Немало добрых дел в посмертном списке: Дома, шоссе, плотины, города… На этом строгом белом обелиске Они б не поместились никогда.
Но в душах горцев им найдется место, Почетное, как старым кунакам, В аулах наших горских, как известно, Оно в гостиной возле очага.
Не раз я там встречал твои портреты Из пожелтевших выцветших газет, Летели, как года, авторитеты, Но ты остался в круговерти лет.
В названьи тихой улочки просторной И в крике народившегося дня, И в шепоте плененной речки горной В родной земле… И в сердце у меня.
Поэтому склонившись над плитою, Я говорю, прощаясь до поры: — Хотя и скрылось солнце за горою, Оно опять взойдет из-за горы.
ПЯТЬ НАСТАВЛЕНИЙ
1.
Коль тебе другие не по вкусу, И от них любви к себе не жди. Не бери на совесть много груза, Чтобы мост не рухнул по пути.
2.
Запомни, что в груди врага — Не брынза, а душа живая, Что ссора из-за пустяка И великана унижает.
Поверь, что звонкий голос твой В могучем хоре станет глуше, Что у соперника порой Кинжалы твоего не хуже.
3.
Тот не будет всадником умелым, Кто с коня не падал невзначай. Если ты хромаешь то и дело, На животном зло не вымещай.
Тот не будет истинным поэтом, Кто не рвал в сердцах черновики. Если ты не ведаешь об этом, Не пеняй на слабые стихи.
4.
Чтоб одолеть крутые перевалы, Необходимо путнику немало — Стальное тело и здоровый дух, И старый друг, что лучше новых двух.
Когда душа полна весенней страсти, Ей не помеха зимнее ненастье. Найдется и для радости причина — Письмо любимой о рожденьи сына.
5.
Кто отступил однажды перед горем, Не сбережет и счастья в свой черед. Кто никогда со страхами не спорил, Вовеки храбрецом не прослывет.
РАЗГОВОР ГАМЗАТА ЦАДАСЫ С СУЛЕЙМАНОМ СТАЛЬСКИМ
Однажды, люди говорят, От вечности устав, Покинул бронзовый Гамзат Высокий пьедестал.
И медленно пошел туда, Где бронзовый ашуг Его у моря поджидал, Как друга верный друг.
— Салам алейкум, Сулейман, — Сказал ему Гамзат, — Переменился Дагестан, А мы все те же, брат.
Скорей спускайся вниз ко мне, Давай с тобой вдвоем Поговорим о старине И времени былом.
Но усмехнулся Сулейман, Качая головой: — Гамзат, ведь здесь не годекан И не аул родной.
И стоит нам с тобой едва Покинуть свой гранит, Как молодых писак толпа Сейчас же набежит.
Прости меня, мой друг Гамзат, Ты мудрый аксакал, Но возвращайся-ка назад, Пока не опоздал.
Гамзат ответил: — Баркала, — И поспешил туда, Где, как вершина без орла, Зияла пустота.
Но, подойдя, он увидал, Как, улучив момент, Карабкался на пьедестал Коротенький поэт.
***
В изящном бокале прекрасно вино! Как солнце искристое, манит оно. Я выпил бокал и наполнил другой… Но радужный свет почернел предо мной.
В хрустальном бокале вино, как слеза. Да мутная в нем созревает гроза. И буйство безумное с ней заодно Мой разум доверчивый тащит на дно.
В нарядном бокале не правда, а ложь, Что прячет до срока предательский нож. Ах, сколько талантов врасплох он застиг И по миру сколькие семьи пустил?
В прозрачном бокале двулико вино — Коварных врагов развлекает оно, Зато на моих простодушных друзей Тоску нагоняет притворный елей.
В проклятом бокале не истина, нет, А пьяной иллюзии сумрачный бред. Я вдребезги этот бокал разобью И в кружку воды родниковой налью.
***
Двадцатый век! И ты уходишь тоже, Меня досыта жизнью напоив. Так отпусти грехи мои за то что, Они гораздо меньше, чем твои.
Уже зима деревья обнажила, Раскинув сети спутанных ветвей. Но слишком поздно жизнь меня спросила О том большом, что знаю я о ней.
Как часто я сбегал с ее уроков! Своей любимой песни сочинял. Благодарил льстецов своих до срока И с опозданьем подлость понимал.
Двадцатый век! Не ты ль всему виною? Но усмехаясь, век ответил мне, Что в этом мире правит тот арбою, Кто сам сидеть отважился на ней.
