Ленка опомнилась? С чего бы… Как «ушли» его с работы, так и она помахала ручкой. И Темку прихватила, зараза. Сколько ж он не видел сына? Да, уже около четырех месяцев… Нет, это не Ленка. И стиль не ее. Ясно одно – пишет мужик. Но кто?!

– Надо просто набрать номер. И все, – пробурчал он себе под нос и придвинул ближе телефонный аппарат.

– Стоп! Стоп-стоп-стоп! Кретин! С чего я взял, что поздравляют меня? Имя не указано, как и фамилия, даже клички-прозвища никакого! И подписи нет. И обращение: «дружище», так меня уже лет двадцать никто не называет… Ишь ты, как повезло моему близнецу, дар какой-то ему приготовлен… и горазд в мой день рождения.

С потухшим взглядом он прошаркал на кухню и вернулся с тряпкой. Старательно протер капли разлитого кофе, бросил тряпку в угол дивана и машинально стал собирать в стопку просмотренные газеты.

Дошла очередь и до курортного еженедельника. Бросив напоследок угрюмый взгляд на чужое поздравление, он аккуратно стал складывать разрозненные листы постранично.

До газетного киоска ровно восемь шагов. Обычной февральской слякоти нет уже неделю, как, впрочем, и снега. Не глядя в висевшее в прихожей зеркало, он надел старую коричневую куртку, взял пустой полиэтиленовый пакет и, вернувшись в комнату, вложил в него стопку сегодняшних газет. И – как был в тапках – вышел на улицу.

Валентина – милая киоскерша со слегка увядшим лицом и добрыми глазами приняла назад все прочитанные им этим утром газеты. В отличие от сменщицы, которая не позволяла устраивать «читальный зал» даже на месте у киоска, Валя понимала, что на такой кипе свежей прессы и состоятельный человек разорится. А что говорить о «временно не работающем», прозябающем на пособие?.. Поэтому она не очень-то и удивилась, когда ее постоянный «читатель» не только не положил на протянутую стопку традиционное яблоко или шоколадку, но даже и словом не обмолвился. Вот и ногу, бедолага, недавно обварил, когда чай заваривал. Слава богу, почти зажило… Да, холостяцкое житье-бытие не сахар… Жалко парня, нестарый, образованный, из тех, кто просто не вписался в резкий постперестроечный поворот.

За последние две недели (из-за ноги конечно же) Горин открыл для себя дневные региональные телепередачи, посвященные, как правило, встречам с известными гостями курорта – звездами и кометами российской эстрады, науки, искусства. Прежде, востребованный жизнью, Горин едва успевал (но успевал!) следить за центральной прессой. Что же касается «ящика», то он, как правило, ограничивался анонсами вечерних новостей. Местные же передачи с давних пор вызывали у него нечто вроде аллергии. Впрочем, за последние месяцы на местном канале как-то вдруг исчезли ширококостные гренадерши, появилось несколько свежих и привлекательных девиц и вместе с тем – масса свободного времени. Среди тележурналистов он выделил Арсения Данилова. Как раз сегодня его очередь вести «Кавминводские вести». Горин машинально врубил местный канал и отправился на кухню греть остывший и так и не выпитый кофе.

…Вид из окон был лучшим украшением его угловой двухкомнатной квартиры. Величественная корона воспетого Лермонтовым Бештау каждое утро безупречно выполняла функцию камердинера графа Сен-Симона – вставайте, вставайте Горин, вас ждут великие дела!

Горин вставал так почти двадцать лет. Результат – два новых санаторных корпуса в Пятигорске, сорок восемь отреставрированных домов девятнадцатого столетия на Кавминводах и восемнадцать мостов, разбросанных по Югу России…

Последнее время «здравица камердинера» раздражала его по утрам, он даже стал стелить себе на диване в гостиной. Вместе с лучами солнца теперь Горина будил ласковый взгляд курчавой покорной Машук, который и прежде манил его своими терренкурами, целебным горячим чревом Провала, густым ароматом хвои, листьев и трав.

