Более того, в качестве отдельного личного мнения в документах нередко высказывается мысль о превосходстве японцев над европейцами в некоторых сферах. Особенно часто с восхищением говорится о безукоризненной чистоте, соблюдаемой японцами буквально во всем. И не случайно одним из центральных требований, которые Валиньяно в рамках своей новой концепции предъявляет к падре, является соблюдение ими чистоты в быту и в приготовлении пищи.
Следствием признания прав японцев на собственную культуру является решение начать воспитание местного, японского духовенства. Начало этому было положено куратором в первый же приезд. Как уже говорилось, он основал ряд учебных заведений, куда принимались японские юноши.
С целью скорейшего претворения в жизнь принципов новой политики Валиньяно в 1580 году пишет трактат «Предупреждения и предостережения по поводу обычаев и нравов, принятых в Японии». [14]Фактически это свод правил поведения для священников. Он написан на португальском языке, и это не было случайностью — большинство миссионеров были португальцами.
Луис Фройс, отчасти выразивший и официальную точку зрения, так оценивает появление трактата:
«Оставил также падре и наставления по поводу того, каким образом мы должны относиться к обычаям и церемониям, и о том, как принято вести себя в этих землях. Вещь весьма нужная для самих японцев, чтобы знали они, как жить в наших домах и чтобы мы могли лучше с ними сосуществовать: потому как немаловажно, чтобы мы в их глазах были достойными уважения. Из-за того, что обычаи и церемонии этих земель так отличаются и даже противоположны принятым в Европе, у нас до сих пор не было предписаний насчет того, как мы должны себя вести в их отношении, были помимо определенного замешательства, вызванного этой ситуацией, и другие, нежелательные следствия нашего незнания их обычаев и традиций, провоцирующие некоторые разногласия во взглядах и ограничивающие плодотворность наших усилий. Все это — из-за противоречий в их и наших обычаях. Он распорядился, чтобы мы во всем придерживались присущего японцам и принятого в Японии образа действий. Для этого он изложил некоторые предостережения, с помощью которых мы должны будем ознакомиться с обычаями и манерами поведения. И благодаря им, а также правилам, которые он нам оставил, чтобы хранились в каждом нашем доме и каждом приходе, чтобы достичь единообразия, а также благодаря их изучению, возрастет во много раз сплоченность усилий среди нас и плоды, и почитание Святого закона среди японцев». [15]
Подчеркнем, что цель Валиньяно заключается не в описании церемоний, а в оптимизации процесса завоевания достойного места в структуре японского общества. Размышления над этой проблемой приводят автора к сравнительному сопоставлению культуры общения и быта японского и христианского миров. И поскольку это сравнение — одна из первых попыток такого рода осуществленная средневековым европейцем, непосредственно знакомым с японской культурой, то этот материал в наших глазах приобретает особую ценность.
Франсиско Ксавье
ПИСЬМО В ШТАБ-КВАРТИРУ ОРДЕНА. Кагосима, 5 ноября 1549 года
Да пребудет с нами всегда благодать и любовь Господа нашего Иисуса Христа. Господь Бог своей бесконечной милостью привел нас в Японию. В день святого Иоанна [16]после полудня, года 1549, взошли мы на корабль в Малакке, с тем чтобы попасть в эти [японские] земли на судне одного купца язычника, китайца по национальности, который предложил капитану Малакки [17]доставить нас в Японию. Бог одарил нас милостью своей, дав нам очень хорошую погоду. Но поскольку язычниками зачастую движет непостоянство, то после отплытия капитан [корабля] изменил свои планы и не захотел плыть в Японию, высадившись без необходимости на островах, о которых мы говорили. Более всего в этом путешествии нас волновали две вещи: первое — видеть что мы не воспользуемся хорошей погодой, которую нам даровал Бог, помимо этого, сезон поездок в Японию заканчивался, и мы были бы принуждены провести зиму в Китае, ожидая погоды; [18]второе — продолжительные и многочисленные обряды и пожертвования, которые капитан и другие язычники посвящали идолу, которого везли с собой на корабле, и мы не могли запретить им это. Много раз они кидали жребий, спрашивая, можно ли плыть в Японию или нет, и долго ли будет дуть нам попутный ветер, и иногда, как они [язычники] нам говорили, расклад был благоприятным, а иногда — неблагоприятным, и сами они верили [жребию]. В ста лигах [19]от Малакки, по пути в Китай мы высадились на острове, где смогли убедить их [отправиться в Японию], они [запаслись] дополнительной древесиной, необходимой для [плавания по] бурным водам Китайского моря; сделав это, они снова стали кидать жребий и, принеся сначала множество пожертвований идолу и отслужив множество молебнов, спросили, будет ли нам попутный ветер или нет, и ответ был однозначен, что будет нам хорошая погода и что не должны мы более мешкать. И тогда подняли мы якоря и натянули парус — и все были очень рады: язычники — веря идолу, которого везли с собой и которому выказывали глубокое почтение, зажигая подле него свечи и окуривая его благовониями, а мы — веруя в Бога, творца неба и земли, в Иисуса Христа, сына его, любя и служа которому, мы отправились в эти края, чтобы приумножить святую веру в него. По пути [язычники] снова решили кинуть жребий и спросить у идола, должен ли был корабль, на котором мы плыли, повернуть обратно в Малакку, и ответ был, чтобы ехали в Японию, а не возвращались в Малакку. И тут возникло в них желание не ехать в Японию, а перезимовать в Китае, дожидаясь следующего года. Чего только не довелось нам претерпеть в этом плавании, ведь [решение вопроса] ехать нам в Японию или нет, было в руках дьявола и его слуг потому как те, кто командовал и управлял кораблем поступали только так, как он [дьявол] через жребий им говорил.
