Текут ручьи из снегового края, Но по пути, без тени и дождя, Теряются в песках, пересыхая, До русел рек заветных не дойдя.

Мелеют реки на степных просторах, Они текут, отчаявшись давно, Печальные, как женщины, которым Стать матерями было не дано.

На берегу каспийском ночью поздней Не раз и сам я слышал, как вдали Журчат Койсу, рассказывая звездам О речках, что до них не дотекли.

Не все мои стихи достигли цели. Из них иные, словно ручейки, Едва ли не в истоках обмелели, Не увидав ни моря, ни реки.

МОЕ ПОЖЕЛАНИЕ

Город наш присыпает порошей, Новый год наступает опять… Я желаю всем людям хорошим То, что может лишь друг пожелать.

Я хочу, чтобы звонкий, счастливый, Всюду слышался смех детворы, Чтобы девушки были красивы, Чтобы юноши были мудры. Я желаю вам друга такого, Чтоб в тяжелый, нерадостный час Произнес настоящее слово, Что спасительным будет для вас.

Невозможно прожить без печали, Но хочу я, друзья, пожелать, Чтобы в радости вы забывали, Что недавно пришлось горевать. Чтобы люди с улыбкой встречались, А прощались грустны и тихи, Чтобы дети без боли рождались, Чтобы с болью рождались стихи.

Если девушка нынешним летом Обижала тебя, не любя, Пусть она пожалеет об этом, Потому что полюбит тебя. Я хочу пожелать Дагестану Много новых поэтов больших. Ничего, что неслышен я стану, Заглушаемый голосом их.

А тебе, женолюб многогрешный, Я желаю признанья вины, Чтоб просил целый год безуспешно Ты прощенья у первой жены. А с тобою что делать, не знаю, Говорун, ты меня извини: Я желаю, чтоб немочь зубная Нас спасла от твоей болтовни.

Я желаю еще, как ни странно, Чтобы гости стучались к тому, Кто, забыв про закон Дагестана, Скуповат и не рад никому. Я хочу, чтобы песни звучали, Чтоб вином наполнялся бокал, Чтоб друг другу вы все пожелали То, что я вам сейчас пожелал.

МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ

Опять сегодня день рожденья мой, Холодный день, осенний день недолгий. Я вижу, во дворе старик седой Метет опавшую листву метелкой.

Как листья были зелены весной И как они теперь желты и редки! Пичуга, собираясь в край иной, В последний раз поет на голой ветке.

Метет старик недоброю метлой, И с кучей листьев, некогда зеленых, Он заметает год, прожитый мной. А много ль их, еще не заметенных?

Нет, дорогая, как там ни крути, Как ни шути, услышав поздравленья, Но с каждым годом после тридцати Мне все грустней в день моего рожденья.

БОЛЬНЫЕ ЗУБЫ

Я проснулся как-то ночью Оттого, что зуб болел, Ныл, стрелял и дергал очень, И заснуть я не сумел. Нет ни сна, ни аппетита, То хожу я, то сижу, То лежу я, как избитый, – Места я не нахожу! Я томился, я бранился, Я совсем валился с ног, Я лицом переменился, И работать я не мог. Как терпел я, сам не знаю, Как я вынес столько дней! О, дрянная боль зубная, Что сравниться может с ней? Врач, живущий по соседству, Помню, спас меня тогда. Заявил он: «Знаю средство – Вырвать с корнем навсегда!» И, сказав: «Виновны сами, У врача вы редкий гость!» – Он умелыми щипцами Вырвал зуб, как ржавый гвоздь! Может, средство было грубо, Но понадобилось раз, И зато другие зубы Жизнь не портят мне сейчас. Люди подлые и злые Есть еще у нас в стране И, как зубы те гнилые, Не дают покоя мне. Подхалим с начальством ладит, Клеветник ползет ползком С лисьей хитростью во взгляде, Со змеиным языком. Вор, растратчик, лодырь мелкий – Вот он! Вижу по глазам! – Сор бросает в ту тарелку, Из которой ест он сам. Кулаки в карманы пряча, Лицемеры наших дней Ищут, где б найти удачу, Где водица помутней. Ждут, напакостить кому бы, Ищут, где б найти приют, И, как порченые зубы, Нам покоя не дают. Знаю волчью их повадку, Уцелевших подлецов! Вот бы силу мне и хватку Хирургических щипцов!

ПИСЬМО ОДНОМУ ХУНЗАХЦУ

В Хунзахе, где улочка вьется косая, Старуха плелась одиноко домой, Согнувшись дугою, Едва не касаясь Кизиловой палки седой головой.

