— Или вскрыть замок, — вставил Сульман. — У Дальстрёма стоит самый примитивный замок. Опытный взломщик с таким справится на раз, никто ничего и не заметит. При первом осмотре мы не обнаружили никаких признаков взлома, но можно проверить ещё разок.

— Согласен с Витбергом, — вступил в дискуссию Норби. — Думаю, это Бенгт Юнсон. Ближайший друг Дальстрёма, у него вполне могли быть ключи от его квартиры. Если, конечно, Дальстрёму не приспичило ещё раз выйти из квартиры посреди ночи. Надев обычную обувь.

— Всё возможно. Но если это и правда Бенни, зачем тогда ему идти к консьержу? — с сомнением в голосе возразила Карин.

— Чтобы отвести от себя подозрения, конечно, — отрезал Норби.

— Если соседка ничего не напутала, Дальстрём был ещё жив через сутки после скачек и вечеринки у него дома, — рассуждал вслух Кнутас. — Значит, убили его не по пьянке. Вероятно, убийство произошло поздним вечером в понедельник или в ночь с понедельника на вторник. Более точное время смерти мы узнаем, когда получим данные судмедэкспертизы.

— Кстати, поступили интересные сведения ещё от одного свидетеля, — добавил Норби. — Сегодня я снова поговорил с соседями. В одной квартире никого не оказалось дома, и хозяйка перезвонила мне позже.

— Так?

Кнутас приготовился выслушать ещё один скрупулёзный отчёт.

— Девушка учится в старших классах в Сэвэскулан. Она тоже слышала, как кто-то ходил по лестнице поздно вечером в понедельник. Его зовут Арне Хаукас, проживает в квартире напротив, то есть на одном этаже с Дальстрёмом. Работает учителем физкультуры, а по вечерам регулярно совершает пробежку. Обычно бегает около восьми, но в понедельник вечером она услышала, что он вышел из квартиры около одиннадцати. Девушка увидела его в окно.

— Неужели? А откуда такая уверенность в дне недели и времени?

— У неё гостила старшая сестра из Альвы. Они болтали допоздна, и обе видели его. Девушка присматривается к нему, потому что ей кажется, что он любитель поглазеть в чужие окна. Пробегая мимо, он всегда заглядывает к ней в окно. Ей взбрело в голову, что вечерние пробежки просто предлог, чтобы мешать людям спокойно жить.

— У неё есть доказательства?

— Нет. Она очень смутилась, когда рассказывала. Сказала, что ни в чём не уверена, просто у неё такое ощущение.

— А этот Хаукас женат?

— Нет, живёт один. Возможно, что интуиция девушку не подводит. Я не успел толком навести справки, но всё-таки позвонил в Сольбергаскулан, где тот работает. Я лично знаком с директором, и он рассказал, что Арне Хаукаса несколько лет назад обвинили в том, что он подглядывал за девочками в раздевалке. Школьницы в один голос утверждали, что он входил в раздевалку без стука, якобы для того, чтобы сделать важное объявление. Четыре девушки были настолько этим возмущены, что написали на него жалобу директору.

— И чем дело закончилось?

— Директор провёл с Хаукасом беседу, тот отрицал свою вину, на том и порешили. Больше такого за ним не замечали. Школьницы жаловаться перестали.

— Да, подъезд подобрался что надо, — вмешался Витберг. — Алкаши, кошки с расстройством желудка, вуайеристы… просто сумасшедший дом какой-то.

Его реплика развеселила сотрудников, за столом поднялся галдёж, и Кнутас предупреждающе поднял руку:

— В любом случае мы ищем не извращенца, а убийцу. Но этот учитель физкультуры мог что-то заметить, раз он совершал пробежку в тот вечер, когда было совершено убийство. Его уже допросили?

— Похоже, что ещё нет, — ответил Норби.

— Тогда надо допросить его в течение дня, — подытожил Кнутас и повернулся к Карин. — Что-нибудь новое о Дальстрёме?

— До восьмидесятого года работал фотографом в «Готландс тиднингар», затем уволился и открыл частную фирму под названием «Мастер пикчерс». Первые годы дела шли неплохо, но в восемьдесят седьмом году фирма обанкротилась. Осталась куча долгов. С тех пор о трудоустройстве Дальстрёма никаких сведений нет, до выхода на пенсию по состоянию здоровья в девяностом году жил на пособие.

