- "Нашли тут! научают сами...
Не наедятся, черт возьми!
Что хочешь, как их ни корми!"
- "Вот саранча!"
- "Да-с! наказанье!
Вы как? на службе?"
- "Да... служил...
В комиссии под лямкой был".
- "Так... Вышли?"
- "Родилось желанье
Окончить, знаете, свой век
Покойно: грешный человек,
Устал трудиться".
- "Ох, создатель! - Лукич подумал.
Вот и верь!
Не скажет ведь, за что теперь
Он под судом... хорош приятель!
Давно ль деревню-то купил?
А говорит - под лямкой был".
Помещик встал и распростился.
Он к воротам, Лукич вослед.
"За труд, сударь" - и побожился:
Коню-то ведь цены, мол, нет.
"Вот два целковых".
- "Что вы-с, мало!
Как можно! это курам смех!
Гм... время, значит, так пропало..."
- "Ну сколько же?"
- "Да пять не грех".
Долбин эаспорил.
"Воля ваша,
Хоть не давайте ничего!
Мы, стало, служим из того...
А все, к примеру, глупость наша:
Добра желаешь".
- "Эх, какой!
Один прибавлю. Да! постой!
Насчет собаки..."
- "Что ж, извольте!
Оно вы скупы, да пойдемте:
Я не сердит, служить готов".
- "Теперь я занят".
- "Мы с двух слов!"
- "Нет, нет! до завтра. Срок не долог".
- "Упустим: час в торговле дорог!"
- "Пустое! Кучер! эй! за мной!
Введи коня!"
- "Ну, бог с тобой! - Лукич подумал.
- Заскупился,
Вот покупатель-то явился!
Ведь с виду смотрит молодцом:
Очками, тростью щеголяет
И на спине колпак с махром
Черт знает для чего таскает;
А хорошенько разберешь
Выходит так себе... как глина,
Что хочешь из нее сомнешь.
Эх, плачет по тебе дубина!
Добру сумела б научить,
Да некому дубиной бить!
Не то дурак... развесил уши,
Разинул рот и верит чуши,
Скобеев будто задолжал,
Всё, значит, в карты проиграл.
Как раз! Ему и проиграться!
Да он удавится за грош!"
- "Эй, старый хрыч! кого ты ждешь?
Пора всвояси убираться!"
С крыльца Скобеев забасил.
Лукич за козырек хватился,
Картуз под мышку положил
. И молвил: "Ну, сударь, трудился!
Весь лоб в поту!"
- "Платок возьии,
Утрись".
- "Утремся. Я детьми
За вашу клячу-то божился,
Не грех за хлопоты мне взять".
- "Вишь, старый шут, чем похвалился!
Я б без тебя сумел продать.
Взял с одного, ну, знай и меру...
А много заплатил Долбин?"
- "С него возьмешь! хоть бы алтын,
Такая выжига, к примеру!"
- "Все лжешь!"
- "Бывает, что и лгу,
А перед вами не могу:
Не хватит духу".
- "Это видно!..
Я б дал, нет мелочи в дому".
- "Да не шутите, сударь, стыдно!"
- "Не забываться! рот зажму!"
- "Благодарим. Не вы ли сами
Просили вашу клячу сбыть?"
- "Взял с одного, ты с барышами - И полно!"
- "Что и говорить!
Вот щедрость! Гм!.. мое почтенье!
Останься с рюмкою вина...
Ну, дорогое угощенье!"
- "Вишневка. Как? ведь недурна?"
- "Хоть рубль-то дайте!"
- "Чести много,
Пожалуй, на вот четвертак".
- "Себе возьмите, коли так!
Эх, барин! не боишься бога!"
- "Я говорил тебе - молчать!"
- "Потише! можно испугать!..
Он четвертак, к примеру, вынул,
Вишь, умник - дурака нашел..."
И свой картуз Лукич надвинул,
С досады плюнул - и ушел.
Горят огни зари вечерней,
В тумане прячутся деревни,
И все темней, темней вдали.
За пашнями, из-под земли,
Выходит пламя полосами
И начинает тут и там
Краснеть по темным облакам,
По синеве над облаками,
И смотришь - неба сторона
Висит в огне потоплена.
Сквозь сумрак поле зеленеет;
Угрюмо на краю небес
Насупился кудрявый лес;
Едва приметный, он синеет.
Как будто туча приплыла
И в поле ночевать легла.
Соха на пашне опочила,
Дорожка торная мертва.
Вдруг начал перепел: вва! вва!
И смолк.
Но пыль, как дым, покрыла
Весь город; так и ест глаза!
Д[ворянско]й улицы краса,
Поникли тополи печально,
Наводит грусть их жалкий вид,
На стеклах кое-где горит
Зари румяной луч прощальный,
Напоминая цвет лица
Полуживого мертвеца.
Угрюмо смотрит с тротуара
Чугунных пушек ряд немой,
Угрюмо ходит часовой
На каланче и - весть пожара
И днем, и ночью черный флаг
Готов он вздернуть. Что ни шаг
Всё вывески. Вот подъезжает
Телега; вдруг, как из земли,
Рука и палка вырастает;
Телега скрылася вдали.
Уже прохладен воздух сонный,
И месяц отражен рекой,
Но камень, солнцем накаленный,
Доселе тепел под ногой.
Лукич в свой домик возвращался.
Прищурив мутные глаза,
Он шел один, беа картуза,
И сильно в стороны шатался,
И вслух несвязно бормотал:
"А вам-то что? Вы что такое?
Вишь умники! ну, погулял!
Ведь на свое, не на чужое!..
Слышь, Клим Кузьмич! каков рысак?
Плохонек? ну, вперед наука!
На то, к примеру, в море щука,
Чтоб не дремал карась... да, так!
Ты верил на слово, и ладно;
Выходит дело, ты и глуп!
А мне-то что? Мне не накладно,
Мне благо, что купец не скуп.
Э! А собаку-то, приятель!
Молчишь... сердит за рысака...
Да, ты теперь не покупатель,
И не нуждаюся пока.
Да где я?.. Что за чертовщина!
Постой-ка, осмотрюсь кругом...
Я помню, от угла мой дом
Четвертый... экая причина!
Дай сосчитаю: вот один,
Другой и третий... больше нету...
Тут пустошь и какой-то тын...
Да как же прежде пустошь эту
Я здесь ни разу не видал?..
Тьфу, пропасть! ничего не знаю!
А! догадался! понимаю!
Не в эту улицу попал".
7
Арине сердце предвещало,
Что пьян и грозен муж придет;
Чуть раздавался скрип ворот,
В озноб и жар ее кидало.
Свеча горела. За чулком
Грустила Саша под окном.
Заботам чужд, как уголь, черный,
Не унывал лишь кот проворный:
Клубком старушки на полу
Играл он весело в углу.
"Иду!.. - раздался на крылечке
Знакомый крик. - Огня подать!"
И Саша бросилася к свечке,
Отца готовая встречать.
Дверь распахнулась - он явился:
Лоб сморщен, дыбом волоса,
Дырявый галстук набок сбился,
И кровью налиты глаза.
"Без картуза!" - всплеснув руками,
Старушка молвила.
"Молчать!
Я дам вам дружбу с столярами!
Тсс!., смирно!., рта не разевать!.."
- "Постойте! - Саша говорила.
- Я вас раздену".
- "Раздевай!..
Ну да! и галстук... все снимай!..
А ты о чем вчера грустила?"
- "Так, скучно было".
- "Врешь! не так!
Ты думаешь, отец дурак...
Целуй мне руку!"
Дочь стояла
Недвижно; только по лицу
Сквозь бледность краска выступала.
"Не стою?.. А! поцеловала!
Противно, значит... да! отцу!
Едва губами прислонилась!"
- "Ну, началось!" - сказала дочь
И отошла с досадой прочь.
