— Так, отлично. Полиция не будет слишком придираться. — Билл поправил галстук и пошел к лифту.

Партнер частного сыскного бюро «Донахью и Флисс» Юджин Донахью услышал голос Росса и вошел в номер. В комнате было темно, и он остановился, ожидая, пока вспыхнет свет. В этот момент кто-то прошмыгнул мимо него, дверь захлопнулась, и он услышал, как щелкнул замок.

— Мистер Росс! — позвал он. — Что за шутки?

Никто не отвечал. Темнота, казалось, давила его, и лишь драпри на окне каждые несколько секунд то чуть светлели, выступая в черноте смутным пятном, то вновь исчезали. «Должно быть, рекламные огни на улице», — подумал машинально сыщик. Он стоял в комнате, погруженный в плотную, густую тьму, и боялся пошевельнуться. Снова призрачно выступили из ничего занавески, и он осторожно двинулся в их направлении, чтобы хоть как-то сориентироваться в комнате. Внезапно он обо что-то зацепился ногой и громко вскрикнул. Он нагнулся и ощупал руками чьи-то ботинки. Но они не просто лежали на ковре. Носки их торчали кверху! Прежде чем его пальцы коснулись брюк, он уже понял, что на полу лежит человек. Он отскочил, словно схватился за обнаженный электрический провод.

Он бросился в сторону и больно ударился о стену лбом. Он ощупывал руками стену и жарко молился, чтобы случилось чудо, и он нашел выключатель. Вот он, вот он! Он судорожно нажал кнопку, но темнота не шелохнулась.

Он почувствовал, что сходит с ума. Испуганные мысли метались в голове с такой силой, что казалось, еще одна секунда — и они вдребезги разобьют его черепную коробку. В комнате труп Росса, а у него в кармане его фото. Дверь заперта. Как он докажет, что он не убийца, что все это чудовищная провокация? Нет, напрасно сенатор Трумонд и Пью призывают минитменов готовиться, пока что и ждать. Если бы они начали стрелять, страна пошла бы за ними. Он не был бы больше нищим частным детективом и не попал бы в эту похожую на преисподнюю ловушку. Будь оно все проклято, трижды проклято! Спалить всю эту заразу, что разъедает страну, всю эту мразь, что лезет из всех щелей!

Внезапно у него мелькнула мысль: позвонить Барби или Трумонду. Но тут же погасла. Что они могут сейчас сделать, чем могут помочь?

Он задыхался под тяжестью темноты, она затыкала ему рот и нос, давила на глаза и уши. Он дернул за галстук, но дышать легче не стало.

Внезапно ему почудилось, что он слышит слабый стон. Он опустился на четвереньки. Стон повторился. Слава всевышнему. Росс жив! Он подполз к телу, вытянул руку и в ту же секунду ощутил что-то липкое под ней.

Сейчас сюда войдут, а у него на руках кровь. Он принялся лихорадочно тереть пальцы о ковер, так что рука у него тут же нагрелась.

Щелкнул замок, и он вскочил на ноги. Тонкий луч электрического фонарика, физически ощутимый в темноте, скользнул по лежавшему на ковре телу, прочертил причудливую траекторию и остановился на нем.

— Кто вы? — спросил голос, и тут же вспыхнул второй фонарик. За ними угадывалась полицейская форма.

— Юджин Донахью, совладелец частной сыскной фирмы «Донахью и Флисс» из Аплейка.

— Что вы здесь делаете?

— Я разыскивал человека по имени Дэвид Росс.

— Видно, вы были так рады встрече, что превратили его в лепешку, — саркастически сказал полицейский. — Я всегда говорил, что эти частные сыщики…

— Он жив, ему нужна помощь, но это не я.

Луч фонарика остановился на лице лежавшего человека.

— Боже правый! — крикнул Донахью. — Это не Росс.

— Но, надеюсь, это тоже ваш знакомый? Отделать так незнакомого было бы просто невежливо.

— Это капитан полиции из Аплейка Эрни Фитцджеральд!

— Ну, — сказал полицейский, — может быть, вы сразу расскажете, как и за что вы его так отделали, или вам нужно для этого нормальное освещение?

— Сержант, клянусь вам, это не я!

— Странно было бы, если вы поклялись, что это вы. Впрочем, от частного сыщика можно ожидать всего. Давайте валяйте…

Дэвид открыл глаза и потянулся.

— Клер, — позвал он.

— Я здесь, милорд и повелитель, — послышался голос из ванной, и Клер, плавно сгибаясь в поклонах, подошла к кровати с чашкой кофе в руках.

