Олег поглядывал на подсевшего господина с вежливым интересом. Варконне же старательно не обращал на него никакого внимания, хотя механик был готов поставить в пари свою коляску со всем скарбом, что именно его спутник и привлек любопытство этого нелепого человечка. И это мастеру решительно не нравилось.

– Откуда и куда едете? – спросил господин, но увидев насупившегося Панари замотал головой: – Нет-нет, если это не мое дело, то можете не отвечать!

Конечно, не твое!

Но никакой тайны в маршруте не было, да и лишней подозрительностью подозрения наводить не хотелось.

– Из Арли в Контрарди, домой. В Арли, – Панари опередил возможные вопросы, – был по торговым надобностям. Привез оборудование, скупил сломанное.

– Так Вы, уважаемый, купец?

– Мастер механики, дипломированный.

Прайло Варконне взмахнул руками, выражая свое бескрайнее восхищение. Мол, надо же – целый мастер столь редкой и уважаемой профессии!

– Какая неожиданность: в этой глуши встретить такого человека, – умилился он. – А я всего лишь податной инспектор.

Господин Варконне горестно вздохнул.

– Следую из столицы как раз в Арли. И ведь, господин Коста, никакой романтики и интереса в работе. Проверки, отчеты, недоимки, угрозы страшными карами… И никто меня не любит из тех, с кем приходится иметь дело.

Удивляться тут было, право, нечему. Каких-либо трений с податными инспекторами Панари еще не имел, но два раза коллеги этого Варконне к нему заявлялись. Совали свои носы во все бумаги, обнюхали мастерскую на предмет возможного укрывательства доходов, подлежащих обложению податями. Ничего предосудительного не нашли, но запашок после них остался неприятный. Не тот, который носом можно было бы учуять, но такой, что не исчезает еще долго, как ни проветривай.

– Спокойна ли дорога до Арли, уважаемый мастер?

Панари шумно отхлебнул из кружки. Привычка сябрать жутко раздражала жену, но тут-то ее не нет, можно и расслабиться.

– А что с ней будет. Здесь места тихие, обозов не бывает почти. Арлатэ – уезд аграрный, – вставил мастер научное слово. – Зерно в основном на юг идет. Там Вам работы много не будет. Зерно уже давно дешево, доходов у масари нет почти, торговля слабая. Живут себе и живут, не голодают, но шика нету.

Инспектор согласно кивнул и стал еще печальнее на вид. Вот, мол, насколько скучная и непритязательная профессия.

На выскобленный стол села тощая муха, которую негостеприимно смахнул Клао. Муха обиженно взжужжала, но поспешила убраться восвояси, заметив Старую Вайну с полотенцем.

Господин Варконне явно имел желание продолжить разговор, но Панари поднялся из-за стола, обозначив, что время завтрака вышло, и пора в путь. Олег улыбнулся инспектору и гостильеру, присоединяясь к своему спутнику.

– Всего Вам хорошего, уважаемый, – попрощался мастер Коста. – Клао, сколько я тебе должен?

Молодой Нестрени попросил два серебряных принца и тридцать медяков: меньше, чем если бы умножил обычные полтора принца на два – по числу постояльцев.

Уже попрощавшись с Клао и Старой Вайной, Панари почувствовал на себе внимательный взгляд податного инспектора Варконне. Или это всего лишь мнителтьность?

Неприятный тип. Еще и зовут его Прайло – это имя мастер не любил. Был у него в детстве сосед с таким именем. Тот еще негодяй.

Выезжали со двора гостиницы под мерный стук колуна: Большой Рохо все так же наполнял поленницу.

День обещал быть жарким. С самого утра принялось солнце за свою работу, выжигая остатки ночной прохлады. На небе ни облачка до самого горизонта, и само оно приобрело цвет блеклый, словно выцветшие гобелены напротив окна с южной стороны. Когда-то в бытность гвардейцем он дюжины часов провел на посту как раз у такой стены, охраняя вход в рабочие покои захудалого вастера Нарвано. После каждой дневной стражи потом болели глаза: стоять приходилось ровно под солнечными лучами, бившими сквозь гигантский витраж. Когда-то он был цветным, но денег у вастеров Нарвано не было почти никогда, поэтому еще при дедушке нынешнего разбивавшиеся стекла менялись на обычные – прозрачные. Вот и мучились уже несколько поколений гвардейцев на самом главном посту в Нарви на самом солнцепеке. В толстых жиппонах под бархат и кирасах под темно-бордовой эмалью. Вастеры Нарвано любили, чтобы было красиво.

