– Я понимаю, да. Дом на этой улице. Улица называется Зеленый Ручей. Все хорошо. Нет, не хорошо, а…

– Просто?

– Да, просто. Спасибо, дружище.

Последнее слово мастер не понял.

Свой дом Панари обожал. Он достался ему тяжелым трудом, зато теперь мастер Коста любил каждый камешек, из которого его жилище было сложено. Как и почти все дома в Застрельных кварталах этот был о двух полноценных этажах с высокой мансардой. По строительным уложениям, не менявшимся в этой части уже много веков, на улицу не может выходить никаких заборов, строения должны примыкать друг к другу фасадами. Во двор попадают не через ворота, а через арку. И если для кварталов с доходными домами были послабления, то для мастеровых дворов правило соблюдалось неукоснительно. «Никакие кузницы, прачечные, сушильни и прочие мастерские да не попадут на глаза доброму горожанину с улицы».

Строительные уложения – вещь вообще строгая. Например, регламентировано расстояние между фасадными окнами. Три гло. И само окно – полтора. От последних окон до края дома – два гло. Со двора делай, что хочешь, но с улицы – ровные ряды. Цоколь – в зависимости от конца, в Застрелье, например, половина гло. Три с половиной гло на этаж, опять же для Застрелья, в соседнем Шмавси уже четыре с половиной, не больше, но и не меньше. Мансарда не оговаривается по минимуму, но не выше четырех с половиной гло, как у Панари.

Еще не подъехали к самому дому, как ворота начали открываться. Лаули – умничка – уже увидела экипаж и заранее приготовилась встречать. Вот она – золотистые когда-то, хотя и чуточку поблекшие с возрастом, волосы, льняное платьице, крашенное желтым, с зеленым пояском, простые сандалии, полупрозрачный чепец, удерживающий прическу. И, конечно, ее всегдашние милые ямочки на щеках.

– Рад тебе, душа моя!

Лаули расцвела еще больше и обняла мужа, спрыгнувшего с козел. И ведь каждый раз так: Панари всегда слезает чинно, оберегая тронутые временем кости и суставы, но при супруге он всегда как тридцать лет сбрасывает.

– Здравствуй, милый. Как дорога? Не застыл в горах? Опять ведь без теплого уехал! И кто это с тобой?

– Ла, давай в дом сначала, разберемся, потом все расскажу. Это Олег. Олег, это Лаули, моя жена. Жена, понимаешь?

– Жена. Да, понимаю, наверное.

Опять последнее слово на непонятном языке. Госпожа Коста изумилась, но спорить с мужем не стала.

– Сейчас Шлугри позову, он Сольфо в конюшни отведет.

Панари распряг телегу и кивнул Олегу: мол, помоги. Вдвоем они закатили ее во двор сквозь узкую арку. Как раз подошел Шлугри – соседский мальчишка, который за пять медяков отведет кобылу в публичные конюшни за воротами. Держать ее в городе было бы и хлопотно, и дорого: подать за постой лошади ощутимо выросла за последние годы.

– Давайте ополоснитесь с дороги, я сейчас разогрею все. Как знала, что сегодня приедешь, наготовила как раз. Хотя на гостей не рассчитывала.

– Бывает, – махнул рукой Панари.

– С тобой, – ехидно заметила Лаули, – не бывает обычно. Гостей не дождешься, никого не приглашаешь.

– Не начинай, а, – поморщился мастер, на что супруга лишь указала ему на умывальник.

Олег усмехнулся, словно понял суть диалога.

– Вот так и живем, – сказал ему Панари.

– Жена, – философски заметил чужак.

Вот так вот, слов едва ли сотню выучил, а сказал – так правильнее и не скажешь!

* * *

Если описывать мои ощущения, то больше всего это было похоже на то, как если бы я попал в высокобюджетный фэнтези-фильм. И не на съемочную площадку, не в актерский состав, а именно в само кино. Люди часто ассоциируют себя с героями приглянувшихся книг или картин, здесь как раз подобный случай. Хотя, подумав, наверное, можно определить все гораздо проще и точнее: я на самом деле внутри кино на средневековую тематику. Полное погружение, учитывая отсутствие сценария, гонорара и медицинской страховки на случай производственной травмы.