Платиновые ее волосы были откинуты назад, на ресницах темнела вчерашняя маскара, но губы были не накрашены, и ее лицо казалось сочетанием двух лиц: того, вечернего, из казино, и другого, более молодого, утреннего. На ней была пижама Дэвида, и ей пришлось закатать рукава и брюки. Она улыбалась.

— Простите, милорд, что ваш утренний кофе недостаточно горячий, но я ждала, пока повелитель соизволит открыть глаза.

У Дэвида мелькнуло ощущение, что все это уже было, что он уже видел когда-то этот гостиничный номер, пятна солнца на вытертом ковре и это улыбающееся лицо со следами вчерашней краски на ресницах. С самого детства в разных местах его вдруг иногда охватывало такое же тревожное чувство уже виденного, знакомого, но он никогда не мог найти потайную дверь в воспоминания. Но сейчас он мгновенно вспомнил. Он видел это утро в мыслях Клер, тогда, когда они стояли в его номере в Лас-Вегасе.

Он прислушался, но не мог разобрать ее мыслей. Они лениво мурлыкали в ее голове, словно сытые котята, то сворачиваясь клубком, то томно потягиваясь.

Он выпил кофе и протянул ей чашку.

— Благодарю вас, моя добрая Клер, и разрешаю сесть рядом с собой.

Она обняла его за шею и уткнулась носом в его плечо, как тогда там, в Лас-Вегасе. Он погладил ее волосы с уже начавшими темнеть корнями.

— Клер, — тихо сказал он, — тебе хорошо со мной?

Она едва заметно вздрогнула в его руках. «Хорошо? Это я всегда спрашивала, хорошо ли им со мной… Это не может продолжаться…» — подумала Клер.

— Почему? — спросил Дэвид. — Почему не может?

Она снова вздрогнула и испуганно посмотрела на него, садясь на кровати.

— Что «почему»? Что не может?

— Мне показалось, — сказал Дэвид, проклиная себя за то, что снова спутал мысли со словами, — что ты подумала о нас…

Котята в голове у Клер вскочили и выгнули спины, воинственно шипя. Она говорила то, что думала.

— Да, я подумала, что это не может продолжаться. Да, тебе хорошо со мной, я хорошая любовница, мне это все говорили, и ты этого не забудешь. Я не смогу жить с тобой, каждую минуту ожидая попрека. Может быть, ты и хороший парень, но ты же нормальный человек, ты не святой. Святые не играют в блэк-джек, не бьют ближнего пистолетом по голове и не думают о том, сколько запросит эта девка с крашеными волосами. — Из ее подведенных глаз выкатились слезинки, которые казались странно прозрачными рядом с густо накрашенными ресницами. Голос звучал враждебно. — Нет, я ни в чем не хочу упрекнуть тебя, я даже не знаю, кто ты и что ты. Я злюсь только на себя: дура, сентиментальная шлюха! Черт с тобой! Я думала о нас всю ночь, и я не хотела этой истерики. Двадцать пять долларов с вас, мистер, по таксе. Только наличными, кредита не даем. Ничего не поделаешь, я молода. Приходите через десять лет, будет дешевле. А еще лучше через двадцать, будет почти совсем задаром.

Она повалилась лицом на кровать, и плечи ее в полосатой пижаме Дэвида вздрагивали в такт всхлипываниям. На простыне около ее лица расплывались маленькие влажные пятнышки.

Дэвид почувствовал, как его подхватывает теплая мощная волна нежности и тянет, несет к ней.

— Не плачь, — сказал он и, чуть прикасаясь пальцами, погладил ее затылок. — Может быть, тебе особенно и нечем гордиться, но и мне нелегко. Я урод, понимаешь, урод.

Не поднимая головы, она пробормотала сквозь слезы:

— Я этого не замечала.

— Нет, Клер, я урод. Я не такой, как все. — «Зачем я ей все это говорю?» — пронеслось у него в голове, но он уже не мог остановиться. Нежность опьянила его, и он продолжал говорить. — Я слышу чужие мысли так же явственно, как слова, даже еще яснее. Я не хочу этого, но не могу заткнуть свои мысленные уши. Не знаю, как это у меня получается, но я слышу звук чужих мыслей, вижу образы, плывущие в чужих головах, и, честное слово, это не так приятно, как я думал вначале. Ты не представляешь, что это такое — вечно слышать жадные, лживые, трусливые, похотливые, глупые слова, которые, словно зловонная жижа, переполняют черепные коробки. Ты первый человек в мире, которому я рассказываю все это.