— Да называй как хочешь! Не поеду, и всё!

Юхан отключил телефон. Журналист весь побагровел и тяжело дышал. Он повернулся к Петеру и фермеру:

— Вот свинья!

— Забей на него, — посоветовал Петер. — Давай работать, а то я сейчас от холода коньки отброшу.

Они сняли интервью с удивлённым фермером, невольно оказавшимся свидетелем телефонной ссоры. Он рассказал, что две недели назад поздно вечером отправился в коровник на вечернюю дойку и увидел, что по тракторной дороге проехал автомобиль. Фермер заметил свет фар. Обычно так поздно тут никто не ездит. Марку машины он назвать не мог. Он немного подождал, но машина скрылась, и он вернулся в дом.

Юхан с Петером планировали снять ещё два сюжета в городе — один о работе полиции, другой о том потрясении, которое пережили одноклассники девочки, персонал конюшни, соседи, да и вообще жители Висбю.

Многие до последнего надеялись, что Фанни всё-таки найдётся живой и здоровой, хотя с каждым днём надежда таяла. Сейчас отчаяние достигло максимума.

Вечером, вернувшись в отель, Юхан попытался дозвониться до редактора, но тот не желал с ним разговаривать. По поручению Гренфорса интервью у матери Фанни взял по телефону практикант, но после долгого обсуждения с ведущим программы и главным редактором в эфир интервью решили не давать. Остальные также не проявили интереса к этому материалу. «Гренфорс просто хотел настоять на своём, — подумал Юхан, поговорив по телефону с коллегой о бардаке в редакции. — Господи, иногда это не работа, а просто детский сад!»

Журналист не должен забывать о своей миссии, обязан всё время спрашивать себя, зачем он это делает, зачем это нужно людям, и постоянно помнить о том, чтобы никому не навредить. Юхан был уверен, что поступил правильно, отказавшись брать интервью у Майвур Янсон. Никто не сможет заставить его брать интервью у человека в шоковом состоянии!

Этому он научился за многие годы работы на телевидении. Несколько раз он пошёл на поводу у настойчивых редакторов и взял интервью у людей, которые только что потеряли близких или стали жертвами несчастного случая. Просто чтобы не доводить до конфликта. Впоследствии он понял, что совершил ошибку.

Люди и правда хотели рассказать о своём несчастье, просто чтобы с кем-то поделиться или привлечь внимание общественности к той или иной проблеме, но они находились в полной растерянности и не могли ясно мыслить. Перекладывать ответственность на них в такой момент просто непростительно. К тому же они совершенно не представляли себе масштабов последствий своего решения. Телевидение обладает огромной силой. Отснятые кадры можно использовать в любом контексте, и остановить процесс уже невозможно. Каждый раз горе лишь охватывало пострадавших с новой силой.

Казалось, Эмма находится в стеклянном звуконепроницаемом пузыре, отгороженная его стенками от внешнего мира. Как будто кто-то выдернул вилку из сети, остановив ход жизни, её бесконечную круговерть.

Она лежала на полу в маленькой гостиной Вивеки. Подруга куда-то уехала на выходные, и у Эммы появилась возможность побыть наедине с собой и подумать.

В квартире царили тишина и покой: ни радио, ни телевизора, ни музыки. Эмме хотелось полностью погрузиться в обволакивающую темноту.

В её теле зародилась новая жизнь. Маленький человечек, частичка её и Юхана, наполовину он, наполовину она. Она закрыла глаза и провела рукой по гладкой коже. Пока ещё ничего не заметно, но тело уже начинает подавать сигналы. Побаливала грудь, её стало подташнивать по утрам, как и в предыдущие беременности, безумно хотелось апельсинов. «Что же это за человечек внутри меня? — думала Эмма. — Девочка или мальчик? Сестрёнка или братишка?»

