Кроме Ренни в комнате еще много женщин, они сидят кто на стульях, кто на полу, у многих на руках спят дети. Некоторые стоят, прислонившись к стене. Уже час ночи. Через открытую дверь видно, как на кухне хозяйничают другие женщины: они варят кофе, расставляют тарелки для еды, которые принесли с собой. Это так похоже на Грисвольд, когда хоронили ее бабушку. Только в Грисвольде ели после похорон, а не до, и в церкви устраивали отпевание. Здесь, похоже, не соблюдаются подобные обряды. Одна начинает, ей вторят другие, кто-то играет на губной гармошке.

Вдова Миноги занимает особое место, позади гроба; она плачет не переставая, не пытаясь скрыть своих слез. Никто не выражает своего неодобрения, это в порядке вещей. В Грисвольде все по-другому. Там горестно сопели и шмыгали носами, чтобы не плакать в голос; демонстрировать свое отчаяние на людях, не прятать заплаканное лицо, нет, это считалось недостойным. Если вы вели себя подобным образом, то вам давали успокоительное и посыпали наверх отлеживаться.

— За что? За что? — без устали вопрошает вдова.

Эльва сидит рядом, держа ее руки в своих и тихонько поглаживает ей пальцы.

— Я принимала его, когда он появился на свет, а теперь провожаю из этого мира в последний путь.

Две женщины выходят из кухни, неся поднос с кружками горячего кофе. Ренни берет одну кружку, кусок бананового хлеба и кокосовое печенье. Это уже вторая чашка кофе за сегодня. Ренни садится на пол, ноги не слушаются ее. В ней шевелится ревнивое чувство, она здесь никому не нужна, она чужая. В этом гробу лежит с продырявленным черепом целая эпоха, так бесславно оборвавшаяся, такая дикая, нелепая смерть. Теперь она понимает почему он хотел, чтобы она написала об этом месте: может быть, тогда всего этого бы не произошло. Во всяком случае для него.

— Что мы можем сделать? — шепотом спрашивает она у сидящей рядом Лоры.

— Понятия не имею. Я никогда раньше не была на похоронах.

— А долго это продлится?

— Всю ночь.

— За что? — плачет вдова.

— Пришло его время, — отвечает ей одна из женщин.

— Неправда, — подает голос Эльва, — среди нас есть предатель.

Нестройное волнение проходит среди женщин. Одна затягивает молитву:

Ренни уже вся измаялась. В комнате жара, народу — не продохнуть, пахнет корицей, кофе, чем-то приторным, очень душно, воздух наэлектризован, на миг ей кажется, что она очутилась в Грисвольде, Ренни нестерпима эта мысль. От чего она умерла? От рака, милостью Божей… Что-то вроде этого они тогда говорили. Ренни встает, стараясь никому не мешать, и проскальзывает на крыльцо, на воздух, через спасительно открытую дверь.

Мужчины собрались на улице, они облепили бетонный выступ, огибающий дом. И пьют совсем не кофе. В тусклом свете фонаря поблескивает горлышко бутылки, ее передают из рук в руки. В глубине сада тоже толпится народ, у многих в руках факелы, голоса дрожат от возбуждения.

Поль тоже здесь, его лицо резко выделяется в смуглой толпе. Он замечает Ренни и тянет ее к себе, прижимая к стене.

— Тебе нужно быть в доме, с женщинами.

Ренни предпочитает не реагировать на этот выпад.

— Я там чуть не задохнулась. Что происходит?

— Пока ничего. Они ослеплены яростью. Минога уроженец Святой Агаты. Здесь почти вся его родня.

Кто-то выносит на крыльцо стул. Какой-то человек залезает на него и смотрит на обращенные к нему лица. Марсон. Голоса стихают.

— Кто его убил? — спрашивает Марсон.

— Эллис, — раздается чей-то голос, и люди начинают выкрикивать «Эллис, Эллис!»

— Иуда! — Марсон срывается на крик.

— Иуда! Иуда! — несется в ответ.

Марсон поднимает руки и гомон стихает.

— Доколе это будет продолжаться? Сколько еще нам терпеть? Сколько еще будет убитых? Минога был хороший человек. А мы так и будем сидеть сложа руки, пока нас не перебьют поодиночке, да? Что бы мы не просили, нам всегда отказывают. Пришло время пойти и взять все самим.

