Техас, 1893 год

— Прах к праху, земля к земле.

Кэтлин Маккензи Драммонд в оцепенении наблюдала, как ее брат, дяди и кузены опускают гроб ее мужа в глубокую яму. Негромкий стук земляных комьев о деревянную крышку отозвался в ее ушах барабанным боем. Вздрогнув, она судорожно вздохнула и не смогла сдержать рыдания. Мать сжала ее ладонь, а сильная рука отца обняла за плечи. Закрыв глаза, Кэтлин прислонилась к его надежной груди.

Скромная церемония завершилась, и пастор Фрэнк подошел к ним. Тепло его ладони приятно согревало ее ледяные пальцы, пока он произносил слова утешения.

— Спасибо за все, преподобный Фрэнк, — проговорила мать. Отец обменялся с пастором несколькими словами, мужчины пожали друг другу руки, и пастор отбыл.

— Пойдем домой, котенок, — сказал отец.

— Вы идите, папочка. Я скоро приду.

Он поцеловал ее в лоб, и дни с матерью двинулись вслед за остальными по склону холма.

Кэтлин долго смотрела на свежую могилу. С юных лет они с Тедом были неразлучны, несмотря на перенесенную им в детстве тяжелую болезнь, давшую осложнение на сердце. Постепенно их дружба переросла в любовь, и три года назад, когда все поверили, что Теду удалось преодолеть свой недуг, они поженились. Вчерашний приступ случился неожиданно: без каких-либо тревожных признаков, не дав ей возможности попрощаться и еще раз сказать Теду, как сильно она его любит. А теперь его нет. Никогда больше не ощутит она его прикосновения, никогда не услышит смеха нежного и преданного мужчины, за которого когда-то вышла замуж.

Слезы струились по ее щекам, пока она стояла, пытаясь смириться с жестокой реальностью.

— Я так тебя люблю, милый! Прости меня, пожалуйста, потому что я себя никогда не прощу…

1895 год

Китти въехала на гребень холма и осадила кобылу. Взгляд ее, скользнув по расстилавшимся вокруг окрестностям, остановился на группе мужчин в отдалении, собравшихся вокруг костра. Она нежно улыбнулась, увидев подъехавших к ним отца и дядюшек. Спустя считанные минуты вновь прибывшие включились в работу наравне с более молодыми работниками.

Обычные весенние заботы: сбор и клеймение скота. Была ли в ее жизни хоть одна весна без этого? Вздохнув, Китти спешилась и опустилась на землю. Вокруг, сколько видел глаз, простиралось ранчо «Трипл-Эм». Здесь не было уголка, который бы она не изъездила вдоль и поперек, с тех пор как в шестилетнем возрасте отец посадил ее на пони.

Помрачнев, Китти окинула взором поросшую шалфеем долину с рощицами из белоствольных берез и развесистых сосен. На протяжении двадцати двух лет она карабкалась на вершины окрестных холмов, исследовала плато и каньоны, купалась в речушках и ручьях, извивавшихся вдоль ущелий и оврагов. Собирала колокольчики весной и терпела зимний холод. «Трипл-Эм» всегда будет центром ее вселенной. Но пришло время покинуть его. Опечаленная, Китти села в седло и двинулась в обратный путь.

Прощание с семьей, состоявшееся на следующее утро, чуть было не поколебало ее решимости. Стоя на платформе в ожидании отправления поезда, Китти видела смятение в глазах родителей, слышала в их голосах неподдельную боль.

На глаза у матери навернулись слезы.

— Сколько же тебя не будет, солнышко?

— Понятия не имею, мама. Наверное, сколько понадобится.

— Ответ в духе твоего отца, — улыбнулась мать сквозь слезы.

— Я и вправду не знаю. Поживу у Кэррингтонов в Далласе, пока не решу, что делать дальше.

— Все же я считаю, что девушке неприлично разъезжать одной, — ворчливо заметил отец, пытаясь скрыть тревогу за внешней грубоватостью.

— С каких это пор, папочка, ты стал таким поборником приличий? — поддела его Китти. Впрочем, она прекрасно знала, что отец является одним из самых уважаемых людей в округе. До того как осесть на месте и заделаться фермером, Люк Маккензи заслужил репутацию самоотверженного поборника закона как среди тех, кто его любил, так и среди тех, кто боялся.

— Между прочим, вы не слишком-то огорчились, когда Джош уехал из «Трипл-Эм».

