Но я подозреваю, что маг-настройщик, скорее, все-таки боец.

Глава 26

Каенаты достигли за шесть часов и пятьдесят минут, уже к ночи. На островах Айли-Ивиж оказались еще через сорок семь минут. У башни Дасао Греккера, начиная с момента отсчета, — через восемь часов и две минуты.

Холодно и цинично раскрывались рты, называя суммы.

— Четыреста тысяч за человека.

— Двенадцать.

— Пятьдесят.

Перевести все в инстеды — две с лишним сотни и растаяли бесследно. Растаяло бы и больше, но у двух владельцев удалось сбить цену. Уэлл предложил сунуться в незарегистрированные, но Рада не рискнула. Где гарантия, что один разбитый диод не перешлет тебя отдельными частями?

Дасао Скряга ответил на письмо какого-то дурачка Ра, предложившего обменять на что-нибудь камень, некогда являвшийся частью ожерелья «Вдовьи слезы». На что обменять? На адрес Далима пришел список, явно не соответствующий ценности артефактов. Кубок Горгия Вельвеча, осколок зеркала Тумхиты, рубиновый диск, черный бриллиант.

Наверное, Дасао радостно потирал руки, избавляясь от дефектного камня.

Башня коротким отекшим перстом указывала ввысь, грозила, предупреждая, что не стоит даже в мыслях пытаться обмануть ее обитателя, а то хуже ведь будет, придется пинать исключительно на себя. Дасао Греккер немало пожил на этом свете, чтобы наивно попадаться в ловушки простачков.

Оцинкованная дверь не сразу раскрылась передо мною и Далимом. Заскребла по серому камню, разверзла тусклое нутро. Так и тянуло оглянуться, убедиться, что все хорошо, что нас ждут. Но нет, остальные слишком далеки, у той условной черты, которую настройщик велел не переступать ни под каким предлогом.

Шагнули в душный полумрак узкой захламленной прихожей.

Маг велел ничего не трогать и ни о чем особенном не думать, лишь о камне, как не о величайшей ценности, но как о еще одной бирюльке. Я ничего и не трогала теперь, усердно отгоняла лишние мысли, представляла, каким украшением может стать «Черный Принц» в обрамлении белого золота нового ожерелья.

Выплыл Дасао — мелкий, жирный, шевелящий пухлыми тестообразными пальчиками, унизанными яркими перстнями. Присмотрелась — на некоторых пальцах и по два, и даже по три. Из-под самой головы, из-под вздувшейся складки, что закрывала шею, поползли цепи и цепочки, шнурки и веревки, неизбежно заканчивающиеся когтями, зубами, камнями, клыками и, кажется, даже костями. Шевельнулись бесформенные кисти рук, и заиграли, заблестели цитрин и гранат, малахит и бирюза, яшма и лазурит, гематит и родонит, берилл и турмалин. Сделал шаг, всколыхнулся всем телом, подмел полами пестрой мантии полы, отозвались звоном ожерелья на необъятной груди с аметистами и рубинами, цирконами и лабрадорами, агатами и янтарями.

Тонкий писк возвестил:

— Принес ты, собрат по природе, то, что обещал?

— Принес, — незаметно придержав меня, выступил вперед Далим. — Сохранил ли ты, собрат по природе, почтенный Дасао Греккер Хранящий то, ради чего я пришел?

Скряга усмехнулся.

— Сохранил. Покажи мне камень, ради которого я должен отдавать тебе жемчужину своей коллекции.

Настройщик извлек мешочек, распустил тесьму и продемонстрировал минерал.

От меня не ускользнули, как вспыхнули глаза хозяина башни.

— Похож… — с сомнением протянул Дасао, теребя одно из ожерелий.

— Мне нет нужды тебя обманывать, — отрезал Далим.

— Нет, говоришь? — Покачнулся Скряга.

Будто колонна пошатнулась.

— Ближе, ближе, — потребовал Скряга.

Неизвестный источник света разгорелся ярче, разогнав сумрак. Черный камень в руке мага вспыхнул искрами и исчез из виду, сокрытый зажавшими его пальцами.

— Не заигрывайся, — предупреждающе сказал Далим, — желаешь совершить сделку, так совершай. Покажи бриллиант моей женщине. Если он ей понравится, то я отдам тебе последний фрагмент артефакта. А если нет, то тебе придется постараться меня убедить произвести обмен.

Рот Дасао выгнулся подковой, щеки, висящие бульдожьими брылями, опустились еще ниже.

— Ладно, собрат, твоя правда, — теперь и его руки держали камень, тот, ради которого мы пересекли почти весь континент, — вот он, прекрасный образец, чистейший и идеальный, прекрасно ограненный и несравненный. Смотри, леди, мало где еще такой найдешь экземпляр, остальные ведь как сделают — зачаруют, и подсунут булыжник вместо сокровища. А я, Дасао Хранящий, человек честный…

Я уже его не слушала, я неотрывно смотрела на перелив света на гранях, на черную бездонность, на глубинную бархатистую сущность.

— Ну… — добавил я некоторую напряженность.

— Нравится, дорогая? — Склонился ко мне Далим.

— Большой, смотри какой большой! — Подхватил Скряга и ткнул рукой с бриллиантом мне под нос.

И я, забыв обо всем на свете, медленно его сняла с потной ладошки…

…слишком тяжело, застывший воздух не пропускает, и мне бы ни за что не пройти, но уверенно тащит вперед маг, тянет на буксире, выдергивает из духоты башни, не дает остановиться, лишь раз оборачивается, и я содрогаюсь, напоровшись на одряхлевшее и обозленное лицо, и уже сама карабкаюсь вперед, к барьеру, за которым башня станет просто башней, а не нашпигованной артефактами охранной системой.

Все знают, что Дасао Скряга безумен настолько, что любая неверная мысль, любое резкое слово могут сорвать с цепи его стражей. И горе тому, кто отступился, ошибся, позволил себе позариться на чужое достояния. Нет спасения несчастному, если он облапошил жирного мага, если хоть намеком дал понять, что унесенное куда ценнее, чем оставленное: слетят со всех сторон заклятия, размозжат кости, спалят глупца так, что даже праха не останется. Горе несчастному, если он только не маг-настройщик, быстрее безумца собравшего в хитрый узел временные волокна и прогнавший через прореху себя и свою незадачливую спутницу.

Рухнул на колени Далим Ра, изнуренный, выпустил бессильно из рук потоки времени, слишком истощенный, чтобы что-то говорить.

Подлетела из тени Рада, схватила за плечи, встряхнула, вынудив обратить к себе разом постаревшее лицо.

— Все, все уже. Бери, пей, забирай.

Сама ведь когда-то умирала от неутолимой жажды.

Расслабились пальцы, выпустили бриллиант. Сверкнули грани, пробежал по плоскостям антрацитовый блеск и замер, когда бриллиант лег в мою подставленную ладонь.

Выше, прямо к самым глазам. Триста тринадцать лапидов размером с грецкий орех с мелкой белой примесью. Триста тринадцать, стоящие мира во всем мире.

Маг через силу поднял голову, и наши глаза встретились. И там, в зеркале его зрачков я вдруг увидела саму себя, невозможную, непонятную, не живую и не мертвую, но знающую, что больше никто не сможет взять этот бриллиант. Разве что только через мой труп.

Я держала на ладони мир.

Часть 3. Технологии

Глава 27

Уже не снимали комнаты, не смотрели расписания. Время неслось обезумевшим скакуном, и никто не в силах был предотвратить его бег.

Восемь дней отделяло все слои реальностей от разделения их на «до» и «после». Так что зачем снимать какие-то комнаты? Забрели в ближайший приют для странников, заказали щупальца осьминогов в лимонном соусе и рыбные прослойки с маринованными виноградными листьями, махнули по стопке красной водки и замолчали, терпеливо ожидая, когда произнесет хотя бы слово та, что не замечала ни еды, ни действительности.

А я действительно не замечала, лишь немного плыла от алкоголя и не выпускала из ладоней «Черного Принца».

«Что ты чувствуешь?»

Вопрос Юси остался без ответа. Да и был ли он услышан? Был. Услышала каким-то лишним краем самой себя, тем же самым, что фиксировала происходящее, тем самым, что позволял взирать на все со стороны и отмечать каждую деталь, облаченную в звенящую четкость.

— Карма так и будет с ним сидеть? — Не выдержал Уэлл.