А холодное сердце тиктакает жадно В ненасытных часах на стене, И к стене прижимает меня беспощадно Сердце, бьющееся во мне! И, мельчайшее чадо огромного века — Я приперт, я вмурован живьем В стену прожитых дней, где грызут человека Муки совести ночью и днем!

Голубые мечты моей розовой юности, И охапка надежд золотых, И высокая вера — что в силах я вынести Все во имя порывов святых, И привольная песня, которая спета На заре, в молодые года — Стали пыткой ночной, вымоганьем ответа! И огонь в очаге увядает, как лето, Но вовсю разгорается в небе звезда. Вдохновительница не спать до рассвета!

О небесная, огненнокрылая дочь! Только ты, пролетая, видала, Сколько я лабиринтов сумел превозмочь, Сколько счастья и боли я выплакал в ночь, Сколько сердце мое отстрадало! Не твое ли сиянье цвело между строк Моих детских стихотворений? И не ты ли дитя увела за порог, В океанскую глубь откровений, Где горянка кувшин проносила с водой И на крыше стоял мой отец молодой, И пока я не скрылся за ближней горою, Он смотрел, как я шел за безумной мечтой! Был он царствен в овчинном тулупе своем… Я прочел его мысли! И с песней вдвоем Я пошел по тропе, узкой, словно веревка, Привязавшая к пропасти горный подъем.

Я карабкался, рыскал, бежал за добычей — Как наивный охотник! И вдруг — Проворонил полжизни! С повадкою птичьей Упорхнуло полжизни из рук… Как стремительно тает клубок разноцветный, Меркнут нити, сужается круг!..

Горская легенда

В моем краю, в долине горной, Один певец когда-то жил И рокот славы неповторной Своим талантом заслужил.

Как только он въезжал в аул, Народ от счастья лез на крыши: Восторга неуемный гул Приветствовал посланца свыше:

Ведь выше хана был певец, Который искренним искусством Пронзал толпу живых сердец, Давая волю сильным чувствам!

Он пел для нищих и сирот Во времена событий грозных, Когда он уезжал, народ Вовсю палил из ружей в воздух!

Но вдруг, о ужас, что за весть: Спасая собственную шкуру, Он в песнях расточает лесть Злодею, хану, самодуру!

Быть может, козни подлеца, Угроза страшного удела Толкнули храброго певца На низкое такое дело?!

Но беспощадно и навек Народ отпрянул от бедняги, И больше этот человек Не смог явить своей отваги —

Как ни старался, как ни лез Из кожи вон! Его забыли, Как будто заживо зарыли! Он, словно грязный снег, исчез…

Такой вот горестный рассказ Я от отца слыхал. Но странно — Зачем, как солнце из тумана, Он вспыхнул в памяти сейчас?

Сокровенный час

Если хочется, чтобы умершая мать, Если хочется, чтобы умерший отец, Навестили раздумья твои или сон, Ты не должен для этого крик поднимать И не должен терзать их нетленных сердец, В небо им посылая несдержанный стон.

Ни рыдающих губ, ни заломленных рук! Вздох молчанья глубокого нужен, мой друг. Растворись в тишине — и она не соврет, И, прозрачную мать пропуская вперед, Твой прозрачный отец тихо явится вдруг…

Спросит мать на заре — тайной речью, без слов: «Хорошо ли тебе тут живется, сынок?» И развяжешь, распутаешь столько узлов, Сколько ты без нее никогда бы не смог. Ночью спросит отец: «Хороши ли дела?» Ты ответишь молчком: «Так себе, ничего». И развязку найдешь для такого узла, Что иначе никак не распутать его.

…Сквозь тяжелую землю могилы сырой Прорастут и придут друг за дружкой они. Словно сок тишины под могучей корой, Не дыша и мерцая в глубокой тени, В час глубоких раздумий, полночной порой Приплывут из таинственной глуби они.

Будут тихо, на цыпочках, в двери входить, Будут вечно бояться тебя разбудить. Их улыбка печальна… Они — облака… Посидят у постели твоей на краю, И при этом прозрачная чья-то рука Подоткнет одеяло тебе под бока, Отведет полегонечку горечь твою. …И уйдут потихонечку в вечность свою.

Я слыхал, будто есть у пророка свой час, Когда бог его слышит, а он говорит… Этот час и меня бы от многого спас — От всего, что в бессмысленной спешке горит. Должен все-таки каждый живой человек Сокровенный свой час обрести для бесед, Чтобы, глядя в себя из-под сомкнутых век, Разговаривать с теми, кого уже нет.