— Но он же вернулся, правда?

— Когда-нибудь я тоже вернусь.

— С чего ты взяла, что отъезд твоего брата не огорчил нас? — удивилась мать. — Просто мы понимали, почему он так поступил.

— В таком случае постарайтесь понять и меня.

— Это не одно и то же, Китти. — В голосе отца прозвучал упрек. — Вполне естественно для молодого человека опробовать свои крылья, но никуда не годится, чтобы девушка…

— Папочка, прошло два года после смерти Теда. Я пыталась как-то наладить свою жизнь, но у меня ничего не получится, пока я остаюсь здесь, где все напоминает о нем. Я должна найти свой путь, если у меня есть хоть капля вашей силы и твердости. А вы не даете мне ступить и шага, словно я фарфоровая кукла, которая разобьется, если, не дай Бог, споткнется и упадет.

«Ах, Тед, не потому ли ты остался, что стремился меня защитить, как и все остальные?»

— Папа, разве мама и тетя Гарнет не поступили так же, когда были молодыми? А тетя Эйди вообще сбежала из дома. Да и Эм с Роуз никто не опекал, когда они встретились с Джошем и Заком.

— Ты что, тоже собираешься работать в привокзальных буфетах?

— Возможно. Не знаю. В одном я уверена, папа, нужно перестать отсиживаться за вашими спинами. Будь я более независимой, то поощрила бы Теда начать собственное дело где-нибудь в Другом месте. Вместо этого я предпочла остаться дома, где чувствовала себя в безопасности. Если бы я думала о счастье Теда, а не о собственных удобствах…

— Китти, у Теда было слабое сердце, — мягко возразила мать.

— Знаю, но…

— Тогда перестань считать себя ответственной за его смерть.

— Возможно, Тед был бы счастливее в другом месте.

Последнее замечание задело отца за живое:

— Проклятие, чем тебе не нравится «Трипл-Эм»?

Китти понимала, что обижает его. Но как объяснить ему? Отец любит ранчо, как и его братья, как она сама, как Джош и их кузены. У него просто не умещается в голове, что может быть иначе.

— Выходит, ты уезжаешь, чтобы искупить вину перед Тедом? Это не вернет его, дочка.

— Не сердись, папа. Пожалуйста, постарайся понять.

Мать стиснула ее в коротком объятии.

— Он все понимает, солнышко. Мы оба понимаем. Просто мы беспокоимся о тебе; нам кажется, что ты убегаешь от проблемы, вместо того чтобы остаться здесь и встретиться с ней лицом к лицу, как и подобает…

— …истинному Маккензи, да, мама?

— Осознаешь ты это или нет, дорогая Китти, ты такая же Маккензи, как твой брат и кузены. Но, видимо, тебе придется убедиться в этом самой.

Шипение пара и скрежет металла положили конец разговору.

— Прошу садиться, поезд отправляется, — провозгласил кондуктор.

— Я напишу вам из Далласа.

— Обязательно, и не забудь передать привет Бет и Джейку.

— Хорошо, мама.

Они обнялись, поцеловались и постояли еще немного, глядя друг на друга. Всю свою жизнь Китти видела этот взгляд, способный сказать о любви и поддержке больше, чем можно выразить словами.

Она повернулась к отцу и оказалась в его крепких объятиях. Закрыв глаза, Китти ощутила привычное чувство защищенности. Сколько она себя помнила, сила отца, словно каменная стена, ограждала ее от всех невзгод. Она подавила искушение снова укрыться за ней.

— Я люблю тебя, папа.

Она поцеловала отца и, не оглядываясь, вошла в вагон.

Рана, полученная в Индии, безбожно ныла, и Джаред вышел из вагона, чтобы размять ногу. Внимание его привлекли молодая женщина и супружеская чета постарше, стоявшие на платформе. Судя по выражению их лиц, это была сцена прощания. Обе женщины промокали глаза платочками.

Будь они неладны, эти женщины! Почему они не могут обойтись без слез? Плачут даже в тех случаях, когда человек отбывает, преисполненный самых радужных надежд. Вот и его мать так же проливала слезы когда-то, провожая его в Вест-Пойнт. Джаред пребывал тогда в радостном волнении, предвкушая поступление в военную академию, а она плакала. Больше они не виделись — она умерла спустя шесть месяцев. Эти слезы так и остались его последним воспоминанием о матери.