— А куда делись жена и дочь? — поинтересовался Кнутас.

— Бывшая жена осталась жить в их старой квартире на улице Сигнальгатан. Дочь живёт в Мальмё. Не замужем, детей нет, по крайней мере по адресу прописана только она. Анн-Софи Дальстрём, супруга погибшего, ездила на материк и должна вернуться домой сегодня вечером. Пообещала заехать сюда прямо из аэропорта.

— Отлично, — похвалил её Кнутас. — С дочерью тоже надо бы пообщаться. Далее необходимо немедленно объявить Бенгта Юнсона во внутренний розыск. Всех его знакомых следует расспросить о том, где он может находиться. Сульман, с тебя повторная экспертиза замка. Вопрос в том, сколько человек знает о выигрыше. В первую очередь надо допросить всех присутствовавших в тот вечер на ипподроме. Что ещё?

— В этих кругах подобные новости распространяются быстрее лесного пожара, — заявил Витберг. — Никто из тех, с кем мы успели поговорить, ни единым словом не обмолвился о деньгах, наверное, у них были на то причины.

— Их тоже надо вызвать на повторный допрос, — поддержал его Кнутас. — Джекпот в корне меняет суть происшедшего.

Больше всего на свете Эмма ненавидела швейные машинки.

«Ну почему приходится заниматься такой гадостью!» — думала она, зажав в зубах несколько булавок и едва сдерживая раздражение, грозившее обернуться головной болью. Про себя она ругалась на чём свет стоит. А ведь надо-то всего лишь починить брюки! Почему же это так адски сложно? Если смотреть со стороны — делов-то, какую-то молнию вшить!

Она старалась изо всех сил: перед началом работы запаслась тоннами терпения и пообещала самой себе, что на этот раз доведёт дело до конца. Не спасует перед первыми же трудностями, как это обычно случалось. К сожалению, Эмма слишком хорошо знала свои слабые стороны. Этого и следовало ожидать.

Борьба продолжалась уже час, и за это время Эмма успела выкурить три сигареты, чтобы хоть как-то успокоить нервы. На лбу выступила испарина, когда она попыталась расправить ткань джинсов под лапкой машинки. Она уже два раза всё распарывала, потому что строчка упрямо сборила.

Больше всего в школе она ненавидела труд. Тишина в классе, стоящая над душой строгая учительница. И всё надо делать так правильно и аккуратно: стёжки, вышивку, — всё должно быть как надо, и никак по-другому. В её школьном аттестате была всего одна тройка — по труду. Вечное напоминание о собственной несостоятельности.

Раздался долгожданный звонок мобильника. В трубке послышался голос Юхана, и у неё в груди словно полыхнуло пламя.

— Привет, это я. Я тебя не отвлекаю?

— Нет-нет, но ты же знаешь, что не должен мне звонить.

— Извини, не выдержал. Он дома?

— Нет. По понедельникам играет в хоккей с мячом.

— Не сердись на меня. Пожалуйста.

Тишина. А потом снова его голос, низкий и бархатный, словно ласкающий её разгорячённый лоб:

— У тебя всё хорошо?

— Да, спасибо. У меня тут как раз истерика начинается, собираюсь выкинуть швейную машинку в окно.

От его тихого смеха у неё засосало под ложечкой.

— Ты что, пытаешься шить? Ты же клялась никогда больше не брать в руки иголку!

Она вспомнила, как прошлым летом попыталась вручную зашить его футболку, взяв нитку с иголкой из гостиничного набора. А потом твёрдо решила, что это никогда не повторится.

— Ничего не получается, как, впрочем, и в остальном, — вырвалось у неё.

«Только не давай ему призрачную надежду!» — кричал голос разума, но сердце отказывалось слушаться.

— Что ты имеешь в виду? — Он старался говорить спокойно, но она сразу услышала надежду в его голосе.

— Ничего. Ты что хотел? Ты же знаешь, что не должен мне звонить, — повторила она.

— Не выдержал.

— Но если ты не оставишь меня в покое, я не смогу думать, — ласково произнесла она.

Он попытался уговорить её встретиться, завтра он собирался на Готланд. Она категорически отказалась, хотя всё её тело отчаянно рвалось к нему. Вечная битва между разумом и чувствами.