Обращаясь к этой проблеме, необходимо учитывать, что какие-то уральские племена прошли морем и расселились по побережью Атлантического океана едва ли не с эпохи неолита, когда «Ледовитый» океан вообще не замерзал. Племенные и личные имена с корнями «гун» и «инг» означают, как и в большинстве племен древнейшей эпохи, высокое звание: «муж», «человек». И больше всего остатков этой древности сохранили кельтские языки. Достаточно сказать, что широко распространенное (и до сих пор) в Прибалтике имя Инга в кельтских языках — просто «девушка».
Нельзя не обратить внимания на глубокую путаницу в источниках и ранней историографической традиции в связи с определением этнической природы гуннов. Так, в «Норманской хронике» (837–891 гг.) имеется свидетельство, размещающее «гунов» среди населения острова Сканзы (т. е. Скандинавии)[479]. Отстаивая традиционное норманистское положение об этнической однородности скандинавского населения, А. Стендер-Петерсен заметил, что «анналист, очевидно, хотел блеснуть своими поверхностными познаниями и прибавил отсебятину самого плохого качества»[480]. Объяснение явно также не лучшего качества, тем более что еще один автор говорит примерно о том же: Видукинд (X в.) отмечает, что «гунны вышли из готов, а готы, как повествует Иордан, вышли с острова по названию Сульце»[481].
Имеется группа источников, которая сближает гуннов со славянами. Известно, что название «Хунгария» — Венгрия явилось в результате осмысления династии венгерских королей в качестве преемников Аттилы. В славянской же историографии было распространено убеждение, что «хунгары» — это славяне, пришедшие из Поморья, от реки Втра или Укра. Отсюда в некоторых случаях смешение «укран» с «унгарами»[482]. Сам Аттила в средневековой славянской традиции воспринимался нередко в качестве первого короля Померании или в качестве первого правителя вандалов, коих обычно рассматривали как предков славян на территории между Эльбой и Вислой. В качестве такового Аттила рассматривается в «Хронике Великопольской», где также ставится знак равенства между хунгарами и вандалами. В саге о Тидреке Бернском «Гуналанд» располагается на запад от Польши и прямо отождествляется с Фрисландией[483]. П. Шафарик привел большое количество сведений о позднейшем смешении славян с гуннами, причем даже в XIX в. немцы именовали «гуннами» группу славян, проживавших в Швейцарии[484]. «Городом гунов» в некоторых сагах именуется балто-славянский Волин, а этническое название «гунов» распространяется на вендов-венедов[485]. С другой стороны, Адам Бременский (XI в.) знал, что Русь, называвшаяся варварами Дании Острогардом, имела еще и другое название: Хунгард, поскольку здесь первоначально проживали гунны. Этот сюжет повторяет и Гельмольд, склонный и предполагаемых потомков гуннов — венгров отнести к славянам[486].
Авторам V в., оказавшимся свидетелями разрушительного гуннского нашествия, естественно, пришлось доискиваться истоков появления в Европе этой мощной силы. И снова, как это неоднократно было в связи с оценкой вновь возникавших образований, столкнулись автохтонная и миграционная версии. Так, автору IV в. Филосторгию казалось, что «унны» — это Геродотовы «невры», спустившиеся от истоков Танаиса к Мэотийскому озеру. Зосим в конце V в. оставляет как равнозначные две версии: автохтонная (царские скифы или другое местное население) и миграционное (переселение из Азии). Приск Паннийский (V в.) называет гуннов «царскими скифами». Иордан производит их от изгнанных «пятым» готским королем Филимером ведьм, т. е. тесно увязывает происхождение гуннов с готами[487].
Уже по крайней мере со времен П. Шафарика путаницу источников о гуннах объясняли разнородностью возглавляемого гуннами союза племен. Такое объяснение, однако, не может быть признано достаточным. Восточные «хунну» — это, очевидно, тюрко-монгольские племена, хотя возникавшие там образования включали индоевропейские и уральские племена. В гуннах II в. района Приднепровья нет никаких оснований видеть тюрок, как не видно их следа и в «Гуналанде» — Фрисландии. Напротив, и археологические, и лингвистические данные свидетельствуют о их индоевропейской принадлежности (может быть с очень древним уральским налетом).
