– Серёга! – вахтенный механик повернул голову. – Сходи в гребные двигатели, глянь, что там да как.

– А чего туда ходить? – отозвался электрик, нехотя выходя из состояния блаженного ничегонеделания. – У тебя, Иваныч, на пульте вся сигнализация. Если что…

– Разговорчики! – оборвал его механик. – Хорош задницу плющить, топай давай!

Вздохнув, Сергей выбрался из объятий кресла, в котором так удобно дремать в тепле и уюте центрального поста управления, и пошёл выполнять распоряжение. В конце концов, пройтись туда-сюда невелик труд, да и вахта быстрее кончится. Дело знакомое…

В помещении гребных электродвигателей было относительно тихо – мерно вращались валы трёх винтов, толкавших ледокол, да гудели вентиляторы охлаждения. Осмотрев правый двигатель, Сергей не обнаружил ничего криминального и неспешно направился к среднему двигателю. Привычным движением он приложил ладонь к корпусу кормового подшипника и тут же её отдёрнул – подшипник был горячим! Рука не терпела прикосновения к нагретому крашеному металлу, а это означало, что температура подшипника куда выше допустимой.

Торопливо присев на корточки, электрик посмотрел на мерное стекло и похолодел: в стекле не было видно уровня масла – гребной вал вращался в подшипнике всухую, и его вот-вот могло задрать и заклинить. «Как же это так? – растеряно подумал Сергей. – И почему не сработала сигнализация по температуре?». И тут его взгляд упал на термодатчик – датчик был вывернут из гнезда и висел на кабеле, а спускной клапан масла находился в положении «Открыто».

Споткнувшись и чуть не растянувшись на металлическом настиле, Сергей опрометью бросился к телефону, сорвал трубку, набрал номер ЦПУ и заорал истошно:

– Иваныч! Тормози средний мотор – масло ушло из кормового подшипника!!!

– Как вы это можете объяснить, Николай Михайлович? – сдвинув кустистые брови, капитан сумрачно посмотрел на сидевшего перед ним главного механика.

– Это не случайность и не раздолбайство, Анатолий Петрович, – заметно было, что главмех хотел добавить ещё пару крепких слов, но передумал. – Термодатчик был вывернут со своего штатного места умышленно, и показывал нормальную температуру. И масляный клапан сам по себе открутиться не мог – это дело рук человеческих. Диверсия это, Анатолий Петрович, я так понимаю. Слава богу, что вовремя заметили – ещё бы минут пять, и…

Он не договорил, но капитан знал, что стояло за этим «и»: потеря трети мощности на винтах и потеря времени, причём серьёзная – ледовая обстановка была нерадостной. Идти дальше на двух двигателях означало опоздать, и надолго, а ремонт подшипника с заменой вкладыша – дело далеко не минутное. А если бы задрало гребной вал, то не помогла бы и замена вкладыша: электродвигатель можно считать вышедшим из строя – это уже заводской ремонт. А конечный итог всей этой свистопляски – срыв выполнения ответственейшего задания, от которого, без преувеличения, зависела судьба России: срок выполнения миссии ледокола был жёстко ограничен, и капитан «Арктики» знал, почему.

– Значит, диверсия… – задумчиво произнёс капитан. – Дожили, называется: Джеймс Бонды хреновы на борту завелись! Хорошо ещё, в реакторный отсек взрывное устройство не подкинули, было бы совсем весело. Приказываю: у всех ответственных механизмов отныне и до окончания рейса нести круглосуточную вахту.

– Будет сделано. Только никакой это не шпион импортного образца масло выпустил и датчик вывернул – это кто-то из наших постарался. Гнили в душах развелось – за бабло, как сейчас говорят, маму родную продадут. Потому и реактор диверсант этот доморощенный тревожить не стал – ему охота не взорваться, а домой вернуться, да тридцать сребреников своих потратить со вкусом, на баб да на сладкую водочку. Раньше мы деньги тоже уважали – а как же, – да только с ума по ним не сходили. А теперь… – и главный механик «Арктики» обречённо махнул рукой[1].