Ах, от этого крупно бы всем повезло! Возросло бы Добро, и уменьшилось Зло. До зарезу нам нужен таинственный час, Благотворный, священный для чутких сердец, Чтобы, разом от всей суеты отлучась, Вдруг услышать, как входит прозрачный отец И прозрачную мать пропускает вперед… Кто не слышит умерших, тот — сущий мертвец, В нем душа умерла, а земля не берет!..

***

Мы встретились, как птицы в небесах. Струна, прошу тебя, не раздавайся, Окаменейте, стрелки на часах, Цвети, густая ночь, и раскрывайся.

А вы, мои ревнивые стихи, Не врите ангельскими голосами, Что вы могли бы сами, сами, сами Выделывать такие пустяки — Игра бровей над черными глазами!

А между тем ее бездонный взор Уже играет светлые мотивы Озер и солнца в глубине озер, Впитавших ливня бурные разливы!

А вы, мои ревнивые стихи, Не врите ангельскими голосами, Что вы могли бы сами, сами, сами В такую ночь с закрытыми глазами Ответить на такие пустяки:

Кого считать безвинно виноватым За то, что так трепещет горячо? Мою ли руку на плече крылатом Или ее крылатое плечо?

Мы встретились, как птицы в небесах. Окаменейте, стрелки, струны, строки! Ведь на часах судьбы и на весах Двум жизням равен этот миг высокий!

***

Не сновиденье ты, не сказочная повесть — Сны забываются ведь поздно или рано, А сказки мне известны наизусть. Ты — свет любви, ее живая совесть, Ее незаживающая рана, И боль, и милосердие, и грусть!..

Не блеск надежды, не огонь мечты отважной — Мечты сбываются ведь поздно или рано, И разбиваются надежды так легко! Лишь две мечты имел я, как ни странно: Мечтал я увидать тебя однажды, Увидел — и мечтал увидеть дважды, Так я в мечтах вознесся высоко!

Ты — не из песен, я прошу их быть потише, Когда я пью и не напьюсь твоею речью, Ведь родничок ее — так свеж и говорлив. Ну, кто ты, кто? Не знаю. Не отвечу. Но повторяю, правды нет и выше, Закон природы к нам несправедлив: Зачем живу, пока тебя не встречу, И почему как раз потом я должен Вдруг умереть, тебя не разлюбив?

***

Сначала сбросил конь меня — дорога скверная была, Потом я сам упал с коня — погода скверная была. То сбросит конь, то сам свалюсь, — но что-то не было ни дня. Чтоб я остался на коне! Всю жизнь я падаю с коня.

Ты не пришла ко мне в тот раз — дорога скверная была, Потом опять не добралась — погода скверная была. Сейчас сижу наедине и думаю, по чьей вине Ты не придешь, любовь моя, сегодня вечером ко мне?

Погода ясная стоит, дорога нынче хороша, Я на коне, а конь грустит — он знает, чуткая душа: Когда по ясному пути так трудно вовремя прийти, — Так ведь почти исключено на Млечном встретиться Пути.

***

В глазах возлюбленной увидел я врага, Пошел я к другу — враг сидел у очага, Я сам — свой враг, и враг в стихи мои пробрался,— Нет места, где бы не прошлась его нога!

Лжет не возлюбленная, и хитрит не друг, А наглый враг, совсем отбившийся от рук! Он сочиняет эти строки, он зарвался, Он в душу влез, он сеть развесил, как паук!

Иду гулять, а зверь несется на ловца: На двадцать встречных — три, четыре подлеца, И в трех домах я был — в одном подлец попался,— Везде враги, со всех сторон, им нет конца!

Каким же чудом я остался жив и цел? Ах, места нет, где я бы друга не имел: В глазах возлюбленной и даже в этих строчках Такого места враг найти бы не сумел!

***

Если правда, что любовь — слепая, Почему ты зоркая такая? Если ухо у любви — глухое, Как ты слышишь обо мне плохое?

Не вози грехи мои возами — Надорвешься, изойдешь слезами. Не зови мои тропинки змеями — Насмерть обовьют хвостами, шеями.

Знаешь, моя старая черкеска Новой становиться не желает — Сколько ни утюжь ее до блеска Утюгом своим, где жар пылает!

И сочится треснутая чаша — Как ни склей теперь и что ни сделай, Подгоняй покрепче — воля ваша, Все равно не станет чаша целой!

Конь любви моей умрет в неволе… Лучше отпусти, пускай пасется! Он по доброй воле вздрогнет в поле И домой с любовью понесется!