– Да, я знаю, что такое стереотип. Да, это стереотип обо всех лонча. Мои… соотечественники живут морем, сами понимаете. Но поверьте – я воспитан как септрери. И готов первым залезть на стены Варе.

– И первым слететь с них вниз головой с проломленным черепом. А лететь там высоко, говорят. Нет, пусть этим другие занимаются.

– Шеф…

Гормо обернулся. Если Наска вмешался в разговор, то это не просто так. Агента Лайно Наску кластаро Нерго ценил и отмечал особо. В расслабленной жизни Лейнского стола не часто случались серьезные неприятности, но именно Лайно всегда оказывался самым осведомленным в жизни города. Но этого проклятого дамнора упустил из виду и он.

– Шеф, меч. У него меча нет.

– Три короля в глотку…

Лейтенант и начальник негласных кинулись к телу. И только сейчас обратили внимание: и в самом деле – пояса с коротким егерским клинком не было.

– Что-то этот наш невидимый незнакомец мне нравится все меньше и меньше, – тихо сказал Кортонне.

– А до этого он тебя очаровывал? – спросил Наска.

– Тихо вы!

Но только вот представить себе тварь, которую и не видно, да еще и с мечом в руках – от этого Гормо стало совсем неуютно.

– Что будем делать? – тихо спросил лейтенант.

– Ровно все то же самое, – ответил лейнец. – Ничего это в корне не меняет.

Солдаты, стучавшие своими клинками по дереву (списывать в переплавку или перезатачивать!) опасливо косились на напрягшееся начальство, и кластаро Нерго отвел лейтенанта в сторону. Солнце неумолимо клонилось к верхушкам деревьев, скоро уже начнет темнеть, но сначала надо было закончить здесь. Еще кто-то из егерей заметил, что уже давно не слышно птиц. Конечно, люди могли и распугать пернатых, но как-то странно.

Да мало ли странностей в этом лесу. Даже воздух тут казался густым, тягучим. А эта мерзкая тишина, в которой даже треск ломаемой ветки испуганно затухал, не давая эха.

– Вы заканчивали офицерские курсы или академию?

Лейтенант очнулся, вынырнув из собственных мыслей. И несколько мгновений не мог сообразить, что хочет от него негласный.

Эта рассеянность окружающих тоже беспокоила кластаро Нерго. Уже не в первый раз он замечал, что его собеседники в этом треклятом лесу ведут себя так, словно спят на ходу. И самого себя вспомнить, как он утром приходил в себя  - тоже странно. Можно, конечно, объяснить все тяжелой дорогой и усталостью, но всегда ведь остаются и иные, менее очевидные объяснения. Хотя главное тут – не переусердствовать с версиями. Но все же правило о том, что самое простое предположение обычно оказывается верным, работает далеко не всегда.

– Академию. В Контрарди. Не Лиссано, но все же.

– Не Лиссано, – согласился пуаньи. – В Контрарди универсерия – не чета остальным, но офицерская академия перспективнее в столице. Вам ведь давали что-то про магические воздействия?

– Конечно. Но только самый общий курс, больше прикладной. Амулеты, принятые к вооружению, амулеты вообще, виды воздействий. У нас в потоке, например, не было никого хоть с какими-либо способностями, поэтому к курсу отношение было – сами понимаете. В большой битве магии нет места.

– В том и беда контрардийской академии, – с печалью в голосе сказал кластаро Нерго. – Слишком общее преподавание, без разделения по специализациям. Вот Вы – егерь, Вам теорию генеральных сражений знать, конечно, надо, но Ваша стезя – это как раз битвы малые. А тут много чего такого может быть, что пригодится… да та же «адова жуть»!

Не согласиться с этим лейтенант не мог. Если подумать, то «адова жуть» егерям могла бы сгодиться. Легкая кавалерия, а когда и инфантерия, действующая из засад – успех ее действий во внезапности. Ошарашь противника, смешай его порядки!

– У нас в Лиссано, правда, тоже больше будущих генералов готовили.

– Вы учились в лиссанской академии?

– Да. Удивлены? Ну вот, бывает и такое: офицер, коему прямая дорога в гвардию, становится негласным. У нас организация вообще веселая. Кортонне, ты вот кем был до нас?

– Учился музицировать, – бесстрастно ответил агент.

