— Чейси, если ты с этим не справилась, можешь попрощаться со своей работой, — преувеличенно грубо выговаривал ей он. — Я уже велел секретарю отпечатать приказ о твоем увольнении.

Девушка уронила портфель на пол и повалилась на диван. Перелет в Луисвилл, пересадка на рейс в федеральный округ Колумбия, такси из аэропорта — сил у нее не осталось. Ко всему этому добавлялась непонятная тоска. Обычно, возвращаясь домой из командировок, она выглядывала из окна, чтобы полюбоваться городом. Сейчас ей этого не хотелось. Она просто прилегла и закрыла глаза.

Диван показался неудобным. Она зарылась лицом в подушку и закрыла ею уши, чтобы не слышать громыхавшей наверху музыки. Все равно плохо. Знобит. Надо чем-то укрыться. Она сунула ноги под покрывало, но легче ей не стало. Какой-то запах беспокоил ее. Он сохранился на ее плече, на одежде, им пропиталось все ее тело.

Дерек Маккенна.

Вот кем пахло ее платье.

Мята и мускус, лимон и лавровый лист — все он.

Через голову она стащила с себя черное платье и достала из шкафа халат. Потом несколько минут стояла над мусорной корзиной, не в силах принять решение.

Она не стала выбрасывать это платье. Сделала другое — обернула им подушку, а ноги укутала покрывалом. Она гладила мягкую ткань, пахнувшую свежестью и уютом. Она вспомнила стрекотание цикад, аромат трав, то, как он обнимал ее…

Чейси разбудил телефонный звонок. Она не хотела вставать, но телефон все звонил и звонил…

— Не отвечай, — сказала она себе. — Это наверняка Меривезер хочет узнать, не сможешь ли ты прийти пораньше, чтобы накрыть на стол и приготовить еду.

Сработал автоответчик: «Если хотите оставить сообщение, говорите после звукового сигнала».

Она ожидала услышать светский тон кузины, но вместо этого раздался голос Уинстона.

Чейси продолжала лежать, уставившись в потолок, и думала, стоит ли снять трубку и сказать Уинстону, что она готова подписать любой приказ и жалеет только о том, что в ее квартире нет факса.

— Чейси, милая, сладкая, замечательная Чейси! — радостно восклицал Уинстон, и ничто в его тоне не говорило о его недовольстве чем-либо. — Я сожалею, что не могу обнять тебя сейчас. Не обращай внимания на мое предыдущее сообщение на автоответчике. Меня ввели в заблуждение. Моя секретарша ошиблась. А может, мой помощник. Кто-то из них. Но в любом случае я сам несу всю ответственность за их ошибки…

Чейси сняла трубку.

— Уинстон?

— Чейси, ты дома? Что ты делаешь дома?

— Вы сообщили о моем увольнении. Если я потеряла работу, то идти мне некуда, — объяснила она.

— Тебе есть куда идти! Ты работаешь у меня. И, кстати, я в восторге.

— От чего?

— Он потрясающий! Ты здорово его обработала! Он так завел всех этих аэронавтов, что они были готовы отдать нам все свои самолеты, не требуя ничего взамен. Вежливый, сдержанный, настоящий герой — он даже поухаживал за женой губернатора, пододвинул ей кресло. Я смотрел его в правительственных новостях и не мог нарадоваться. Как тебе удалось перевоспитать его всего за два дня?

Чейси поняла, что случилось, и сердце ее чуть не выскочило из груди.

— Просто я привыкла хорошо делать свою работу, — ответила она. — Теперь я хочу напомнить о ваших обещаниях.

— Без сомнения, ты хорошо работаешь! Как только покончишь с этим тридцатидневным турне, можешь требовать любую должность, какую захочешь. Кстати, пометь в своем календарике: мы вместе пообедаем, когда ты вернешься. Следующая остановка в Балтиморе, верно?

— После вечеринки с коктейлями, которую дает мэр в Грэйси-Мэншион.

— Прекрасно, приступай к работе. До свидания, Чейси. Ты просто потрясающая!

— Спасибо, Уинстон. До свидания.

— Помни: ланч сразу же после твоего возвращения в Вашингтон.

— Конечно, Уинстон.

И только тогда, и не раньше, ее босс повесил трубку.

