— А, как же мы домой? — растерянно спросил Генька?

Все одновременно оглянулись на Лану.

— Очень даже просто! — с широкой улыбкой на светлом личике ответила Лана.

— Итак, глубокоуважаемые! Я вас сегодня не порадую. Берем ручки в ручки и пишем контрольную на два варианта. Василь! Марш в одиночку. Последняя парта ждет тебя!

Так скомандовал влетевший сразу после звонка Нармирон-эрн — учитель математики:

— И не будите во мне зверя! — он грозно посмотрел на присмиревших учеников. — В гневе я страшен! Я детям уши отрываю, как мухам лапы!

Взбодрив, таким образом, класс «Подающих надежд», Нармирон-эрн устроился за кафедрой и мирно занялся своими бумагами.

Генька косо поглядывал назад на Василя, тот нехотя перебирал листочки на своем столе. Темная вихрастая голова товарищи понуро клонилась к парте. Мало сказать, что математика была у Василя слабым местом, она была его карой, его тяжким грузом. Генька легко справлялся с заданием. Он писал на черновике практически без помарок, торопился закончить решение, чтобы отправить шпаргалку другу. Дописав последний пример, скомкал лист, сделав вид, что испортил чистовик. Скатанный шарик не оборачиваясь назад, чтобы не привлекать внимание учителя, незаметным движением бросил через плечо. Шпаргалка упала в проход на недостижимом расстоянии от Василя.

«Крепро в глотку!» себе под нос выругался Генька. Бумажка невинно лежала на самом виду. Стоило Нармирон-эрну встать из-за кафедры и…наказание будет достойно преступления. Генька с ненавистью уставился на бумажку. Что ей стоило упасть чуть ближе к парте Василя! «Кыш, проклятая!». Генька чуть с досады не плюнул ей в след. Шпаргалка шевельнулась и на ладонь придвинулась к парте Василя. Генька удивился, но одновременно ощутил нетерпеливый зуд — ему страшно хотелось продолжить магическое воздействие. «Пошла!» — шипел он сквозь зубы.

— Ты чего, как змея, расшипелся? — спросил, оторвавшись от работы, сосед по парте.

— Так, ногу стукнул.

— Угораздит же.

— Генька, Стасиль! Пустой коридор остро нуждается в обществе.

— Мы больше не будем! — за себя и за соседа пробубнил Стасиль.

— Ну-ну!

Шпаргалка, наконец, послушно и легко подкатилась к парте Василя, который в тоске шарил глазами по окнам, и развлекался тем, что изрисовывал парту изображениями кошек и собак. «Эх, слепня! Так бы и стукнул чем-нибудь! Проснись, соня!» — командовал про себя Генька. Василь будто услышал, огляделся, уронил с парты карандаш и, наклонившись за ним, ловко подобрал шпаргалку. Узнав почерк друга, широко улыбнулся Геньке. «Долго запрягал!» мысленно проворчал Генька и принялся писать свое задание в чистовик.

— Ну, ты молодец!

Выйдя из класса, Василь хлопнул Геньку по плечу.

— Спасибо, друг! Чем это ты кинулся? Попал прямо по макушке, я только тогда сообразил шпаргалку поискать. Ловко ты!

Генька остался недоуменно стоять: он ничем не кидался. Однако! Посмотрев в след Василю, он попытался вспомнить ощущения на уроке.

— Ой! — Василь обернулся, — перестань, больно же.

— Прости, больше не буду!

И, догнав друга, Генька обнял его за плечи. Жизнь прекрасно, когда случаются такие замечательные вещи.

Девочки сегодня дежурили на кухне в царстве тетушки Иберан-той. Добрейшая кухарка у себя на кухне выглядела, как пожилая сказочная фея. Небольшого росточка, кругленькая, румяная пушистые седые волосы чуть-чуть видны из-под белого кружевного чепчика. В ее руках спорилось все, за что бы она ни бралась. Она очень любила детей и, если она хоть на минутку выходила из кухни, то одаривала всех встречающихся ей ребятишек немудреными лакомствами. Приют хоть и был княжеским, но денег на питание отпущено в обрез. Да и не знали попечители, что Камилла-сан обучает у себя деревенских детей, а тех тоже хоть раз в день, а накормить надо. Карманы Иберан-той казались бездонными. Сочные морковки, сладкие капустные кочерыжки, сушеные яблоки, иногда маленькие домашние печеньица — все это рассовывалось первым попавшимся ей на глаза малышам.