Тойло Шаэлью нервничал. За свои уже почти сорок пять лет он привык ко многому. Жизнь поворачивалась к нему самыми разными сторонами, хотя чаще всего, как он полагал – задницей. Но каждый раз находился кто-то, за кем можно было пойти, к кому можно было бы присоединиться. Сначала отец, не дававший спуску всем своим многочисленным отпрыскам. Потом десятник того самого вастера, соизволивший убедить сотника взять безусого мальца в гвардию. Громкие какие слова – сотник и гвардия. В общем-то в Нарви помимо этой самой «гвардии» никаких солдат больше и не было, «гвардейцы» – они тебе и солдаты, и поместная стража, и личная охрана вастера. Сотник тоже называл себя так исключительно по традиции, потому как всех людей у него было каждый раз не больше тридцати. Хотя на мелкое вастерьи такого количества плохо вооруженных бездельников хватало с лихвой.

От Нарвано гвардеец Шаэлью ушел, когда ему исполнилось двадцать. К тому времени молодому гвардейцу было яснее ясного, что никаких приличных денег он у бедного, но чванливого вастера не заработает. Пуаньи платил своим солдатам по два принца в неделю, прожить все десять дней на это, конечно, можно, тем более что столовались гвардейцы в замке, но даже гулящую девку снимешь далеко не всякий раз. Не говоря уже о том, чтобы обзавестись собственным домиком и привести туда жену. Старики как-то умудрялись за много лет откладывать что-то, и со службы уходили с каким-то запасом, которого хватало на халупу с земляным полом. Некоторые даже успевали прижить от какой-нибудь вдовы пару детишек к наступающей старости. Но Тойло такая судьба казалась убогой изначально. Он и в самом деле не понимал, почему должен потратить свою жизнь на безмолвное стояние с короткой пикой под выцветшим гобеленом или монотонное хождение с той же пикой по грязным улочкам Нарви. Он ненавидел вастера, который не платил никакого пенсиона отставным ветеранам, но старательно пошивал бордовые жиппоны гвардейцам и ежегодно обновлял эмаль на их кирасах, что превышало жалование всех солдат разом. Тойло был готов носить обычный дублет тонкой ткани и полированный им же стальной доспех, но иметь в кармане не два, а четыре принца в неделю. Хотя бы.

Пику Тойло тоже ненавидел. Древко длиной в два роста было абсолютно бесполезно что в коридорах вастерского замка, что на улицах, где дома смыкались крышами. Даже он – совсем пацан еще – понимал, что с этим оружием гвардеец еще беззащитнее, чем если бы ходил, надеясь только на собственные кулаки. Но вастер Нарвано был непреклонен – это традиция, которой веков больше, чем лет наглому молокососу. Вот и приходилось Тойло таскать за собой проклятую пику. Однажды он бросил ее посреди улицы, погнавшись за Косым Вайно, в наглую, на глазах у честного народа, стащившего худую сковороду у бродячего лудильщика. Поймав дурака, ожидаемо оказавшегося нетрезвым, гвардеец не нашел свое оружие там, где видел его в последний раз. Они оба пережили несколько неприятных часов: Тойло представлял, что с ним сделает десятник за утерю пики, и сколько вычтет из жалования вастер, а Косой Вайно на собственной шкуре ощутил, что в этой неприятности виноват именно он. Хотя он же и нашел пику: мальчишки затащили ее на крышу ближайшего дома, где она и застряла в чердачном окне. Тогда Вайно понял для себя важную вещь: даже в самых неприятных ситуациях надо искать свою выгоду. И если ты лежишь на спине, потому что тебя бьют сапогом под ребра, посмотри наверх, вдруг там найдется что-то, что отвлечет мерзкого стражника. Например, его потерянная пика.