- Кто бы мог подумать...
Мегре отобрал у напарника машинку, осторожно поставил на место. Закрыл дверцы секретера. Попросив спутника осмотреть корпус снаружи, вернулся в гостиную. Мадмуазель Генриетта сидела на диване, как школьница на выпускном экзамене. Щеки ее розовели, глаза лучились.
- Я вас никогда не видел в столовой, - устроился Мегре рядом.
- К вящему огорчению Рабле, я редко там бываю, - ответила Генриетта, бархатный ее голос ласкал сердце комиссара. - Еду мне приносят.
«Мы могли бы сидеть за одним столом», - подумал Мегре и тут же мысленно увидел ее в обеденном зале напротив себя, увидел, деликатно разрезающей домашнюю сардельку а ля Рабле, сдобренную струйкой майонеза.
- Вы хотите меня о чем-то спросить? - улыбнулась она его мыслям, которые могла бы прочитать и подслеповатая женщина.
- Да, хочу...
- Я не замужем и не была замужем, если вам это угодно знать, - благосклонно посмотрела на широкий лоб комиссара, на густые его волосы, подстриженные ежиком, на усы, когда-то рыжеватые, теперь соль с красным перцем.
- В это невозможно поверить... - недоверчиво покачал головой обладатель усов.
- Все мужчины, которым я доверяла сердце, в лучшем случае использовали его в качестве яства, в худшем - как живую мишень...
- Ну, не все мужчины такие...
- Я не стара, и все еще на это надеюсь. Знаете, каждая женщина, если она женщина, стремится к семейному уюту, каждая женщина, если она женщина, мечтает родить маленького розового сыночка, который, став мужчиной, будет потакать ее слабостям, скрасит старость...
«Сумасшедшая?» - подумал Мегре, всматриваясь в углубившиеся глаз собеседницы.
- Вы считаете меня странной? - сказала бархатно.
- Что вы! Я просто подумал, что здесь, в лесу, вы вряд ли найдете ему отца...
- Почему же, в санатории случаются приличные мужчины, - положила гладкую руку на спинку дивана, так положила, что та бархатно коснулась плеча Мегре.
Комиссар, подумав: - Забрасывает удочку с такой вот приманкой? Или обычное для женщины желание с возрастом обратилось в манию?.. - хотел задать следующий вопрос, но его остановил возглас Люки, раздавшийся из прихожей:
- Господин Мегре! Здесь дверь в какое-то помещение!
Взгляд мадмуазель Генриетты застыл, как слеза на морозе. Мегре, извинившись перед нею, встал, прошел в прихожую. Справа от входа в апартаменты действительно была небольшая дверь, закрытая на засов. Люка посмотрел на шефа вопросительно. Комиссар попытался отодвинуть засов, однако тот, оторвавшись, остался в его руке.
- Кого-то там запирали, - посмотрел он на комиссара многозначительно. - И этот кто-то сумел выбраться.
Покивав, Мегре повернул выключатель, толкнул дверь, они вошли друг за другом в тесное помещение.
- Кладовка, - сказал Люка, рассматривая полки, уставленные нарядными банками и баночками, бутылками и бутылочками. - Можно подумать, что Рабле морит ее голодом.
Рабле, сто пятидесятикилограммовый шеф-повара санатория, кормил своих подопечных на убой и весьма искусно. Но если табло электронных весов, вделанных в пол у входа в обеденный зал, показывало лишние килограммы относительно разнарядки профессора Перена, то обладатель их получал дежурное блюдо, которое можно было доесть до последней ложки лишь после месячного поста. Может быть, именно из-за этой фитнес-придумки главы клиники, мадмуазель Генриетта, не терпевшая контроля, посещала столовую неохотно?
- Да, кладовка, - согласился Мегре, отметив, что пол помещения тщательно вымыт, и вымыт недавно.
- Смотрите, комиссар, кровь... - зашептал Люка. - И черный волосок... Очень черный. Он не кажется вам знакомым?
- Вижу, - уставился Мегре на торец средней полки. На нем бурело небольшое пятно с присохшим волоском, черным, как смоль.
- Это я два дня назад оступилась и ударилась затылком, - послышался голос Генриетты из гостиной. - Можете взглянуть на шрам, если изволите.
Мегре, посмотрев на помощника, указал на дальний край нижней полки. На застрявший в заусенице ее ребра белокурый волос. Прикорневая его часть была бурой.
- Похоже, я знаю, чей это волос, - ответный взгляд Люки был выразительнее слов. - И где на самом деле произошло сражение при Ватерлоо.