Круговыми движениями она гладила себя по животу — вниз, к матке, и снова вверх, к пупку, и ещё выше, к ноющим соскам. Малыш уже заявлял о своём существовании, уже получал питание через пуповину и рос с каждым днём. По её подсчётам выходило, что она на восьмой неделе. На какой стадии развития сейчас находится плод? Они с Улле тщательно следили за развитием Сары и Филипа. Он читал ей вслух, что происходит с плодом на каждой неделе. Они так радовались…

А теперь всё по-другому. В выходные ей пришлось принять решение, оставлять или нет. Она дала Улле обещание. Он на удивление спокойно прореагировал на известие о её беременности. Отец ребёнка — не он, в этом нет никаких сомнений. Сдержанно и холодно он объяснил, что, если она оставит этого ребёнка, развод неизбежен. Он не собирается заботиться о ребёнке Юхана и вынужденно общаться с её любовником всю оставшуюся жизнь. Если она хочет сохранить семью, то у неё нет выбора — она должна избавиться от него, как он выразился. Избавиться! Само слово звучало абсурдно. Как будто содрать болячку, содрать и выкинуть в унитаз.

Ей хотелось, чтобы кто-нибудь принял это решение вместо неё. Какой бы выбор она ни сделала, она всё равно окажется не права.

Понедельник, 17 декабря

Как только Кнутас вошёл утром в кабинет, у него сразу же зазвонил телефон.

— Доброе утро, это Уве Андерсон, консьерж из дома на Юнгмансгатан. Мы с вами встречались в связи с убийством Хенри Дальстрёма.

— Да-да, помню. Здравствуйте.

— Дело в том, что мы наводим порядок в фотолаборатории Дальстрёма, будем там снова хранить велосипеды. Я сейчас стою тут внизу.

— Да?

— Мы кое-что странное нашли, понимаете, за трубой. Пластиковый пакет, а в нём — свёрток. Он заклеен скотчем, не хочу его открывать: вдруг тут какие-то отпечатки пальцев, ещё сотрутся.

— Как он выглядит?

— Коричневая обёрточная бумага, заклеен скотчем, довольно лёгкий по весу, по размеру как стопка открыток.

Кнутас внимательно наблюдал за тем, как Сульман открывает тщательно упакованный свёрток, который доставили в отдел криминалистики. В нём сказались фотографии. Нечёткие, но в принципе было совершенно ясно, что это за жанр. Сюжет один и тот же, снят с одной точки. Спина мужчины, который занимается сексом с молодой женщиной, точнее, с девочкой. Она казалась раза в два меньше его. Лица не видно: отчасти его закрывала спина мужчины, отчасти длинные чёрные волосы самой девочки. Руки были неестественно раскинуты в стороны, как будто её привязали. Мужчина стоял, склонившись над ней, загораживая её своим телом, но одну ногу было чётко видно. Девочка была темнокожая.

Сульман и Кнутас посмотрели друг на друга.

— Это, должно быть, Фанни Янсон, — наконец сказал Кнутас. — Но кто же мужчина?

— Чёрт его знает!

Сульман вытер пот со лба, достал лупу и начал изучать фотографии:

— Смотри. На стене позади них висит картина. Красные тона и… что же это? Может, собака?

Он протянул лупу Кнутасу. На фото можно было разглядеть один угол картины.

— Похоже на собаку, лежащую на какой-то красной ткани. Может, подушка или диван?

Сульман стал быстро просматривать остальные фотографии. Никаких зацепок.

Мужчины устало опустились на стулья. Кнутас полез в карман за трубкой.

— Ну вот. Вот тебе и связь, — пробормотал Кнутас. — Дальстрём сделал снимки мужчины, у которого была половая связь с Фанни Янсон. Видимо, он сфотографировал их тайком, а потом стал шантажировать мужчину. Вот тебе и двадцать пять тысяч. Теперь всё ясно: мужчина в гавани, деньги, Фанни…

— Это означает, что у нас есть фотографии преступника, — сказал Сульман, постучав обтянутым перчаткой пальцем по спине мужчины на фото.

— Скорее всего. Понятно, почему он убил Дальстрёма, но зачем ему убивать Фанни? Если это, конечно, она — стопроцентной уверенности у нас нет. — Кнутас взял одну из фотографий и стал пристально разглядывать её. — Кто же это, чёрт побери?