В “Ковент-Гарден” я дебютировал и в “Пая¬цах”. Приглашенная в последний момент Маргери-та Кароэио, очень красивая и очень известная соро¬калетняя певица, разучила партию Недды за одну ночь. В Лондоне же появился еще один признак начинающегося успеха: фирма грамзаписи “His Masters Voice” записала мою первую пластинку.
С тех пор моя карьера продолжалась без перерыва почти тридцать лет. Следующий, 1947 год стал для меня рекордным. Я выступил 107 раз, спев однажды за 50 дней 22 раза, и про¬ехал от Северной Европы до Южной Америки. После долгих лет нужды и несчастий все это походило на фантастику. Тогда же мне достался потрясающий контракт на гастроли в Бразилии с невероятным по тем временам гонораром — четы¬реста семьдесят тысяч лир за выступление. В те годы Рио-де-Жанейро внешне выглядел сказочно богатым городом. На тех, кто, вроде нас, приез¬жал из разоренной войной и мрачноватой Евро¬пы, он производил впечатление символа триум¬фа жизни и надежд.
В Рио тоже возникли сомнения относитель¬но моего хрупкого телосложения. В течение всей первой ночи после нашего прибытия орга¬низаторы обзванивали по телефону солистов и маэстро Де Фабрициса, тревожно вопрошая, как сможет юноша, который весит всего шесть¬десят пять килограммов, выдержать оперу “Андре Шенье”. Поэтому на следующее утро перед ре¬петицией маэстро попросил меня не щадить го¬лос. Так я и сделал. Моя “Импровизация” бук¬вально сразила всех, и после первого показа руководство Муниципального театра попросило удвоить количество спектаклей.
Бразильские гастроли прошли чрезвычайно приятно. В считанные дни я подготовил новый ре¬пертуар и спел ‘Трубадура”, “Мефистофеля” и “Гуарани”. В “Гуарани” я понравился настолько, что меня решили увековечить на большой фото¬графии, в костюме моего персонажа, одетым, а точнее, раздетым по-индейски, и поместить это изображение в музее Муниципального театра. Не¬прерывно кто-нибудь из прекрасного мира “або-ригенов” жаждал заполучить меня в гости. Однаж¬ды Габриэлла Безанцони, бывшая певица, кото¬рая вышла замуж за бразильского бизнесмена и теперь жила на вилле будто из “Тысячи и одной ночи”, пригласила всю труппу в необычный мест¬ный ресторан, где подавали куски жареного мя¬са колоссальных размеров. То количество мяса, которое лежало у меня на тарелке, можно было съесть в Италии периода войны, пожалуй, месяца за два, Тяга к роскоши вообще отличала высшее общество Рио, в котором Габриэлла занимала вид¬ное место. Она владела фантастическими драго¬ценностями. Как-то Безанцони потеряла в театраль¬ной ложе бриллиант в двенадцать каратов, не выказав при этом ни малейшего беспокойства. Впрочем, все логично: она владела двумя самыми крупными в мире бриллиантами, а также множест¬вом изумрудов и рубинов, которые меняла каж¬дый вечер в зависимости от спектаклей и платьев.
В 1947 году я выступал и в других странах. В бельгийском городе Шарлеруа я пел для италь¬янских шахтеров. В Стокгольме я исполнял “Тос¬ку” и “Богему” при участии Тито Гобби и Мафальды Фаверо.
LA BOHEMA 1947-3 & 4 June Royal Opera House, Stockholm, with Favero, Gobbi, Serpo, cond. Grevillius
Из Милана в Стокгольм мы десять часов летели на оставшейся после войны “Дакоте”. Сверху был видент Мюнхен. Он все еще пред¬ставлял собой обширное нагромождение руин. В Швеции нас принял посол Белэрди-Риччи, милый и любезный человек, которого мне хочется помянуть здесь, так как несколько дней спустя он трагически погиб в своем собственном каби¬нете от руки безумца, зарезавшего его ножницами.
Театры уже оспаривали меня. Но я еще не вы¬ступал с Тоскамини, Возвратившись из Женевы, где пел в “Бале-маскараде”, я повстречался в кафе “Биффи-Скала” с маэстро Вотто, и тот со¬общил, что намерен предложить мою кандида¬туру Тосканини для участия в концерте, посвя¬щенном открытию только что восстановленного театра “Ла Скала”. Вотто, первый ассистент Тос¬канини, объяснил, что без прослушивания не обойтись. Но я не согласился, будучи убежден, что Тосканини-тяжелый и неприятный чело¬век, как гласила легенда. Я не хотел рисковать карьерой, имевшей столь блистательное нача¬ло. Моему большому поклоннику Вотто так и не удалось меня уговорить.