Одобрительные возгласы перерастают в разъяренный рев. Его вдруг раскалывает отчетливое восклицание «Разрушим Вавилон!» Темнота приходит в движение. Марсон нагибается, затем выпрямляется, в руках у него компактная автоматическая винтовка.

— Проклятье! — тихонько ругается Поль. — Предупреждал же, чтобы они этого не делали.

— Не делали чего? Что они намереваются делать? — у Ренни заколотилось сердце, она не может понять в чем дело. Массовое помешательство.

— У них очень мало оружия. Вот что. Необходимо найти Принца. Только он сможет остановить их.

— А если нет?

— Тогда ему придется возглавить их. — Поль отделился от стены. — Возвращайся домой.

— Я не знаю дороги. — Они садятся в джип.

— Лора знает.

— А как же ты?

— Не волнуйся. Со мной все будет хорошо.

Они пробираются задворками, неприметными улочками. Впереди идет Лора, за ней Ренни. Главное, считает Лора, ни с кем не столкнуться, не попасться никому на глаза.

Тропинки развезло от дождя, но они торопятся, идут, не разбирая дороги, тем более, что в такой темноте сложно что-нибудь разглядеть. Слабый свет из окон придорожных домишек освещает их путь. Дорога пустынна, вокруг ни души, основное действие разворачивается через пару улиц вниз, в направлении моря. Оттуда доносятся крики и звон разбитого стекла.

— Держу пари, что они громят банк, — говорит Лора.

Они пересекают переулок. Вдалеке мигает свет факелов.

— Всегда оставайся незамеченным, не позволяй себя обнаружить, таково мое правило, — говорит Лора, — в темноте все кошки серы, свои — чужие. Чего доброго нарвешься на кого-нибудь. Прирежут по ошибке, ищи потом виноватых.

Вдали гремят отрывистые винтовочные выстрелы. В окнах ближних домов загорается свет, но тут же испуганно гаснет.

— Видимо, они захватили электростанцию и полицейское управление, — догадалась Лора. — Правда, на весь остров всего двое полицейских, так что это не составило большого труда. А больше здесь захватывать нечего. Разве что «Лайм Три» разнесут и напьются на халяву.

— Я ничего не вижу, — жалуется Ренни. Ее сандалии заляпаны грязью, подол юбки насквозь промок; отвращение и недоумение пересиливают страх. Битые стекла — криминал, приличествующий подросткам, а не взрослым дядям; фиглярство, а не восстание.

— Иди за мной, — Лора ощупью находит руку Ренни, тащит ее за собой. — Они сейчас будут здесь. Они охотятся за людьми Эллиса. Давай свернем на тропинку.

Ренни, поминутно спотыкаясь, бредет следом. Она совершенно не ориентируется, и понятия не имеет, где они находятся. Здесь даже звезды светят иначе. Пока луна не вышла, идти трудно. Тяжелые мокрые ветки хлещут по лицу и по спине. Она продирается через листья, оскальзываясь на раскисшей тропинке. За деревьями уже можно различить неровный отсвет факелов, спешащие фигуры. Все это похоже на карнавал.

В кромешной темноте они наконец подходят к дому.

— Проклятье. Мы, уходя, заперли дверь, а ключ Поль забрал, — говорит Ренни. — Придется ломать замок.

Но Лора первой оказывается у двери, толкает ее, та поддается.

— Не заперто.

Не успевают они переступить порог, как их ослепляет резкая вспышка света. Ренни вскрикивает.

— Это вы, — с облегчением говорит Поль, опуская фонарик.

— Как тебе удалось, черт подери, опередить нас? — Это Лора.

— На джипе. — Глядя на Ренни, он бросает: — Собери свои вещи.

— Где Принц? — интересуется Лора.

— Там, со всеми, они чествуют его как героя. Арестовали полицейских, связали их бельевой веревкой, и теперь провозглашают себя независимым государством. Марсон сочиняет воззвание. Они хотят передать его по моему радио. Хотят, чтобы их признала Гренада. Они даже поговаривают о вторжении на Сан-Антонио.