Продолжая наш путь, но не доехав до Китая, мы находились неподалеку от Кочина. Тогда накануне дня святой Магдалины случилось два несчастья. В огромном море разыгралась буря. Корабль сильно раскачивало из стороны в сторону, мы стояли на якоре, и случилось так, что один из наших спутников, китаец Мануэль, проходя мимо открытого, по чьей-то небрежности, корабельного насоса, не удержался и упал в него. Все мы подумали, что он умер, так как [удар] от падения был сильным и в насосе было много воды. Но по желанию Господа Бога нашего он не умер, но ушиб голову и оказался по грудь в воде. Затем он болел из-за глубокой раны головы, так что мы ухаживали за ним, забыв о себе. Господь Бог захотел дать ему здоровье, но и по его выздоровлению сильный шторм не утихал, раскачивая судно. И случилось так, что дочь капитана упала за борт, а поскольку море сильно бушевало, мы не могли ей помочь, и на глазах отца и всех остальных она у тонула. Столько было плача и стонов в тот день и в ту ночь, что сердце сжималось от жалости, видя такую скорбь в душах язычников и опасность для жизни всех тех, кто находился на этом судне. После всего в тот день и в ту ночь, не отдыхая, принесли [язычники] большое количество жертв и отслужили множество молебнов идолу, убив множество птиц и преподнеся ему [идолу] пищу и напитки; и во время гадания спросили, что стало причиной смерти девушки. И вышло в ответ что не умерла бы она и не упала бы в море если бы наш Мануэль, который упал в насос, умер. Что бы стало с нашими жизнями, находящимися в воле дьявола, во власти его слуг и министров? Что стало бы с нами, если бы Бог позволил ему делать нам все то зло, которое он [дьявол] нам желал?
…Когда море утихло, мы подняли якоря и парус и, полные печали, продолжали наш путь. Через несколько дней приплыли в Китай, в порт Кантон. Было похоже, что все, — и капитан, и моряки, — собирались здесь зимовать, только мы были против, упрашивая их и угрожая написать капитану Малакки и рассказать португальцам, как они нас обманули, не захотев исполнить обещанное. По воле Господа Бога нашего возникло в них желание не задерживаться более на островах Кантона, мы подняли якорь и отплыли в направлении Циньчао. Через несколько дней при попутном ветре, который послал нам Бог, мы прибыли в Циньчао, который является одним из китайских портов. Готовясь войти в порт с целью перезимовать, поскольку сезон поездок в Японию заканчивался, мы получили известие о том, что в этом порту много грабителей и что, если мы войдем в него, нас ждет большая беда. Получив это известие и видя, что корабли Циньчао находятся в лиге от нас, капитан, почувствовав грозившую опасность, решил не заходить в Циньчао. Ветер не позволял вернуться в Кантон и направлял нас в сторону Японии. Так, против своей воли капитан корабля и моряки были вынуждены плыть в Японию. Так что ни дьявол, ни его помощники не смогли помешать нашему приезду. И привел нас Бог сюда, в эти земли, к которым мы так стремились, в день святой Девы Марии в августе 1549 года. Мы высадились в порту Кагосима, [20]поскольку не могли высадиться ни в одном другом порту Японии. Это родина Паулу де Санта Фе, [21]где нас встретили с большой любовью как его родственники, так и те, кто таковыми не являлся.
