— Остались легенды, — возразил Ричард Аттертон, — легенды, которые передают шепотом, из уст в уста… О могучем народе, повелевавшем некогда этой землей. Даже дикими зверями, даже насекомыми… Их правители насылали на непокорные племена отряды красных муравьев… Когда такое войско шло по лесу, от него бежали все, даже леопарды. Говорят, эти люди сами могли оборачиваться леопардами.

— Они и сейчас могут, — отец Игнасио прикрыл воспаленные глаза.

— Люди-леопарды, так они говорят. Люди-леопарды, которые приходят по ночам и крадут детей. Крест и молитва, друг мой, крест и молитва. Эта земля населена демонами. Послушайте, сударь, — он оттянул пальцем жесткий воротничок, — у вас есть все. Репутация. Состояние. Молодая жена. Эта земля беспощадна к чужакам. Да что там, она ко всем беспощадна. В конце концов, вы пользуетесь тут моим гостеприимством. И я вправе отказать вам в некоторых… экспериментах.

— В самом деле? — мягко сказал лорд Аттертон, глядя на священника холодными серыми глазами. — Жаль. Я думал, дух познания вам не чужд. Ведь чудеса этого мира тоже по-своему славят Бога, не так ли? Кстати, вы мне напомнили одну старую фотографию. Одного человека, о нем писали в газетах. Давно. Ну, вы должны помнить, если в то время жили в Европе. Врача. Он…

— Я не стану препятствовать вам, — устало сказал отец Игнасио, — но и помогать не стану. Да и чем тут можно помочь? Только прошу вас, избавьте от этого зрелища женщин.

— Ну, разумеется, — кивнул лорд Аттертон, — разумеется.

Напитанный влагой полог словно оброс ворсом. Прежде чем отец Игнасио успел коснуться полотна, он понял: ткань сплошь покрыта бледными ночными бабочками. Насекомые карабкались друг на друга, топорщили крылышки, срывались и вновь ползли вверх. Ему показалось, он слышит тихий, но неумолчный шорох, чуть заметное потрескивание, шуршание хитина о хитин.

— Наверное, дождь загнал их сюда, — заключил лорд Аттертон. — Я несколько раз был свидетелем подобного явления. Они облепили буквально всю палатку, буквально всю палатку…

— Простите, — отец Игнасио виновато усмехнулся, — не могу… с детства не люблю насекомых.

Он сглотнул, подавляя непроизвольные спазмы.

— В тропиках много насекомых, — его спутник мягко отдернул полог. Насекомые зашевелились сильнее, пытаясь удержаться на ткани, крылья мелко затрепетали в сыром воздухе. — Вам бы следовало привыкнуть. Попадаются очень любопытные экземпляры, знаете… Один мой коллега, сотрудник Британского музея, так он рассказывал…

«Он говорит слишком много, — подумал отец Игнасио, — должно быть, ему не по себе, как бы он ни пытался это скрыть».

Молодой человек сидел на табурете под окном, откуда падал бледный серый свет, и выстругивал ножом ложку. В комнате остро пахло сырой древесиной и карболкой.

Увидев вошедших, он поднял глаза, но так и остался сидеть. Плечи его были обернуты простыней. «Должно быть, — решил отец Игнасио, — Мэри забрала рубашку, чтобы зашить».

— Лорд Аттертон хотел поговорить с вами, друг мой.

— Разумеется, — тот кивнул. Глаза его были прозрачны и безмятежны.

— Это касается затерянного города. Экспедиция забрела сюда в поисках… — отец Игнасио пожал плечами и отступил, предоставляя инициативу лорду Аттертону.

Арчи удивленно приподнял брови:

— В любой конторе на побережье уверены, что здесь, в лесах, полно сокровищ и затерянных городов. Но это просто сказки, которые клерки рассказывают друг другу. Красивые сказки.

— Но вы же куда-то шли!

Молодой человек нахмурился, опустил глаза и принялся вертеть в руках ложку. Он пробормотал:

— Я шел не куда, а откуда.

— Понимаю, — настаивал лорд Аттертон, — но…

И смолк. Отец Игнасио в ужасе смотрел, как под простыней, укрывающей плечи и грудь юноши, что-то забилось, точно пойманная птица.

— Город есть, белый человек…

Голос был пронзительный, высокий, и путешественник непроизвольно отшатнулся.

