- Ага, земляк, - ответил детина. - Ты чего тут?

- Из ГУВД я. Расследую инкогнито здешние безобразия. То есть, расследовал инкогнито.

- Документы есть?

- Само собой, - протянул удостоверение.

- Епифанов Владимир Семенович, полковник, - прочитал бритоголовый и, заулыбавшись, с ходу процитировал:

Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным,

Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.

В общем так: подручный Джона был находкой для шпиона, -

Так случиться может с каждым - если пьян и мягкотел!

- Это про меня. Мы с Володей большие были друзья.

- «А за это, друг мой пьяный, - говорил он Епифану, - будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин! Враг не ведал, дурачина: тот, кому все поручил он, был - чекист, майор разведки и прекрасный семьянин»,- с удовольствием продекламировал бритоголовый, - Пошли, погуторим, что ли, прекрасный семьянин?

- Зря вы их порешили,- указал Жеглов подбородком на доктора Мейера. - Доктора здесь поценнее немца Вернера фон Брауна.

- Так получилось, - неприязненно поджал губы пришелец. - Пошли в кабинет, поговорим.

Они пошли. За ними двинулись горбоносый с палестинцем.

- Ты чего с ними? Вроде наш, русский? - опасливо оглянувшись, спросил Жеглов.

- А у нас Пятый Интернационал, с уголовным уклоном. И потому задачи общие.

- Какие задачи?

- Так я все тебе и рассказал. Сам должен знать, коли тут ошивался.

- Чего я знаю, так это то, что взять тут нечего.

- Ошибаешься полковник, крепко ошибаешься.

Вошли в кабинет Перена. Бритоголовый устроился на хозяйском месте. Горбоносый с палестинцем, ревниво на него посмотрев, устроились кто где. Удивив Глеба, вошел буддистский монах в желтом балахоне. Залопотал, что-то на своем. Потом, вспомнив, видимо, что находится не на Тибете, убежденно сказал по-английски:

- Надо его убить!

- Ну, эти монахи в последнее время распустились, иезуиты им бы позавидовали! - покрутил головой бритоголовый. - Знакомься, полковник, это Будда, мы его так конкретно зовем. А это, - указал пальцем с массивным золотым перстнем на палестинца, - выдающийся арабский террорист Абдулла. Самолет, знаешь, взорвал и в Мюнхене, в семьдесят втором, отмечался. А это Хаим, никем не замечаем, - указал на горбоносого. - Узкий, пес, по нацистам специалист, ему даже Абдулла до лампочки.

- Трое в лодке, не считая Будды, - пробормотал Жеглов. - А тебя как кличут?

- Называй меня Фантомасом, - осклабился бритоголовый.

- А маска где?

- Она тут не нужна. Ну, сказывай, чего тут накопал?

- Судя по всему, этот Перен органы для продажи из сумасшедших добывал и сперму туда же.

- Чепуха, - махнул рукой Фантомас. - Он тут окошко в светлое будущее наладил, а будущее, как ты знаешь, аппетитнее настоящей Америки.

Жеглов вспомнил речь Гитлера и газовую войну с Украиной. Посмотрел на бандитов, спросил:

- А вы сами, случайно не из будущего? Я формы такой, как на вас, не видел даже по телевизору, и оружия такого даже в справочниках нет.

- Все из Америки, самое современное. Наши паханы веников не вяжут. Чего-нибудь странного здесь не замечал?

- Замечал. Вокруг этого места какой-то экран. Зайдешь за него, и все исчезает. Эльсинор, ты сам... Я сам видел действие этого экрана. Своими глазами, - сказал Жеглов.

- А это плохо, что видел, - сказал Абдулла. Он смотрел на Жеглова, как на покаеще живого, и тот решил, что убьет его первым. Если вообще кого-то убьет.

- В общем, нам надо что-то решать, - сказал бритоголовый, вынув из кармана комбинезона мятую пачку «Мальборо». - Судя по всему, наш полковник действительно тут заблудился. И к тому же много знает.

Глеб молчал. Он думал о Генриетте. Везет ему на француженок. А теперь его убьют. И он никогда больше ее не увидит.

- Ну что, молчишь, полковник? - прервал его мысли Фантомас.

- А что говорить? Нет смысла. Мне и так умирать, ты двадцатку повезешь до Магадана, если, конечно, вышка минует.

В дверь постучались. Будда сказал: - Come in, - и вошел растерянный Пелкастер.