Кафе “Биффи-Скала” на рубеже 1940-х и 1950-х годов заслуживает особого упоминания. Здесь собирались музыканты и литераторы. Среди завсегдатаев кафе были и двое будущих лауреатов Нобелевской премии по литературе, Монтэле и Квазимодо. Монтале работал тогда в газете “Коррьере делла сера” и в “Биффи-Скала” реализовал свою любовь к музыке (у него был бас, и, кстати, совсем недурной для любителя).
Впервые я вышел на сцену театра “Ла Скала” в январе 1949 года. Исполнялась “Манон Леско” под руководством Вотто. Спустя несколько ме¬сяцев маэстро Де Сабата пригласил меня спеть в оперном спектакле “Андре Шенье” памяти Джордано.
ANDREA CHENIER – La Scala - 1949 – 06.03.1949 – with Tebaldi, Silveri, Barbieri – Victor De Sabata
Вместе со мной выступала Рената Тебальди, ставшая звездой “Ла Скала” после уча¬стия вместе с Тосканини в концерте на повтор¬ном открытии театра. Рената была родом из Пе-заро и еще в юности переселилась в Парму. Однако именно в Пезаро она начала заниматься у Кармен Мелис. Я уже тогда встречался с ней в доме ее двоюродного брата Ренато Альбертини, пытав¬шегося без особого успеха пробить себе дорогу на римской киностудии. Это было во время войны. Ренато Альбертини попросил меня выне¬сти суждение о голосе кузины, и я аккомпаниро¬вал Ренате на фортепиано, когда она пела “Причитание” из “Мефистофеля”, а также “lo son I’umile ancella” из “Адриенны Лекуврер”.
Тебальди было тогда лет двадцать, но ее го¬лос уже обладал неповторимой чистотой и блес¬ком. Разве что не был еще достаточно оформлен в верхних нотах - в чистом “си” и “до”. Я, пом¬нится, похвалил ее и посоветовал добиться полной равноценности звучания по всей гамме. Мне тогда подумалось, что ее голос вполне может сделаться уникальным в оперном мире. И я не ошибся. Перед нашей встречай на сцене “Ла Скала” мы несколько раз виделись с Ренатой в Пезаро. Как-то вечером у нее дома мы пели дуэт из тре¬тьего акта “Аиды”. На ее родственников этот импровизированный концерт произвел боль¬шое впечатление. Я уже был профессиональным певцом, хотя и местного масштаба, Зато несколь¬ко лет спустя Рената стала настоящей звездой. Ее успеху было положено начало именно в Пар¬ме оперой “Друг Фриц”.
Итак, я спел “Аиду”. Я вышел на под¬мостки театра “Ла Скала”. Но впереди была но¬вая цель: “Отелло”. Вначале я разучивал партию из любопытства, затем день ото дня все более тщательно и углубленно. Я раздобыл все грампластинки моих предшественников. Хотелось раскрыть тайну этой фантастической и убийствен¬но трудной оперы, найти новую, иную, не испро¬бованную дотоле интерпретацию. Удастся ли? Вокруг этого вопроса вращались все мои надеж¬ды начала 1950 года. Было известно, что “Отелло” представляет собой настоящий камень преткно¬вения для многих теноров. Даже великие Карузо и Джильи старательно избегали этой оперы на протяжении всей своей карьеры. Мне же она виде¬лась небывалым трамплином для взлета. Глав¬ной проблемой было поверить в себя и дождаться случая. И случай представился в тот же год, ког¬да дирекция театра “Колон” в Буэнос-Айресе, где я уже выступал в 1949 году,
AIDA - 27.05 05.06 - 1949
Callas Maria,Barbieri Fedora, Damiani Victor - Tulio Serafin
TURANDOT - 20,29.05 11,22.06 - 1949
Callas Maria, Arizmendi Helena, Zanin Juan (Rossi Lemeni Nicolas)- Tulio Serafin
LA FORZA DEL DESTINO - 3,8,18,26,30.06 - 1949
Rigal Delia (Bandin Sofia,Rinaldi Mafalda), Guichandut Carlos, Barbieri Fedora (Bartoletti Luisa) - Tulio Serafin
обратилась ко мне с просьбой о том. чтобы наряду с “Тоской”, ‘Травиатой” и “Трубадуром” я спел и “Отелло”. Почти не раздумывая, чуть ли не инстинктивно, я согласился.