– Как это не будете платить? – коротко стриженый коренастый мужчина недобро прищурился. – Я сделал всё, что нужно, – вы ведь наверняка уже в курсе, что у нас на борту был большой шухер по поводу подшипника среднего ГЭДа. И я…

– Не всё, – жёстко перебил его человек, сидевший за стандартным офисным столом в стандартном помещении стандартно-безликой фирмы, которые в числе бессчётном проросли по всей России начала двадцать первого века. – Авария не состоялась, и рейсовое задание ваш атомоход выполнил полностью. Дело надо было довести до конца – за невыполненную работу мы не платим.

– А что я мог сделать? После случая с подшипником со всех важных узлов вахта глаз не спускала! Я и так шкурой рисковал, а она у меня одна-разъединственная!

– Надо было довести дело до конца, – повторил человек за столом, – сразу. Вы что, не могли как-нибудь задержать этого вахтенного электрика хотя бы на пять минут?

– Как задержать?

– Руками, – холодно произнёс хозяин офиса. – Или любым подручным предметом. Вы что же думаете, мы платим деньги за просто так, из чистого уважения к вашим широким потребностям?

– Убить его я должен был, что ли?

– Вы должны были сделать то, на что вы согласились – задержать «Арктику». Всё остальное – детали. Вы этого не сделали и, соответственно, денег не заработали. No money – no honey. Какие могут быть к нам претензии?

– Кидаете, да? – хрипло выдохнул коренастый. – Что, вы здесь самые крутые, да? Да у меня пол-Мурманска братков знакомых, и я вам такую предъяву организую, что…

Не договорив, он вскочил, опрокинув стул, и выскочил из офиса, от души хлопнув дверью и не обратив внимания на тяжёлый взгляд, которым проводил его человек, сидевший за столом.

На улице было темно, жёлтые глаза фонарей горели редко. И прохладно – ветер лез под распахнутую куртку коротко стриженого мужчины, но он этого не замечал. «Вот же ж с-суки долбанные, – думал он, ускоряя шаг, – ФСБ по вам плачет горючими слезами. Ну, погодите, гады… Только это обмозговать надо, а то как бы самому не вляпаться по полной. Дело-то тянет на серьёзную статью – тут тебе и терроризм, и измена Родине…».

Раздражение нарастало, постепенно переходя в бешенство, и тогда коренастый решил принять на грудь алкоголя, благо деньги в кармане шуршали (пусть даже не те, которые он рассчитывал получить в только что покинутом офисе, однако тоже немалые), а до ресторана «Полярные зори» было недалеко. Рейс вышел напряжённый – одни разборки с «аварийным происшествием» чего стоили, – и потому расслабиться было совершенно необходимо, и как можно скорее. А в ресторане, где играет музыка, где наверняка можно встретить кого-нибудь из друзей-приятелей, и где можно без проблем снять скучающую бабу (или обычную шлюху из тех, что отираются там постоянно), можно заодно и обдумать, как половчее стрясти с этих зазнавшихся жлобов из «Некоммерческой социальной организации» обещанный гонорар – задачка из серии «и на ёлку влезть, и не оцарапаться».

«Цели ясны, задачи определены, – усмехнулся он про себя, запахивая куртку, – так, кажется, говорили при гнилом «совке» с высоких трибун?».

– Ну, что у нас на сегодня? – капитан милиции снял фуражку и пригладил пятернёй вспотевшие волосы. – Всё, как обычно?

– В общем, да, – ответил дежурный лейтенант. – Семейная сцена на почве ревности с применением сковородки, табуретки и прочей домашней утвари – у мужа лёгкое сотрясение мозга, его жена с травмами средней тяжести доставлена в больницу. Ограбление ларька, по горячим следам задержаны трое подростков… Два угона автомашин… ДТП – столкновение на Книповича маршрутного такси и «тойоты», серьёзно пострадавших нет. Ну, и групповая драка в «КПЗ» – с поножовщиной.

– Где-где драка? В КПЗ?

– Виноват, товарищ капитан, – лейтенант сконфузился. – В ресторане, его моряки так называют – «кабак «Полярные зори», а сокращённо…

– Да знаю я, – капитан махнул рукой. – Только давай уж без этого жаргона, а то ты и в рапорте о происшествиях так напишешь. И что там стряслось, в «КПЗ» этом самом?