Я тоже сверху падал не однажды На поворотах резких и крутых… Так лань в лесу разгуливает важно, Могучим львом себя вообразив.
***
О мысль, я изведал тебя до конца! Причина тому не бахвальство глупца. Когда я к виску прижимаю ладонь, Ее согревает мятежный огонь.
О страсть, я изведал тебя до конца! Причина тому не седины отца. Когда я к родным припадаю устам, То чувствую, что от любви не устал.
О песнь, я изведал тебя до конца! Причина тому не итог мудреца. Когда колыбельную внучке пою, Я вижу невольно в ней маму свою.
О жизнь, я изведал тебя до конца! Причина тому не богатство скупца. Когда расставаться приблизится срок, В Цада возвращусь я на отчий порог.
ПАМЯТИ КАЙСЫНА КУЛИЕВА
Друзья мои — Чингиз, Давид, Мустай, Осиротила нас кончина брата. Сказав Эльбрусу тихое «прощай», Ушел он в путь, откуда нет возврата.
Совсем недавно, кажется, его Проведывал я в Кунцевской больнице, И вот не стало друга моего — Скалы, к которой можно прислониться.
Скорби, Чегем… И ты скорби, Кавказ, Под траурною буркой южной ночи. Балкария, закрой в последний раз Сыновние безжизненные очи.
А, кажется, они еще вчера Меня встречали искрами лукавства. Шутил Кайсын: — Бессильны доктора… Но смех от смерти — лучшее лекарство,
Сейчас бы нам созвать сюда друзей, Чтобы вдали от суеты и славы Припомнить, как седлали мы коней И не меняли их на переправах.
Припомнить фронт и белый парашют, Как эдельвейс над черной Украиной… Павлычко и Гончар — они поймут Ту боль, что нас связала воедино.
Киргизию припомнить, где в краю Пустынном средь безверия и мрака Опальных лет хранили жизнь мою, Как талисманы, письма Пастернака.
… Кайсын устал и кликнул медсестру, Сжав сердце побледневшею ладонью. Но усмехнулся вновь: — Я не умру, Покуда всех друзей своих не вспомню.
Где Зульфия, Ираклий, Шукрулло?.. Поклон им всем, а также Сильве милой. Наверное, с судьбой мне повезло, Коль дружбою меня не обделила.
Как чувствует Андроников себя? Где Гранин Даниил и Дудин Миша?.. Я с жизнью бы расстался, не скорбя, Да жаль, что Ленинграда не увижу.
И не поеду больше в горный край Взглянуть на море со скалы высокой… Как поживает там кунак Аткай? Шинкуба где теперь, абхазский сокол?
Козловский, Гребнев?.. Верные друзья И рыцари разноязыкой музы. Досадно мне, что рог поднять нельзя Во здравие их славного союза.
… День догорел, и ветер в соснах стих, Когда в палате Кунцевской больницы Мы вспоминали мертвых и живых Собратьев наших имена и лица.
Вургун, Твардовский, Симонов, Бажан, Мирзо Турсун-заде и Чиковани… Как птица из силков, рвалась душа В космический простор воспоминаний.
И в резко наступившей темноте, А, может быть, почудилось мне это — Сарьян на простыне, как на холсте, Писал эскиз последнего портрета.
Кайсын Кулиев умер… Нет, погиб В неравной схватке с собственной судьбою. Не траурный мотив, державный гимн Пускай звучит над каменной плитою.
И если скажут вам, Кайсына нет, Не верьте обывательскому вздору. Чтоб во весь рост создать его портрет, Нам нужен холст снегов, укрывший горы.
Друзья мои — Давид, Мустай, Алим, Я вас прошу, поближе подойдите Не для того, чтобы проститься с ним, В залог слезу оставив на граните.
Балкария, пускай ушел твой сын Туда, откуда нет пути обратно… Но закричи призывное: — Кайсы-ы-ы-н! — Он отзовется эхом многократным.
***
Когда весной растает снег на крыше, Когда зарядят дружные дожди, Я звук знакомый в комнате услышу: Кап-кап, кап-кап — как у меня в груди.
Ах, эти капли память растревожат… Я вижу: мама на пол ставит таз – И целый день звучит одно и то же: Кап-кап, кап-кап — уже в который раз.
Пусть музыка дождя полна печали, Но под нее в былые времена Мы умиротворенно засыпали: Кап-кап, кап-кап – звенело, как струна.
