радиообращением от 17 октября А.А. Щербакова, московского партийного вождя, который заверил граждан, что Сталин остаётся в столице. Ситуация стабилизировалась после резолюции ГКО от 19 октября, которая объявила об осадном положении, о введении комендантского часа и передачи обеспечения безопасности в городе в руки бериевского НКВД. Несмотря на всё это, писали о так называемом «большом драпе» огромного большинства обычных московских жителей, оставшихся «непоколебимыми» перед лицом неминуемой немецкой угрозы столице. Среди защитников советской столицы в октябре-ноябре 1941 года были 5 дивизий добровольцев, которые были плохо обучены и плохо экипированы, и которые понесли экстремально высокие потери во время сражения с немцами. Другие полмиллиона гражданских лиц в московском регионе помогали на строительстве оборонительных сооружений вокруг города.
Когда Жуков принял меры по обороне города, планировалась оборонительная линия, которая проходила через Можайск в 75 милях западнее Москвы. Но Жуков также составил планы оборонительных позиций вплоть до города. В конце октября немцы стремились прорвать, или обойти можайскую линию и устремиться на Москву с северо-запада и с юго-запада, так же, как и прдвинуться в центре. В начале ноября вермахт находился в 50 милях от советской столицы, но не мог совершить решающий прорыв. Это был момент, когда Сталин сделал собственный, возможно решающий вклад в защиту Москвы от немцев. Это было ежегодное празднование годовщины большевистской революции, традиционно отмечаемое речью партийного вождя и военным парадом на Красной площади. Согласно Жукову, 1 ноября Сталин спросил его, позволит ли ситуация на фронте нормально провести торжество? Жуков ответил, что немцы не в состоянии начать большое наступление в следующие несколько дней. Однако, так как существовала опасность немецкой бомбардировки, традиционный митинг накануне годовщины был проведён в метро на станции Маяковская.
Сталин воспользовался случаем и сделал мастерское представление. С врагом у ворот Москвы, он смог отрешиться от серьёзной опасности. Действительно, он откровенно признал все территориальные потери. Но Сталин указал, что стратегия блицкрига вермахта провалилась и спросил, почему «молниеносная война» достигла успеха в Западной Европе, но не в Советском Союзе? Для этого, сказал Сталин, есть три причины. Первая: провал попытки втянуть Великобританию и США в антибольшевистскую коалицию. Вторая: немцы расчитывали на дестабилизацию и ненадёжность советского фронта – на классовые, и этнические противоречия, ведущие к быстрой дезинтеграции СССР. Третья: немцы недооценили силу Красной Армии и её способность к восстановлению морального духа, и ведению эффективной оборонительной войны на собственной земле. Взглянув на причины «временных неудач» Красной Армии, Сталин высветил два фактора: отсутствие второго фронта в Европе и недостаток танков.
Затем он обратился к политике и идеологии «гитлеровских захватчиков». Они не националисты или социалисты, сказал Сталин. Факт, что «режим Гитлера является копией реакционного режима, который существовал в царской России. Хорошо известно, что гитлеровцы подавляют права рабочих, права интеллектуалов и права наций так же легко, как царский режим подавлял их, и что они организовали средневековые еврейские погромы так же, как царский режим организовывал их. Гитлеровская партия, есть партия врагов демократической свободы, партия средневековой реакции и (антисемитских) средневековых погромов». Сталин подчеркнул, что «немецкие заговорщики хотят войны на истребление народов СССР» и осветил, в частности, угрозу истребления «великой русской нации» и её культуры. Сталин опроверг нацистские притязания на любые параллели между Гитлером и Наполеоном, кроме может быть того, что император действительно хотел уничтожить Москву до отступления армии из России.
Согласно Сталину: «Наполеон сражался против армии реакции и объединялся с прогрессивными силами, тогда как Гитлер… объединяется с силами реакции и сражается с прогрессивными силами». Это утверждение было частью сталинских аргументов, что немецкий тыл был не стабилен и являлся объектом сопротивления прогрессивных сил, как в Германии, так и в оккупированной нацистами Европе. Но что предрекает действительную гибель Гитлеру, отметил Сталин, так это американо-британо-советская коалиция, могущественная экономика альянса, которая выиграет «войну моторов»: «Война будет выиграна той стороной, которая обеспечит преимущество в производстве моторов». Сталин заключил определение борьбы с Гитлером, как справедливую войну, борьбу за освобождение «порабощённых народов Европы» так же, как и Советского Союза.
На следующий день, 7 ноября 1941 года, Сталин обратился к войскам, участвовавшим в параде на Красной площади. Ситуация была серьёзной. Сталин сказал им, что советский режим видел даже бОльшие трудности в прошлом:
«Вспомните 1918 год, когда мы праздновали первую годовщину Октябрьской революции. Три четверти страны было в руках иностранных интервентов. Украина, Кавказ, центральная Азия, Урал, Сибирь и Дальний Восток были временно потеряны для нас. Мы не имели союзников. Мы не имели Красной Армии… Заканчивались еда, вооружение… 14 государств выступили против нашей страны. Но мы не унывали, мы не отчаялись. В огне войны мы выковали Красную Армию и превратили нашу страну в военный лагерь. Дух великого Ленина воодушевлял нас… И что случилось? Мы изгнали интервентов, вернули наши потерянные территории и добились победы».
В заключение Сталин вернулся к патриотической теме, призывая прежнюю Россию бороться с иностранными захватчиками:
«Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте достойны этой миссии. Берите в пример мужественные образы наших великих предков – Александра Невского (который победил шведов), Дмитрия Донского (который бил татар), Кузьму Минина и Дмитрия Пожарского (которые изгнали поляков из Москвы), Александра Суворова и Михаила Кутузова (русского героического генерала наполеоновских воин) – которые будут вдохновлять вас в этой войне. Пусть знамя победы великого Ленина будет вашей путеводной звездой».
В последующие годы было много комментариев по поводу специфического русского патриотического содержания этой речи. Александр Верс, например, писал: «Сталинская Святая Русская речь». Однако, как Верс также отмечает, патриотизм Сталина не представлял собой ничего нового. Он долго позиционировал себя, как националиста, как государственного строителя и государственного защитника. Особенно, когда русская патриотическая тема была актуальна и когда везде отношение к советской системе и СССР улучшилось из-за дружеского отношения к русскому народу. Что было действительно поразительно в этой речи, так это полное отсутствие упоминания советской коммунистической партии большевиков. Сталин не отбросил коммунистическую партию, отнюдь нет, партия осталась ключевым инструментом для военной мобилизации страны. Но умолчание о партии в сталинской речи указывало, что он видит патриотическую сплочённость, простирающуюся дальше, чем сплочённость вокруг коммунистической идеи.