- Я тоже догадываюсь,- пробурчал Мегре, прежде чем выйти. - В Эльсиноре одна блондинка.
- Я изыму их в качестве вещественных доказательств, - зашептал Люка ему вслед, вынимая из кармана пиджака пару чистых конвертов с собственной монограммой.
- Здравая мысль, - ехидно шепнул Мегре, обернувшись к нему. - Надеюсь, за ней последует не менее здравая мысль.
- Какая?!
- Оставить нас наедине. Вы ведь знаете, коллега, с женщинами лучше говорить тет-а-тет.
- Как скажете, комиссар, - не обиделся Люка. - Встретимся за обедом…
- Вы обещали показать мне шрам, - буркнул комиссар Мегре хозяйке, вернувшись в гостиную.
Та склонила головку, открывая глазам комиссара аккуратные ушки и стройную белую шею. А также красный рубец на самой макушке, который никак не мог быть оставлен горизонтально расположенной полкой. «Ударили сверху не очень тяжелым тупым предметом» - подумал Мегре. Сделав паузу, в течение которой вдыхал сладостный запах существа, основным свойством которого была безбрежная женственность, он сказал:
- Там мы нашли еще и...
- Иногда, комиссар, мне хочется быть глупенькой, - умильно захлопала ресницами Генриетта, - и я становлюсь блондинкой...
- Вы становитесь блондинкой и спешите в кладовку, чтобы испытать стойкость... краски? - комиссар много бы дал за возможность увидеть женщину без платья, без этого длинного платья с длинными рукавами. Всем своим существом он чувствовал, что оно скрывает от его полицейских глаз не одну гематому.
Тут во входную дверь постучались, Мегре прошел в прихожую, открыл дверь. На пороге стоял консьерж Жерфаньон. Естественно, с радиотелефоном в протянутой руке.
- Вас прокурор Паррен спрашивает! - воскликнул консьерж, поедая глазами знаменитого сыщика «при исполнении».
- Паррен стал прокурором... - удрученно проговорил Мегре, направившись на веранду с трубкой.
Говорил он в нее уже бодрым голосом:
- Поздравляю вас, дружище, недолго вы пробыли помощником, - в парке тарахтела газонокосилка Садосека, и комиссару приходилось повышать голос.
- Спасибо, Мегре, - холодно ответил Паррен, услышав, видимо, критическую реплику комиссара. - Как идут дела?
- Как всегда. Думаю, за два дня управлюсь, если, конечно, подозреваемые мною лица будут благоразумны.
- Вы уже знаете, кто совершил преступление?
- Думаю, я догадываюсь, кто совершил убийство. Но пока не хочу догадываться, кто его поставил.
- Знаете, какая у нашего профессора Перена любимая поговорка? «Автор пишет одну пьесу, актеры играют другую, а зрители видят третью[10]». На мой взгляд, это поучительная для сыщика поговорка.
- Я слышал ее от профессора и намотал на ус.
- Что ж, отлично. Еще хочу сказать, что дело получило огласку, и, как только откроется дорога, репортеров вокруг вас будет туча.
- Вы огорчили меня, прокурор, своим прогнозом. Я предпочитаю солнечную погоду.
- Все предпочитают солнечную погоду Да, вот еще что. Министр сказал, что если с вами что-нибудь случиться, ну, повторный инфаркт или что такое, меня, скорее всего, отправят в отставку. Так что поберегите себя, умоляю...
- Спасибо, прокурор. Сейчас я чувствую себя так же хорошо, как во время расследования первого своего дела. Ренессанс, да и только.
- Ренессанс? В таком случае, до свиданья, Микеланджело... Я вам еще позвоню.
Мегре, вернув трубку консьержу, задумался. Сначала ему вспомнилось прошлое, вспомнилось, что во время расследования первого своего дела он чувствовал себя не так уж хорошо, по крайней мере, психологически. Так же чувствовало себя и начальство, отправившее его в отпуск, чтобы следственные действия молодого полицейского выглядели в глазах общественности эгоистическими. Мало-помалу мысли комиссара вернулись к настоящему. Во время разговора с прокурором Парреном он слышал в трубке неразборчивые, но знакомые звуки. Он, конечно, определил бы их природу, если бы размышления не пресекли серебряные звуки гонга, звавшие к ужину. От этих звуков у комиссара, проголодавшегося на свежем воздухе, засосало под ложечкой; мгновенно забыв обо всем, он устремился к святилищу Рабле.