Мы встретились с ней, Постояли минутку, Заплакала, не было сил у нее. Конечно, я был недостаточно чутким, Зачем о тебе я спросил у нее?

С ней встретиться Было, поверь, не легко мне, А старой со мною еще тяжелей. Но, если уж ей о тебе я напомнил, Прости, И тебе я напомню о ней.

Не аист на грядки зеленого лука Тебя опустил и земле даровал. Рожден ты на свет и в страданьях и муках, Как люди, хоть ты человеком не стал.

Не стал человеком, но, выбившись в люди, Родимую мать позабыл ты давно, А мать все равно ожидает и любит. Что делать – Ей сына забыть не дано.

Ей долгою ночью не спится, Вздыхая, Она терпеливо сидит у окна. И блещет, тоски ее не понимая, Бездетная, глухонемая луна.

О нет, ей не щеки твои пропитые, Не бас твой, осипший от громких речей, – Мерещатся кудри твои смоляные, Твой голос, журчащий, как звонкий ручей.

Ты видишься ей беззащитный, неловкий… Вот в сакле холодной при сальной свече Ты в грудь ей уперся кудрявой головкой, И ручка твоя у нее на плече.

Минули не месяцы – десятилетье. Снег таял в горах, Утекала вода. И «мать» – это слово порою в анкете, Чтоб тут же забыть, ты писал иногда.

Глядит на дорогу горянка седая, Конец головного платка теребя… Десятую зиму она ожидает, Десятое лето цветы собирает, Чтоб горными маками встретить тебя.

Но ты ни зимою, ни летом не едешь, И нет от тебя долгожданных вестей. Старик письмоносец стучится к соседям, Смущенно пройдя мимо сакли твоей.

Старик письмоносец обходит селенье, Приносит он в сумке другим матерям Слова, возвращающие на мгновенье Угасшее зренье ослабшим глазам.

Послушай, мой сверстник, Земляк неудачный, Ты трезвым не помнишь, хоть вспомни спьяна: В селении старая женщина плачет Слезами, что крепче и горше вина.

Ты тратишь свое красноречие даром, Дружкам по пирушкам оно ни к чему. И слово твое, кроме матери старой, Не нужно, коль правду сказать, никому.

Не верит она, что у сына родного Не сердце, а камень, замшелый, сырой, Но камни, когда обращают к ним слово, И те откликаются эхом порой.

Мне кажется, тот, чья душа очерствела, Кто детство забыл и родимую мать, Продаст не задорого друга и дело, Тот с легкостью родину может предать.

БЫВШЕМУ ДРУГУ

1

Противны мне люди с повадкою лисьей. Сказать откровенно, я очень устал От их удивительно правильных мыслей И прорепетированных похвал.

Был друг у меня. Я любил его, верил, Считал его чуть ли не братом родным. Пред ним раскрывал я приветливо двери, Я сердце свое раскрывал перед ним.

Каким простодушным я был вначале, Как было доверчиво сердце мое. Я говорил о своей печали Тому, кто был причиной ее.

Он восклицал: «Я долго не спал, А уснул и увидел тебя в сновиденье!» Я не думал, что лгал он, а он и не лгал: Он полночи писал на меня заявленье.

Я ему говорил о своих врагах, А он их другом был мне на горе, Я ему говорил о своих друзьях, А он мечтал меня с ними поссорить.

И делал это спокойно, без шума, Неуловимый и скользкий, как ртуть. А я до сих пор не могу придумать, Как мне уваженье друзей вернуть.

Я не знал, что речи друга фальшивы, Я шел и верил ему, любя, А теперь стою на краю обрыва, Кляну его и ругаю себя.

И правда, когда замыкается круг, Прозревает слепец, трезвеет мечтатель… Был друг у меня, и умер мой друг, Живет на земле мой враг, мой предатель.

2

Наивное сердце мое, почему Ты так доверчиво? Ты готово Открыться пред тем, поверить тому, Кто согреет тебя ласковым словом.

…Он называл меня другом заветным, И ты тянулось к нему, к врагу. Я не видел лжи, что была заметна, Как черная палка на белом снегу.

Порой мне казалось сладким питье, В котором было яду немало. Я, не чувствуя, брался за острие, Считая его рукояткой кинжала.

Глупец, я в зле не чувствовал зла, Хотя распознать его было просто. Похвалой мне казалась его похвала, Я верил в рукопожатья и тосты.

Я весел, если чему-нибудь рад. Я угрюм, если чем-нибудь озабочен, А он – актер, у него смеющийся взгляд, А в сердце злоба клокочет.