— Много хижин, больших хижин… вы ведь это называете городом? Мертвые хижины! Там, где озеро, и арки над водой, и скалы, и подземные гроты, и громадные каменные люди… Все застыло, все ждет… мертвое. Пустое.

— Да, — кивал лорд Аттертон, — да.

— Ты лжешь, отродье нечистого! — воскликнул отец Игнасио.

— Хочешь увидеть его, пришелец? Пойдем. Пойдем туда, и я покажу тебе…

— Нет! — молодой человек встал, кутаясь в простыню. — Нет! Я никуда не пойду. Я еще слаб! Видишь? Видишь?

Он, продолжая одной рукой стягивать у горла простыню, вытянул другую вперед. Рука так и ходила, пальцы тряслись.

Путешественник нерешительно оглянулся на отца Игнасио. Тот молчал.

— Э… — лорд Аттертон сделал робкий шаг вперед, — так где…

Молчание.

Юноша вновь опустился на табуретку.

— С ними… с ней… нет, — пробормотал он.

— Пойдемте, друг мой, — вздохнул отец Игнасио, — не надо его больше тревожить.

Молодой человек сидел неподвижно, голова его поникла, казалось, он впал в транс.

Ричард Аттертон топтался у выхода, потом осторожно отодвинул полог. Насекомые на нем вновь зашевелились, царапая ткань крохотными коготками. Вокруг стоял удушливый запах гниющих плодов, плесени, сырой земли…

— По крайней мере, я теперь знаю, — сказал лорд Аттертон. — Я не ошибся. Город существует.

Несколько белых бабочек, оторвавшись от полога, кружили около его лица.

Он ворочался на жесткой койке. Постель была влажной, воздух — неподвижным и горячим.

«Грех думать так, но лучше бы он согласился уйти с ними, этот несчастный.

Мерзкая тварь их нарочно дразнит! Почему мысли путаются в голове? Проклятая лихорадка, да еще духота… Совершенно нечем дышать…

Нечем дышать?»

Его подбросило на койке.

Под потолком лениво вращались белесые клубы дыма.

Он торопливо оделся и выбежал наружу. Часовня пылала, госпитальный барак — тоже. Огненные змейки ползли по бревнам, шипели и рассыпались искрами.

Остальные уже были здесь, они стояли, озираясь. Отец Игнасио сморгнул слезы: три колеблющихся в жарком мареве фигуры…

— Мэри! — крикнул он и закашлялся. — Мэри…

— Она там, — сказала тьма за его спиной.

Старик сидел на корточках под дождем, дождь блестел на его плечах, на коленях…

Госпиталь горел, словно соломенный. Но ведь дерево так пропиталось водой… Лампа? Кто-то опрокинул лампу? Вспыхнули запасы пальмового масла, которым он заправлял лампады? Спирта, которым он обрабатывал раны?

Из-под крыши вырвался сноп искр, одна из балок переломилась пополам и провалилась внутрь.

— Мэри! — он воздел кулаки в бессильном отчаянии.

Она бросилась туда, к нему. Спасти? Найти у него защиту? Умереть вместе с ним?

— Отойдите, святой отец!

Ричард Аттертон решительным движением обмакнул куртку в бочонок с дождевой водой, набросил на голову и ринулся в пламя.

Белая стройная женщина рванулась следом, он удержал ее за локоть.

Она попыталась вырваться с неожиданной силой, потом обмякла и теперь стояла рядом, шепча что-то и кусая костяшки пальцев.

— Он выберется, сударыня. — Томпсон аккуратно сворачивал тюк с пожитками, карабин у него за плечами блестел вороненым стволом.

Огненный крест вспыхнул в черном небе над часовней, потом погас.

— Вот они, Боже мой, Боже мой! — всхлипнула Элейна.

Она бежала навстречу, оступаясь и оскальзываясь в грязи.

— Ричард! Господи, я уж подумала…

— Все в порядке, дорогая. — Лорд Аттертон поддерживал молодого человека под руку. — Как вы себя чувствуете, Арчи?

— Я… не беспокойтесь. Я могу идти.

Мэри тоже стояла рядом, жадно хватая ртом воздух; рука Арчи обвивалась вокруг ее шеи. Сестра, видно, пыталась в дыму дотащить его до выхода, когда им на помощь пришел Аттертон. Никто не обратил внимания, когда она отошла и встала, прислонившись к дереву.

Отец Игнасио подошел к девушке и опустил руку ей на плечо. Ее белая косынка стала черной.