– И на клавишах играет до сих пор – заслушаться можно. И сам сочиняет.

– Уже меньше, шеф. Страсть ушла.

– Ну, это история старая, долгая и чужим ушам не предназначенная, извините, Лармо. Но вот вопрос у меня, вдруг помните. А то я учился сколько лет назад-то. Как думаете, что это за воздействие? Не вспоминается ничего?

Лейтенант задумался. Но то ли он действительно не сильно налегал на бесполезные офицеру магические науки, то ли в рекомендованных учебниках похожие случаи не приводились, но егерь ничего конкретного сказать не мог.

– Понятно, что тут ментальная магия – человека парализует. Еще и не чувствует боли.

– С болью другое, – предположил Лармо. – Он что-то впрыскивает как змея, или это слюна такая. Она убирает боль, но отравляет все тело.

– Думаете, отравляет?

– А Вы посмотрите сами.

Гормо был вынужден признать, что молодой офицер скорее всего прав. Тело Ваннорте, не пролежавшее и часа, посинело, на лице и шее вздулись большие пузыри.

– Творец милостивый… Ладно, наиболее вероятным считаю одно – контролировать даже двух эта тварь не способна. Это и учитывайте в дальнейшем. Даже в кусты отходить компанией. Если кому на марше отлить, что невмоготу – предупреждает, останавливаемся, ждем.

– Других бы предупредить. Вот чего еще не понимаю. Мы должны были встретиться еще с двумя десятками сегодня. Сначала с одним, скрестить дороги, потом они должны были пересечься еще с одним, с которым мы снова поменялись бы местами и оказались бы опять в середине. Но мы так никого и не увидели.

– Отстали? Или вырвались вперед?

– Понимаете, скорость передвижения оттачивается на тренировках, даже в таких каменюках десятки будут идти примерно одинаково.

– М-да, вот как, оказывается. А посмотришь на ваши квартиры – крестьяне крестьянами. Огороды, бабы да детишки.

– Солдат служит двадцать лет минимум, уважаемый пуаньи, обрастает быстро, особенно в глуши, как у нас. Но полковник на тренировки гоняет постоянно.

Тем временем к костру уже все приготовили, егеря сложили дрова вперемешку с хворостом. Два солдата осторожно, стараясь не прикасаться к коже, взяли тело Ваннорте и водрузили его сверху. Треск ломаемых под тяжестью мертвого еловых веток был единственным звуком. Сержант шепнул командиру, что надо что-то сказать. Лейтенант испуганно посмотрел на негласного, но тот отвел взгляд. Есть вещи, которые должен делать десятник.

Лармо вышел вперед, встал перед Ваннорте, собираясь с мыслями, и тихо сказал:

– Мы не предполагали, что может случиться, когда шли сюда. Мы были готовы встретить сталь сталью. Но не к такому. Этот егерь был хорошим солдатом. Его было за что ругать, было за что хвалить, но он был хорошим солдатом. И пусть Ваннорте умер не в бою, он погиб в служении. Так давайте запомним его этим и сделаем все, чтобы его смерть была не напрасной. Прими его Творец!

– Прими Творец! – нестройно ответил десяток.

Сержант крутанул кремень зажигалки, бросая искры на трут, осторожно раздул, затлевшую растопку и подал разгорающийся комок командиру. Лейтенант прошептал краткую молитву и отдал тело своего егеря во власть огня. Языки пламени сначала осторожно, не веря, лизнули дерево, и вот с гулом вспыхнул еловый хворост. Сухая, просмоленная сосна, порубленная на дрова, не заставила себя ждать, и огонь принял Ваннорте, укрыв его в своих объятиях. Солнце повисло над сосновыми кронами, и его лучи, смешиваясь с отсветами пламени, рисовали на мрачных лицах солдат странные узоры.

– Пожар бы не устроить, – шепнул шефу Наска.

– Хватило бы дров, – ответил тот.

В какой-то момент прогоревшее полено не выдержало, подломилось, и костер стал заваливаться набок. Тело егеря почти было скатилось, но сержант невозмутимо придержал его длинной палкой, водрузив его на место – в самый жар.

Спустя почти час все было кончено. В пепел, конечно, не получилось, но, как мрачно заметил егерь по кличке Сапог, подгорел Ваннорте настолько, что жрать его точно уж никто не станет.