Чейси оглядела комнату, которая всего час назад казалась ей жалкой дырой. Она включила телевизор на канале, посвященном наиболее важным правительственным новостям. Обычно там шли репортажи из Конгресса, но иногда транслировались и важные совещания из других частей страны. Это было не более интересно, чем шум пылесоса, стиральной машины или другой бытовой техники.

— Я стою перед вами, гордый тем, что я американец! — говорил Дерек, стоя в центре зала, окруженный толпой людей, одетых в почти одинаковые серые костюмы. В ответ раздались аплодисменты. Как прирожденный оратор, он переждал, пока утихнет шум, и продолжил:

— И я люблю Нью-Йорк!

Чейси слушала, открыв рот. Дерек был одет в новенькую форму. По-видимому, прочел записки, которые она оставила. Он все делал правильно. Смотрел в глаза слушателям. Улыбался голливудской улыбкой героя. Упомянул новый закон о военной службе, но изложил его кратко, так как президент еще не составил своего мнения о документе.

Последовала продолжительная овация. Жена губернатора поцеловала лейтенанта, оставив на щеке след ярко-розовой губной помады. Архиепископ Нью-Йорка похлопал его по спине, а несколько человек в серой форме столпились вокруг, чтобы пожать ему руку в надежде увидеть себя в вечерних новостях рядом со знаменитым Дереком Маккенной.

Чейси выключила телевизор и стала лихорадочно собираться. Она выхватила из шкафа несколько костюмов и запихнула их в дорожную сумку. Туда же кинула нераспечатанные коробочки с колготками. Уже на пути к выходу она заскочила в ванную, чтобы захватить сушившиеся там трусики и лифчики. Еще успела подбежать к мусорной корзине, чтобы выбросить пакет с прокисшим молоком.

Не прошло и получаса, как она оказалась на углу авеню Аризоны и бульвара Макартура. Такси доставило ее в аэропорт, где она, к своему огорчению, увидела длиннющую очередь в билетную кассу.

Но Чейси не растерялась.

Она направилась прямиком к знакомой кассирше, которая поначалу принялась объяснять ей, где конец очереди.

Чейси предъявила свое служебное удостоверение.

— Ах, да, я помню вас. Вы были здесь несколько дней назад, — заулыбалась кассирша. — Чем могу вам помочь?

— Государственный департамент, официальное поручение, — объяснила Чейси. — Мне нужен билет на первый рейс до Нью-Йорка.

— Конечно, мадам, — ответила кассирша и обратилась к очереди:

— Сэр, не могли бы вы отойти в сторону? Эта женщина — государственный чиновник, у нее срочное дело.

Ваше преподобие…

Ваше преосвященство…

Ваше преподобие…

Ваше преосвященство…

Дерек смотрел на стоящего перед ним человека в сутане и пытался вызвать образ Чейси в надежде вспомнить, чему она его учила. И вспомнил… как они чинили плетень, как он вытаскивал занозы из-под ее ногтей и как она при этом стойко держалась, потому что объясняла ему разницу между титулованием кардинала и архиепископа.

Что же именно она говорила? На Дерека прямо-таки нахлынули воспоминания, но ни одно из них он не мог использовать на приеме в Грэйси-Мэншион. Он думал только о Чейси. Вспоминал ее нежную гладкую кожу. Белокурые кудряшки. Запах пудры и роз. То, как она закусила губку, чтобы не заплакать от боли.

— Послушайте, — сказал наконец Дерек, пожимая руку архиепископу. — Знакомство с вами — большая честь для меня.

— Что вы, что вы, это честь для меня. Архиепископ широко улыбнулся и взял с серебряного подноса, поданного официантом, канапе с черной икрой. Комната была набита битком. Архиепископ постарался поскорее отправить канапе в рот, пока кто-нибудь из гостей не толкнул его и драгоценные жемчужинки не рассыпались.

Между ними протиснулась женщина — представитель ООН.

— Ваше преподобие, — поприветствовала она архиепископа. — Лейтенант, я счастлива видеть вас. Мне известно, что завтра утром вы встречаетесь с моими коллегами в Балтиморе.

— Да, на собрании ЮНЕСКО. Я с нетерпением жду этого, мадам, — ответил он, краем глаза заметив какое-то движение около двери.

— Я хочу поговорить с вами о том пункте вашей речи, который касается международного сотрудничества в области…