Правда, с более точной классификацией эпохи у меня возникли затруднения. Если за время путешествия с Панари по каким-то горам и лесам можно было бы с полной уверенностью сказать, что вокруг – самое что ни на есть настоящее Средневековье, то по прибытии в город Контрарди я оказался в некотором замешательстве. Выражаясь научно, впал в когнитивный диссонанс. Проще говоря, реальность качественно порвала мне шаблон. Потому как типично фэнтезийные, стереотипные вещи вроде конного передвижения, многочисленных кустарных мастерских, простой одежды и мощных крепостных стен совсем не сочетались с выверенной архитектурой города за воротами, которую я мог бы определить как барокко, широкими проспектами, мощенными брусчаткой, и самое удивительное – газовым освещением! Вот чего я не мог ожидать, так это газовых фонарей, вставших рядами вдоль домов.

– Газпром – мечты сбываются, – пробормотал я.

Панари явно не понял, а я ошарашено потеребил футболку как раз за «зажигалку» логотипа одной из крупнейших мировых компаний.

Контрарди производил впечатление. Даже скорее не так – он ошарашивал. Дома, одинаковой этажности и высоты придавали гармонию стройным улицам и площадям. Мост через реку мог бы занять безоговорочное первое место среди самых красивых сооружений нашего мира, учитывая его протяженность – на глазок не меньше километра. Даже боковая улочка не лишилась строгости линий, хотя, как я успел подметить, дома разной этажности и высоты группировались районами.

Пока я вертел головой, злясь, что разряжен телефон, и ничего не сфотографировать, Панари вырулил в родные пенаты. Он поздоровался с одним человеком, с другим, а какая-то симпатяжка даже заговорила его на несколько минут, задорно смеясь. И про меня что-то прощебетала, мой благодетель даже представил нас друг другу. Шола – забавное имя, ничего не скажешь.

А вот и моя (на какое-то время точно) улица. Если я правильно понял своего спутника, то называется она Зеленый Ручей. Или Маленькая Зеленая Речка. Нет, скорее всего, Зеленый Ручей. И вот он дом Панари – двухэтажное здание с высокой мансардой сложенное из крупных, отесанных каменных блоков. Между этажами умелой рукой резчика выведен орнамент, окна обрамлены наличниками. Выглядит неплохо, в длину метров двадцать.

Женщину у открытых ворот я заметил только тогда, когда туша Панари вдруг взметнулась вверх, и вот он уже обнимает хрупкое создание примерно своего возраста. Не иначе, супруга. Я пригляделся внимательнее.

Она была красива, несмотря на свои пятьдесят, не меньше. В молодости должна была наповал разить одним своим внешним видом. Одета под стать здешней простой моде: легкое однотонное платье с пояском и что-то вроде шлепанцев-сандалий. Я обратил внимание, что аборигены вообще не заморачиваются по поводу изысков в нарядах. Мужчины одеваются как Панари: легкие штаны, рубаха с воротом на завязках, сверху что-то вроде куртки из плотной ткани. Некоторые носили подобие бретонок. Из обуви женщины предпочитают как раз вот такие шлепанцы а-ля вьетнамки на босу ногу, только с кожаными ремешками, а мужчины – тряпичные ботинки.

Хотя был один попугай в гостинице, где мы останавливались. Тот выглядел сущей экзотикой, в глазах местных, по-моему, тоже.

Телегу пришлось заталкивать во двор руками, лошадь куда-то увел прибежавший мальчуган. За аркой, как я понял, была территория, относящаяся к дому. Высокие заборы с обеих сторон огораживали прямоугольник метров сорок в длину, с торцов по ширине дома – около двадцати. Слева, как раз напротив арки, навес, под который мы загнали телегу, в дальнем конце какая-то хозяйственная постройка, а справа – что-то вроде небольшой кузницы и склад всякого металлолома, с которым, очевидно, работает мастер.

Панари немного попререкался с супругой. Да, миры разные, а отношения между людьми совершенно однотипные. Как не уезжал, честное слово.

– Мыться, – сказал хозяин.