Два месяца назад ей предложили хорошую работу, очерк для «Пандоры» из серии «Женщины Успеха». Балерина, поэтесса, исполнительный директор сыроварной компании, судья, дизайнер, специализирующийся на туфлях со сверкающими накладками на мысках. Ренни хотела взять дизайнера, но ей дали судью, потому что ожидалось, что ее будет трудно раскрутить, а в Ренни верили.

Ренни не была готова к той панике, которая ее обуяла в первый же день работы. Судья была достаточно мила, но что у нее спросить?

— Как это быть судьей? — спросила она.

— А как это вообще, быть кем-то? — вопросом на вопрос ответила судья, которая была только на год старше Ренни. Она улыбнулась. — Это работа. Я ее люблю.

У судьи было двое прекрасных детей и обожающий ее муж, которого совсем не волновало, как она проводит время в суде, поскольку был вполне удовлетворен своей собственной работой. Жили они в очаровательном доме. Ренни не могла придраться к этому дому, наполненному картинками многообещающих молодых художников; сфотографироваться судья решила перед одной из них. С каждым новым вопросом Ренни чувствовала себя все более молодой, бессловесной и беспомощной. Судья имела все, и Ренни начинала это рассматривать как личное оскорбление.

— Я не могу это написать, — сказала она редактору «Пандоры». Редактора звали Типпи, она была приятельницей Ренни. Когда она открывала рот, речь из нее сыпалась с телеграфной частотой.

— Она сдвинута на том, чтобы все держать в своих руках, — сказала Типпи. Она держит интервью под контролем. Тебе надо все перевернуть, сместить огонь на нее. Наши читатели хотят видеть в них людей; несколько трещин в броне, немного человеческой боли. Неужели ей не приходилось страдать по пути наверх?

— Я у нее спрашивала, — сказала Ренни. — Нет, не приходилось.

— Что тебе надо сделать, — сказала Типпи, — это спросить, нельзя ли тебе поболтаться с нею рядом. Ходи за ней целый день. Где-то там зарыт сюжет. Как она ощущает себя со своим мужем в постели, ты ее спрашивала? Раскопай ее подноготную, вдавайся в мельчайшие детали, имеет значение все, что накручено у них внутри. Что она испытывает в постели наслаждение или любовь, — это существенно. К ним надо подольше цепляться и рано или поздно они расколятся. Тебе нужно копать. Нет, не в поисках грязи, раскапывай только то, что есть.

Ренни взглянула через грязный стол на такую же грязную Типпи. Она была на десять лет старше Ренни, с жирной нездоровой кожей, под глазами мешки. Она курила сигареты одну за другой и пила слишком много кофе. Носила зеленое, что ей не шло. Она была хорошей журналисткой, она выиграла все мыслимые премии прежде, чем стала редактором, а сейчас рассказывает Ренни, что надо лезть к другим людям в души. Женщина Успеха.

Ренни пошла домой. Она просмотрела, что уже написала про судью и решила, что; все-таки это и есть истина. Вытащила страницу и начала новую.

«Раньше профиль обычно обозначал изображение чьего-либо носа со стороны, — писала она. — Теперь он предполагает взгляд изнутри». Это все, чего она достигла.

Ренни берет свой фотоаппарат, на всякий случай. Она, конечно, не большой спец, и она это знает, но основам фотографии она заставила себя выучиться, поскольку убеждена, что это расширяет ее возможности. Если можешь и писать и снимать, то можешь попасть почти повсюду, по крайней мере, так говорят.

Она берет мимеографическую карту Квинстауна и туристическую брошюру со стола регистрации. «Святой Антонио и Святая Агата» гласит брошюра. «Откройте для себя наши солнечные острова-близнецы». На обложке изображена хохочущая загорелая белая женщина на пляже, одетая в цельнокройный купальник с полосой на груди. Рядом с ней на песке сидит чернокожий мужчина в большой соломенной шляпе и держит кокосовый орех с двумя торчащими из него соломинками. За ним прислоненное в дереву мачете. Он смотрит на нее, она смотрит в объектив.

— Когда это было отпечатано? — спрашивает Ренни.

— Мы получаем их из департамента по туризму, — отвечает женщина, сидящая за столом. — Это единственный образец.

