Такси нет, но Ренни видит мальчишку, толкающего перед собой тачку. Ему на вид лет восемь, может чуть больше, поколебавшись секунду, Ренни подзывает его. Она отправляет его за коробкой, ей не хочется лишний раз к ней прикасаться. Мальчик застенчив и неразговорчив. Он грузит все вещи в тачку, даже сумочку Ренни, и трогается с места, быстро перебирая босыми ногами по выщербленной мостовой.
Ренни пугается, что он так спешит, наверное, решил смыться, прихватив ее вещи. Она прибавляет шаг, по спине начинает струиться пот, ее охватывает неуверенность. Но увидев его худенькие руки Ренни решает, что больше всего он похож на рикшу — те тоже бегут быстро-быстро, чтобы не сбиться с ритма.
Парнишка ведет ее какими-то окольными путями, мимо обшарпанных деревянных домишек, по разбитой колесами дороге, слишком Узкой и грязной, чтобы по ней могли ездить машины, заваленной использованными картонными коробками. Они минуют крошечный домик, вокруг которого разгуливает куриное семейство с выводком цыплят, какой-то склад, заваленный мешками, в результате они добираются до причала.
Мальчишка, ни разу больше не оглянувшись, набирает скорость, оказавшись на ровной земле, он направляется к судну, которое качается на воде в дальнем краю причала. Ренни решает, что будет лучше, если она подоспеет туда одновременно с носильщиком. Ведь даже если он честен, то это вовсе не значит, что то же можно сказать о его приятелях, — вокруг них толпится ватага ребятишек, они бегут рядом с тачкой, выкрикивая непонятные слова и откровенно насмехаясь над тем, как она неловко пытается не отставать, отдуваясь от быстрого бега; поля соломенной шляпы хлопают ее по щекам, Ренни спешит вдогонку своей сумочке, словно боится, что та уплывет без нее. Ренни неловко пробирается через груды деревянных ящиков, мимо грузовиков, покрытых брезентом, то тут то там навалены кучи фруктов и диковинных овощей, отбросов. Напротив судна пацан останавливается, поджидая Ренни со странной улыбкой, которая настораживает ее, остальные ребята стоят поодаль, сбившись в кружок, оставляя Ренни место для прохода к судну. Он что, издевается над ней?
— Сколько с меня?
— Сколько дадите.
Конечно, она переплачивает, это видно по их ухмылкам, насмешливым, но довольным. Они хотят помочь ей погрузить вещи в лодку, хватаются за сумочку, за чехол от камеры, но Ренни отгоняет их, с нее довольно. Она ставит все вещи на причал, сама садится сверху, чувствуя себя наседкой. Естественно, теперь она не может никуда отойти, чтобы узнать насчет оплаты и времени отправления, а мальчишка уже укатил со своей тележкой.
Ренни теперь понимает причину его торопливости: он хочет сделать как можно больше ездок, пока судно не отчалит.
Ренни наконец переводит дух. Никто не видел ее, следовательно, она вне подозрений. Ей вспомнилось, как Джейка остановили за превышение скорости, а в бардачке у него был припрятан гашиш. «Веди себя спокойно», — успел он сказать, опуская стекло. Ренни потребовалось время, чтобы переварить его слова. Спокойно — для нее означало выскочить из машины и бежать куда глаза глядят, пока сил хватит. Но она продолжала сидеть в машине, не говоря ни единого слова, и это было вполне приемлемо, несмотря на то, что Ренни прямо кожей чувствовала, что вина окружает ее слепящим ореолом.
Так же и сейчас. Ренни решила вести себя как журналист, делающий свою работу и поглощенный исключительно своими проблемами. Если она будет вести себя как и подобает журналисту, то есть фотографировать, писать заметки, наброски к статьям, может, она и убедит себя. Все равно что корчить рожи: ее мать часто говорила, что гримасничать нехорошо, а то лицо состарится преждевременно.
«А, так вот что случилось с твоим», — пробурчала тринадцатилетняя Ренни, самый дерзкий возраст, по мнению ее матери. Правда, это было произнесено так тихо, что мать не услышала.
Ренни оглянулась, проверяя все ли на месте, взяла камеру, повертела в руках объектив. Вот к примеру лодка, она привязана к пирсу толстыми, в руку толщиной, канатами, — они завязаны на морские узлы. Когда-то корпус лодки был черного цвета, а теперь он весь изъеден коричневой ржавчиной в местах, где смылась краска. На носу можно различить выцветшее название «Память». У Ренни возникло сомнение, сродни тому, которое она испытала, впервые увидев самолет, доставивший ее в эти края: неужели ЭТО может держаться на воде? Но ведь эта посудина дважды в день совершала прогулочные рейсы в голубую даль. Наверное, никто не рискнул бы в нее сесть, если бы это было небезопасно.
Палуба представляет собой беспорядочное нагромождение корзин, чемоданов, узлов. Несколько человек забрасывают на борт картонные коробки и складывают их в открытый люк и под скамейки. Ренни удается сфотографировать их, поймав в объектив коробку, летящую в воздухе, и две пары протянутых к ней рук, бросавших и ловивших. Она надеется, что снимок получится броский и эффектный, хотя она по опыту знает, что когда специально пытаешься добиться эффекта, ничего не выходит. «Передержка», — говорит в таких случаях Джейк. На Святой Агате Ренни сфотографирует рестораны, если там таковые имеются, и старушек, чистящих на солнце омаров, или не омаров, а что придется. Ренни знает наверняка, что местные бабки непременно будут что-нибудь чистить, правда, она совсем не уверена, что это окажутся омары.
Чья-то рука ложится Ренни на плечо, и она холодеет от ужаса. Ее заметили, они все знают, за ней следили.
— Привет, и ты здесь, — раздается Лорин голос.
Лора в светло-вишневом наряде, украшенном голубыми орхидеями, улыбается как будто не ожидала, что встретит здесь Ренни.
Ренни поднимается со своего «насеста».
— Я думала, что ты на Святой Агате, — говорит она. Еще мгновение и она разразится гневом.
— Да, я собиралась, но меня задержали, — отвечает Лора. Она оглядывается по сторонам, она вот-вот уронит коробку, как бы невзначай. — Я опоздала на судно. Ну да все равно, Эльве уже стало лучше.
Они обе знают, что все от слова до слова ложь. Но что же ей теперь делать? Любой невинный с виду вопрос может выдать ее с головой. Ренни ни в коем случае не хочет, чтобы Лора поняла, что она, Ренни, знает, что находится в коробке, знает, что ее использовали. Чем меньше ей удастся выяснить, тем лучше. Когда люди играют с оружием, то рано или поздно такие игры заканчиваются тем, что игроков убирают, и Ренни хотелось бы в такой момент очутиться подальше отсюда.
Лора окидывает цепким взглядом пирс, как бы запоминая в лицо, находящихся там людей.
— Я смотрю, ты благополучно довезла Эльвину коробку, — говорит она.
— Да, без проблем, — дружелюбно отвечает Ренни, стараясь, чтобы ответ прозвучал как можно равнодушней. — Я думаю мы сможем поместить ее в трюм.
— Лучше оставь ее при себе. Здесь так легко потерять вещи. К тому же Эльва всегда ужасно трясется над своими шмотками, она терпеть не может, когда приходится ждать, пока происходит разгрузка. Она не выносит стояние на жаре.
Лора не предлагает взять на себя заботы о коробке. Однако она заносит ее на судно и заталкивает под сиденье. Сиденье Ренни — деревянная скамья вдоль борта.
— Садись снаружи с подветренной стороны. Так ты и не промокнешь, и вони будет поменьше. Никогда не занимай места в нижнем салоне, там дышать нечем. Если нам повезет, то они пойдут только под парусами.
— А где можно оплатить проезд?
— Они подойдут ко всем, когда соберется народ, — говорит Лора, опять оглядываясь на пирс.
Без всякого сигнала люди начинают грузиться на палубу. Как только лодка подходит поближе, они прыгают через узкую полоску воды, в прозрачной глади видно, как шевелятся водоросли, облепившие пирс. Они похожи на искусственные волосы. Когда подходит очередь Ренни, один из матросов не говоря ни слова, берет у нее из рук сумочку, потом схватив ее за руку, помогает преодолеть расстояние между пирсом и лодкой.
Палуба постепенно заполняется людьми, в основном темнокожими. Они рассаживаются по скамейкам, кому не хватило места, пристраиваются на мешках, узлах и прочем багаже. Ренни вспоминаются рассказы о том, как опрокидываются перегруженные суда. Появились две немки из отеля, они озираются в поисках свободных мест. На борт влезла несговорчивая американская пара в мешковато висящих шортах; они предпочли стоять. Как зачарованные они смотрят на небо.