Иордан отметил обычай племен «перенимать по большей части имена» и указал на «гуннское» происхождение многих имен готов[488]. Это указание иногда корректируется в том смысле, что, наоборот, гунны заимствуют германские имена[489]. Но, очевидно, Иордан, равно как и его потенциальные читатели, понимали, что имена эти не германские. Вместе с тем в них нет и какого-либо тюркского элемента. Это особый пласт индоевропейских имен.
Круг имен, воспринимавшихся Иорданом и его современниками как не-германские, «гуннские», достаточно хорошо известен. Это имена т. н. «германских» племен, вторгнувшихся в Центральную Европу с побережья Северного моря и из Прибалтики: ругов, вандалов, гепидов и т. д. В них очень часто повторяется и компонент «гун»: Гунимунд, Гунильда, Гунар, Гундобад и т. п. Можно с большой долей уверенности предполагать, что компонент «гун» в данном случае обозначает либо племенное название, либо просто человека. Весьма вероятно, что в конечном счете истоком такого обозначения окажется упомянутая древняя уральская языковая ветвь. Но на рубеже н. э. оно уже воспринималось как коренное местное. В кельтских языках, помимо отмеченного выше, корень hun охватывает целый ряд понятий, связанных с субъектом: это определение «сам», указательное местоимение «этот». Родственным по происхождению может быть и такое «удобное» для личных и этнических наименований слово, как gnath — «известный» (ср. украинское Гнат, Гнатюк).
В IV в. вместе с другими племенами из Восточной Европы на Дунай вторглись и тюркские племена, которые тоже приняли имя «гуннов». У новых «гуннов» тюркский элемент проявлялся и в их облике (на что указывают многие источники), и в культуре, и в именах. Однако преобладают индоевропейские «гуннские» имена. Приск указал, что «гуннский» язык отличался от собственного «варварского» языка части правящей верхушки, который употреблялся лишь в качестве домашнего. На «гуннском» языке Приск называет два слова: название напитка — medos и название погребальной тризны — strava. Многие авторы на основе этих примеров приходили к заключению о славянском присутствии в гуннском объединении[490]. Последнее не исключено. Осторожнее и правильнее, однако, рассматривать этот язык как родственный славянским. Так, напиток medd в том же значении, что и у славян, был распространен и у кельтов. Слово «страва» для определения пищи, довольствия, стола, а затем и подати продовольствием — известно древнерусскому языку и некоторым современным славянским (например, чешскому и польскому). В форме strova понятие имелось в литовском языке. В последнем случае не исключено славянское влияние. Но возможно и просто более широкое распространение корня в гуннскую эпоху (в частности должно учитывать исчезнувшие иллиро-венетские языки).
Некоторые «гуннские» имена, видимо, поддаются этимологии. Характерным «гуннским» является имя самого Аттилы (согласно саге о Тидреке Бернском, конунге фризов, которого конунг вилькинов, т. е. вильцев-лютичей, Озантрикс третировал как ниже стоявшего на генеалогической лестнице), оно явно индоевропейское. В.М. Жирмунский объяснял его из готского языка как «батюшка»[491]. Значение, видимо, такое, но не в готском языке. Это как раз одно из характерных «гуннских» имен, и смысл его легко раскрывается из кельтских языков. Ирландское athir значит «отец». Еще ближе шотландское Athill (Hathill) — «знатный»[492]. A.A. Шахматов сопоставлял славянское «отец» с кельтским oticos — человек из boaire[493]. Специалисты отмечают в качестве характерного отличия кельтских языков утрату начального «p» (иногда с промежуточным переходом в h)[494]. Эта закономерность, по-видимому, отражалась и в языке, названном Приском и Иорданом «гуннским», в известной мере не чужды ей и славянские языки.