- Господа, там убитые! - пролепетал он, смятенно глядя на бритоголового. - Там доктор Мейер лежит, убитый! Понимаете, убитый!

- И ты, пиздабол, лежишь, убитый, - сказал Абдулла и выстрелил, не вынимая пистолета из кармана комбинезона.

Жеглов на него бросился, вцепился руками в горло, и был застрелен, Абдуллой или кем, это для него это уже не имело значения, потому что пуля попала в лоб.

- Дурак, - сказал Фантомас, характеризуя то ли подельника, то ли Жеглова, распластавшегося на полу.

28. Солнышко наяривало

К полудню они собрали всех на лужайке перед подъездом Эльсинора. Марка-Поля Дижона, постельную лягушку, Лиз-Мари, прилепившуюся к Маару-Шарапову, Монику, Жака Ронсара с его часами, Жозефину с прочими королевами, Рено-Клодина Сандрара с лопатой, всю жизнь искавшего клады, Жана Керзо, садовника, очень похожего на Пуаро, всех собрали. Еще через час непроницаемый Хаим - в ушах микрофоны плеера - пригнал свою добычу, а именно тощего Гитлера с маленькой девочкой на руках, Геринга, не пожелавшего расстаться с незаконченной моделью Боинга-747, и еще каких-то ныне юношей явно осененных нацистским прошлым. Приказав им раздеться в стороне от других постояльцев клиники, он некоторое время освидетельствовал их, заглядывая в потрепанный блокнот и удивленно потряхивая головой, затем приказал лечь на землю лицом вниз и выстрелил каждому, включая и Еву Браун, пяти лет от роду, в голову и сердце. Закончив с этим, подошел к Фантомасу, разговаривавшему с конкретным Буддой, сказал:

- У меня все. Пойду, съем что-нибудь, а то проголодался.

- Слушай, может, поможешь? - сказал ему Фантомас просительно.

- Все, кроме этих, - указал на трупы, - мне до лампочки.

- Знаю, - окрысился Фантомас. - Просто я хотел намекнуть, что у тебя здорово получается.

- Не, без меня. Я работу свою сделал, а за остальное мне не платят.

...Толпа пациентов стояла обречено. Наяривало солнышко, сосны стояли индифферентно. Тюльпаны росли на глазах.

- Нас невозможно убить, - говорил Луи де Маар Лиз-Мари, - а значит, будем живы.

- Так, наверное, говорили в Бухенвальде по дороге в газовую камеру, - отвечала Лиз-Мари. - Их немного, надо броситься на них, и кто-то останется в живых.

- Все останутся в живых, - отвечал Маар. - Все кончится неплохо.

- Неплохо? Меня убьют, а ты спасешься?

- Я давно мог спастись. Но не делал этого, чтобы оставаться с тобой. С тобой, какая ты есть.

- С какой такой?

- С земной.

- Ты с ума сошел. Или просто разучился быть мужчиной.

- Когда все время кого-то играешь, забываешь, что такое быть самим собой.

- А ты сыграй мужчину.

- Ладно, уговорила. Я сейчас пойду на них с голыми руками, потом ты, кляня себя, будешь стенать над моим телом...

Лиз-Мари не ответила, потому что Абдулла гортанным криком приказал всем построиться в шеренгу. Когда они встали, Фантомас прошелся с тыла шеренги, отодвигая с ушей пряди волос, и говоря или не говоря потом:

- Два шага вперед!

Тех, кто шагнул вперед – их было большинство, тут же расстреляли. Остальных увели в сторону перевала.

29. Не испытывая страха

Все это Жеглов видел из своего окна. Он не умер, пуля мало повредила мозг, только какую-то вену. Когда они ушли, он, истекая черной кровью, пополз, потом, найдя силы, встал на ноги, пошел к себе по черной лестнице. Передвигаясь, шаг за шагом, шептал:

Звезд этих в небе - как рыбы в прудах, -

Хватит на всех с лихвою.

Если б не насмерть, ходил бы тогда

Тоже героем.

Шепот этот помогал сердцу работать, и он, ничего не чувствуя, дошел до своего номера, кое-как открыл дверь. Вошел, встал у окна, стал смотреть, прикрыв обильно кровоточившую рану ладонью. После того, как одних расстреляли, а других увели, достал из шкафа коробку из-под электрической бритвы, нашел чистую карточку и долго писал. Закончив, положил карточку в коробку, а ту в шкаф. Постояв, весь напитанный кровью, посреди комнаты, вернулся в кабинет профессора, раз за разом повторяя: