Ах, милый дом, ах, какой же ты чужой…

₪

Январь – май 1904.

О, счастье! Она вырвалась из дома, как же она была рада этому. Ей уже было семь лет, но она давно в глубине души считала себя взрослее. Ее радость не сникла даже тогда, когда она поняла, что приехала в закрытую строгую школу. «Лучше здесь, чем дома», - думала она, каждый раз смотря на закат. Дом в последние месяцы, казался адом, особенно после того, как его покинул Виктор. Мария даже временами завидовала ему, но каждый раз признавала, что она совсем не права.

Прошлая весна была мрачной для нее. С новым днем она все больше осознавала, что Каролина, ее собственная мать, просто ненавидит ее. Руфус, избалованный мальчишка, делал всегда то, что хотел, и как-то вырвавшись из-под присмотра, он побежал в лес, Мария догнала его, но он, упал и растянул ногу. Мать обвинила ее в том, что она сама его там увела, и из-за ее глупости он и упал, как же зла была тогда Мария. Она зло посмотрела на мать, с гневом произнося:

- Я ненавижу тебя, - она впервые проявила темные стороны своего характера, показывая себя не с лучшей стороны. Каролина с того же дня начала внушать мужу, что Марию нужно держать в строгости. Тогда-то впервые ее муж и занял ее сторону, Каролина только ощущала вкус своего будущего триумфа, так совсем скоро ее муж увидит все темные стороны их старших детей.

Фелисите видела, как она замкнулась в себе, Мария открытая всегда жизнерадостная девочка, предпочла держать все свои эмоции внутри себя, даже не пытаясь их, выпусти наружу. При встречах на вопрос, как у тебя дела, Мария просто мило улыбалась, и отвечала, нормально. Фелисите говорила об этом сыну, но сын, словно не слышал ее, мотивируя все тем, что Марию давно пора поставить на место. Знал бы Эдвард, что в будущем взбалмошность станет основной чертой девушек семьи Хомс, и никто это не будет считать скверной чертой, а наоборот будет называть это – непрошибаемостью.

Марию охватил восторг, когда из окон их комнаты она увидела экипаж, увидев, что на лето приехал Виктор. Ну, наконец-то, кроме вечно ноющего Руфуса, с ней будет жить ее любимый братик, она больше не могла выносить его общество, как он ломал ее фарфоровых кукол и в этом обвиняли ее, как он раскидывал ее вещи и ее называли неряхой.

- Виктор, - крикнула она в распахнутое окно, - О, Виктор, - она выпрыгнула из окна, не боясь сломать ногу или руку, - Виктор, - она с визгом кинулась к нему, не слыша упреков их гувернантки миссис Кедр.

- Мария, как я рад, - он обнял ее.

В то лето они, как оголтелые носились по полям и лесам, бегали на их любимое озеро. Плавали, не боясь утонуть, и допоздна сидели на песчаным берегу, заросшим камышами, смотря на небо, вдыхая аромат костра и тины. То лето было волшебным, как и любое другое лето в Ирландии. Они навсегда запомнили ароматы их детства, их земли, и ее даров. По ночам они вдвоем сбегали в поле, где рос их любимый вековой дуб, они забирались на него в их домик, построенный кем-то еще до них, и часами изучали звезды, не умолкая, рассказывая друг другу истории из прочитанных книжек. Днем бегали, и зеленая трава ласкала их обнаженные ноги, зная, что их будут ругать за израненные и грязные ноги. Но их мало, что могло остановить, лишь только заканчивали сыпать на них упреками, они сразу же переглядывались, и весело смеясь, снова бежали по просторным комнатам на улицу. Когда лили дожди, они забирались в одну из заброшенных комнат, и там читали книжки, а если дождь настигал их в пути, то их домик на старом дубе всегда ждал их.

Но все это осталось там, а сейчас она была здесь вдали от дома и от Виктора. Она пачками отправляла ему письма, видя не одобряющие взгляды строгих мистрис. Как-то мисс Эшбун отчитала ее за то, что слишком тесная у нее связь с братом, но саму Марию это не волновало. Она скучала и радовалась. Здесь у нее появились подруги, но не одну из них она не могла приблизить больше чем брата. Самой близкой из них стала Нэнси Шеболд, ее отец был торговцем, у него была крупная торговая компания, но она не была леди, какой была Мария. Нэнси тоненькая девочка, с русыми волосами и грустными голубыми глазами, отличалась на фоне Марии, рыжеволосой красавицы, с холодным сдержанным взглядом. Подружились они в тот момент, когда взбалмошная Мария убежала, карабкаясь по дереву за пределы школы, чтобы сбегать на реку, и ее отсутствие заметили. Нэнси решила помочь новенькой, она была такой же птичкой запертой в клетке, и сказала, что та больна. Так они и подружились.

Ее отец постоянно получал письма от воспитательниц о проделках Марии. То она сбежит, то лазает по дереву, как мальчишка, то поет, какие-то вульгарные песенки на французском, то грустит перед окном, притворяясь больной. Однажды он даже приехал к ней, она вышла к нему с гордо поднятой головой, в ее глазах была, как всегда уравновешенность. Он стоял и смотрел на нее, видя в ней царственность. Эдвард оглядел с ног до головы дочь, и понял, если он ее не сломает за несколько лет, то она никогда не будет слушать его.

- Мария, - начал он, - я удручен твоим поведением. Вот Руфус и Анна…

- Ангелы, да? – огрызнулась она, - а мы с Виктором, кто?

- Мария, ты не права, ты должна образумиться, повзрослеть, наконец, ты же леди Хомс, - он сел на скамью, она продолжала стоять, не смотря на него.

- Да, я леди Хомс, - она замолчала, все же в ней ничего не было от Каролины, подумал Эдвард. Сильная и несгибаемая, вот она какая.

- Мария, леди должна вести себя пристойно, - снова начал он.

- Я каждый день слышу это, - она закрыла ладонями уши.

- Что ж, я поеду, и попрошу тебя вести хорошо, - Эдвард поцеловал ее в лоб, и ушел, она смотрела ему в след, и ненавидела его и мать.

Каролина в конечном итоге получат, то, что она захочет. Что же она сделала с ними со всеми ними? Они ненавидели друг друга, но в тоже время любили.

₪

Рождество 1904 – январь 1905.

Антрим погрузился в предпраздничную суету. Выстраивались очереди за подарками, кругом мерцали вывески, с рождественскими рекламами, горели огни елок, и воздух был наполнен, ожидаем праздника.

В Хомсбери были свои старинные традиции, уже много лет из-за противоречий в семье многие заведенные традиции не соблюдались, а многие просто позабылись. Но в это Рождество все возвращалось к старым добрым временам. Сегодня на миг все противоречия ушли, но только на это одно мгновенье. В саду самую красивую ель украшали всей семьей. Дети с любопытством смотрели на игрушки, а взрослые, беря их в руки, словно прикасались к воспоминаниям о своем детстве, рассказывая друг другу, как проводили Рождество много лет тому назад.

В дом, по старому обычаю, должен был принести елку хозяин дома. Так делал Андриан, который завел эту традицию, потом Дезмонд, теперь это должен был делать Эдвард. Они с Виктором выбрали двухметровую красавицу, которая заняла достойное место рядом с роялем в гостиной.

Во всем доме появились яркие гирлянды, игрушки, можжевеловые венки, и фигурки ангелов. Каролина продумывала рождественское меню. Предстояли долгие праздники: сначала с семьей в Хомсбери, потом с друзьями и их семьями у Тревора Йорка, далее в городских домах, в которых всегда были рады видеть Хомсов, и день рожденье Руфуса, а потом и Виктора.

В эти дни, что они проводили, Эдвард часто вспоминала детство и юность, с их ароматами, с их неповторимым вкусом радости и восторга, с шуршащими упаковками, веселой музыкой, и безграничным счастьем. Он помнил, как каждое Рождество с замиранием сердца, ждал, когда можно открыть подарки, а поутру, опустошал носки с конфетами, но в его доме давно не было мира. Почему отец так, проглядел и заставил его жениться на этой мегере. Когда-то он любил, его избраннице исполнилось семнадцать, она была красива, и очень одинока, ее звали Джорджина Спаркс, леди Лемм, но отец не захотел, чтобы он женился на англичанке. Она была влюблена в другого, и ни его деньги, ни его положение в обществе не прельщали ее. Позже он узнал, что Джорджина вышла замуж за бедного врача, обедневшего герцога, и стала Джорджиной Грандж, герцогиней Ленокс, у нее родилось две дочери, и когда Тревор был в Лондоне перед Рождеством, узнал, что она ждет третьего ребенка. Он еще не знал, что в далеком будущем судьба нанесет ему удар…