А как она готовила! Овощи, на которых, как на диете, из года в год сидел приют, у нее могли быть такими вкусными! А праздничные пирожки? Их лепили две смены дежурных разом. Нежнейшее тесто, вкуснейшая начинка! Жаль только, что это было редким событием в жизни приюта. Девочки с удовольствием учились готовить, к этому таинству были допущены и некоторые мальчики — любимцы Иберан-той. Но…

Перечистить горы картошки, раскрошить десяток кочанов капусты, перемыть горы сопутствующей посуды — это все ерунда. Ощипать десяток куриц, выпотрошить, разделать, стоять у плиты и беспрестанно помешивать соусы, выносить ведра с помоями, мыть пол — все это не идет ни в какое сравнение с выслушиванием воспитательных проповедей добрейшей кухарки. И ведь ничего плохого она не имеет в виду. Просто у девочек это не первое дежурство, а сто первое. А рассказывает тетушка Иберан-той все время одно и тоже.

Лана знает, что, закончив историю о том, как Стасиль ожег руку о плиту, Иберан-той начнет следующую о том, как Василь пролил кувшин молока из-за своей невнимательности. Все это интересно послушать в первый раз, ну, может быть и во второй, а сейчас…

«Еще одна история и я завизжу!» — подумала Лана. В голове мелькнул отголосок чужой мысли и образ Иберан-той с удивленным лицом и огромной грушей, заткнувшей рот. Девочка тихонько хихикнула, но огорчать, в общем-то, добрую женщину никому не хотелось. «Есть выход!» — возникла в сознании чья-то мысль. «Точно, мы же можем поболтать и, не раскрывая рта!» — пробилась мысль Ренни. «А Иберан-той можно и не слушать!» — «Совсем нельзя, она же все время просит, что-нибудь сделать», — теперь это была Надежда. «Поставьте фильтр, как я», — Ренни мысленно изобразила изящную сеточку из тонких нитей. Лана обрадовалась: так и она сможет.

Мысленная речь каждой девочки по каким-то оттенкам ощущений имела своеобразное отличие. И через некоторое время девочки болтали, как обычно. Иберан-той еще не нагружала делами Саманту, не привыкла, что девочка теперь видит. Саманте страшно надоело чистить картошку. Пока она ничего не видела, ее поддерживало чувство своей полезности, желание приносить хоть малую, но пользу. Но теперь…

Было бы более справедливо, что бы этим не очень увлекательным делом занимались все по очереди. На ее возмущенные мысли последовало довольно ехидное мысленное же хихиканье. «Ах, так, — мелькнуло в ее голове. — Ну, так смотрите!» Картофелины, приподнимаясь в воздухе и поворачиваясь на глазах у девочек, медленно, но упрямо вылезали из своей шкуры, как дети из комбинезончиков. Кошка Крыська, явившаяся на кухню в поисках возможных подачек, дурным голосом мяукнула и метнулась прочь.

«Молодец!» — «Ой, как здорово!» — восхищенные мысли подруг оглушили Саманту. «Дай, я попробую!» — «И я!» — и через несколько секунд в воздухе над огромной кастрюлей висело облако коричневых картофелин, занимающихся чем-то совсем им не подобающим. Помощь на кухне скоро превратилась в восхитительную магическую игру, в которой надо было суметь провернуть свои делишки так, чтобы Иберан-той ничего необычного не заметила. «Нечестно!» — «Мы так не договаривались!» — «Проиграла! Проиграла!» — завопили мысленные голоса подружек, когда, не успев среагировать на быстрое движение кухарки, Лана попыталась отвести той глаза.

Восхитительное ощущение своих возрастающих способностей, желание творить чудеса, возможность скрыться в параллельном мире при появлении малейшей опасности — все это будило прекрасные надежды и бесшабашную жажду новых приключений.

Твердило вернулся к своим занятиям. Тренируя мальчишек, разделываясь с особо упрямым поленом для кухни, прохаживаясь по стенам замка во время ночного дежурства, он никак не мог избавиться от чувства неполноценности и растерянности. Так часто человек, потеряв нужную ему вещь, не может ни на чем сосредоточиться, не может вести нормальную жизнь пока либо не найдет потерю, либо не смириться с ее пропажей.