Она англичанка и похожа на менеджера, а может она и есть владелица отеля. Ренни всегда устрашают такие женщины, женщины, которые могут носить защитного цвета тапочки на толстой подошве и лимонные синтетические юбки джерси, не подозревая о своей уродливости. Несомненно именно эта женщина в ответе за эти жуткие стулья в гостиной и запаршивевшие растения. Ренни завидует людям, которые не замечают Уродства: это дает им преимущество, их нельзя смутить.

— Как я поняла, вы пишите о путешествиях, — жестко говорит женщина. Такие, как вы, к нам обычно не приезжают. Вам надо побывать в Дрифтвуде.

Какое-то мгновение Ренни удивляется, откуда ей это известно, но потом вспоминает, что на ее регистрационной карточке, которая хранится в сейфе, значится «свободная журналистка». Не сложно догадаться. Женщина, видимо, хочет сказать, чтобы Ренни не рассчитывала на особое к себе отношение, так что просить скидку совершенно бессмысленно.

Отель располагается на втором этаже старого здания. Ренни спускается по внешней каменной лестнице, ступеньки которой посередине стерты, во внутренний дворик, пахнущий мочой и бензином, затем выходит через арку на улицу. Солнце бьет ей в глаза, как ветер, и она роется в сумочке в поисках очков. Она обнаруживает, что переступила через чьи-то ноги, брючины, из которых торчат голые ступни, но вниз не смотрит. Стоит на них посмотреть, они сразу чего-нибудь захотят. Она идет вдоль стены отеля, покрытой грязной, некогда белой, штукатуркой. На перекрестке она переходит через главную улицу, всю в выбоинах, в сточных канавах течет грязь. Машин не много. На другой стороне она видит строения с колоннами, колоннаду, похожую на те, что окружают zócalos в мексиканских городах. Трудно сказать, насколько они древние, это надо выяснить. В брошюрке сказано, что здесь, наряду с остальными завоевателями, побывали и испанцы. «Оставив после себя очаровательный налет Старой Испании», — так это обычно преподносится.

Она идет в тени, высматривая аптеку. Никто к ней не пристает, никто даже не смотрит в ее сторону, кроме маленького мальчика, который пытается продать ей несколько пятнистых бананов. Она расслабляется. В Мексике, когда она оставляла Джейка в отеле и предпринимала что-нибудь сама, ее преследовали мужчины, издававшие при этом причмокивающие звуки. Она покупает соломенную шляпу, чересчур дорогую, в магазине, где торгуют батиками и отделанными ракушками ожерелья из рыбьих позвонков. Там продают так же и чемоданы, поэтому магазин называется «Безделушки». «Неплохо», — думает Ренни. Она видит знакомые вывески: Шотландский Банк, Канадский Коммерческий Банк Империал. Здания банков новые, а окружающие их постройки старые.

В банке она разменивает дорожный чек. Неподалеку находится и аптека, тоже новенькая на вид, она заходит внутрь и спрашивает крем для загара.

— У нас есть Quaaludes, — предлагает продавец, пока она платит за крем.

— Простите?

— В любом количестве, — говорит продавец. Это невысокий, лысеющий человек с усиками игрока, его розовые рукава подвернуты до локтя.

— Никакого рецепта не требуется. Возьмете с собой в Штаты, — продолжает он, хитро поглядывая на нее. — Заработаете немного денег.

«Что ж, это аптека, — думает Ренни. В ней торгуют лекарствами. Чему же удивляться?»

— Нет, спасибо, — отвечает она. — Не сегодня.

— Вы хотите что-нибудь покруче? — спрашивает человек.

Ренни покупает немного репеллента, который он вяло заносит в приходную книгу. Он уже потерял к ней интерес.

Ренни поднимается в гору, к церкви Святого Антония. Она самая старая из сохранившихся здесь, говорится в туристической брошюре. Церковь окружает кладбище, могилы разгорожены железными коваными оградами, могильные камни покосились и поросли лозником. На лужайке плакат, посвященный планированию семьи: УДЕРЖИВАЙТЕ СЕМЬЮ В ДОЛЖНЫХ РАЗМЕРАХ. Ни намека на то, что бы это значило. Рядом другой плакат: ЭЛЛИС — КОРОЛЬ. На нем рисунок жирного человека, улыбающегося, как Будда. Он измазан красной краской.