– Февраль-февраль, ужасный враль, – срифмовал Горин, стоя с чашкой кофе у окна гостиной. – Где же твои снежные покровы, приятель? В прошлом году мы с Темкой катались со склонов Машука на санках, вроде бы еще вчера гуляли все вместе по городу, и Темка подбегал к перилам моста на местном «Бродвее» и спрашивал, тыча варежкой вниз, на бирюзовые и охро-золотистые фасады зданий: папа, папа – это тоже ты построил?..

«Случайностей как таковых не бывает. Они закономерны», – чья-то фраза в эфире вывела его из задумчивости. Он повернулся к Машуку спиной, залпом допил вновь остывший кофе и сел на любимый продавленный диван.

Какой-то новоиспеченный академик, очередной жонглер фразами, вздохнул Горин, глядя на импозантного собеседника Арсения.

Словно подслушав его мысли, Арсений перебил визави: это так все расплывчато, уважаемый Михаил Данилович. Мы так часто кутаемся во фразы, баюкаем себя ими, гипнотизируем и других, и себя фразами на все случаи жизни, что жизнь недоуменно проходит мимо…

– Это мы, молодой человек, зачастую проходим мимо жизни, – вдруг оживился седовласый гость программы. – Мимо чудесного случая и, опомнившись, кусаем потом локти. Но зачастую за суетой-маетой даже не видим подарков судьбы. И она проносит их мимо…

– Это что-то из личного опыта? – перебил журналист…

– Мимо, мимо, – пробормотал Горин, – проносит мимо… – и вдруг вскочил, уже второй раз напугав кота, и прошлепал в прихожую. Там, не задерживаясь, накинул куртку и похромал в тапках к газетному киоску.

Валентина недоуменно уставилась. Тут Го рин выложил пятирублевую монету и произнес: «На Водах». Валя только развела руками, раскупили дескать, и добавила с несвойственной ей сварливостью: «Время-то уже – второй час!» Но, глядя на обескураженное лицо Горина, посоветовала дойти до другого киоска, через одну остановку. Горин глянул на свои тапки, повернул было к подъезду, но, махнув вдруг рукой, пошлепал к трамвайной остановке.

Валентина с удивлением смотрела вслед…

Через сорок минут, благо все в курортном городке поблизости, Горин сидел уже на своей кухне, где томился только что заваренный чай, и намазывал половинку макового бублика сливочным маслом. Рядом на оберточной бумаге розовели толсто нарезанные ломтики «Докторской». На столе лежал свернутый вчетверо (по размеру внутреннего кармана куртки) давешний еженедельник «На Водах».

Согревшись и подкрепившись, Горин прошел с газетой в гостиную и стал набирать одиннадцатизначный номер загадочного абонента.

Арсений

Пятигорск, за неделю до описываемых событий

Трубка пропела голосом Таи:

– Санаторий имени Лермонтова, регистратура…

– Тая, это снова я, есть ли кто в нынешнем заезде?

– А, Сенечка, здравствуй. Нет, мой хороший, контингент все тот же. С космонавтами ты уже беседовал… А! Разве что тебя заинтересует Мар-маров? Но его разместили не у нас в корпусе, а на даче, в апартаментах. Захочет ли он вообще встречаться с прессой? Сомневаюсь…

– Не сомневайся Таечка. Его телефон?.. Тая продиктовала номер и, как обычно, бросила: «Смотри, если что, я тебе ничего не говорила».

С Таей я познакомился, когда она еще работала в Кисловодске – в дни своей студенческой практики, которую я проходил в местной курортной газете «Союзная здравница» в самом конце восьмидесятых. Тогда на отдых в Кисловодск приехал Гарри Каспаров. Гонимый в то время «Советским спортом», он отгородился от всех на знаменитой даче санатория имени Орджоникидзе. И в первую очередь от СМИ. Даже союзная TV-программа «Время», говорят, получила от ворот поворот. Но, как я убедился позже, у Таечки – легкая рука. Встреча с опальным тогда чемпионом мира прошла, как говорили в советские времена, в теплой и дружественной обстановке. Наша беседа заняла две полуторачасовые кассеты, которые я до сих пор храню в своем архиве… И вот уже лет пять в каждом санатории региона действует, как минимум, тройка завербованных мной патриотов местной прессы. Впрочем, санаторий имени Лермонтова – исключение: здесь хватает одной Таи.