— Ты в порядке?

— В порядке. И давно готов.

— К чему, душа моя?

— К тому, что ты собираешься со мной сделать.

Ирландец прошел вперед, к стоящим у стола стульям. Из одного кармана он извлек фляжку, из другого — два кубка. Вынув пробку зубами, Хью разлил вино.

— И что же, по-твоему, я собираюсь сделать? — спросил он, по-прежнему держа пробку в зубах. — Давай-ка выпей и расскажи мне.

Джек не двинулся с места.

— Я твой враг. И полагаю, ты хочешь получить от меня информацию.

— Ты мой друг, Джек, человек, который спас мне жизнь, — возразил Хью, положив наконец пробку на стол. — Что же до наших политических разногласий… — пожал он плечами. — А выведывать мне у тебя нечего: ты не знаешь ничего такого, чего бы уже не знал я.

— Так-таки ничего?

— Ну, сам посуди. — Рыжий Хью откинулся на стуле, покачиваясь на его задних ножках и потягивая вино. — Да сядь же ты, не маячь. Давай разберемся с этим вопросом.

Джек подошел к столу. Пить с Рыжим Хью ему не хотелось, а хотелось его придушить, но поскольку сейчас такой возможности не было, а пытки, что бы там ни говорил этот краснобай, видимо, все-таки ожидались, то почему бы не выпить? Хмель, по крайней мере, притупит боль.

Он сел.

Рыжий Хью со стуком поставил свой кубок на стол и тут же наполнил его снова.

— Итак, на чем мы остановились? Ах да, на информации, которую нам будто бы до смерти хочется у тебя выпытать. — Ирландец улыбнулся. — Неохота тебя расстраивать, новсетвои тайны не стоят выеденного яйца. — Он поднял руку и стал загибать пальцы. — Задания в Англии ты получаешь от Тернвилля, так? А здесь от анонимного резидента, которого в глаза не видел… Этого тебе не доверили. Разве я не прав?

Джек пожал плечами.

— То-то, парень. — Глаза Хью заискрились, палец вздернулся вверх. — Он связывается с тобой через дупло в садах Монте Пинчио. Оставляет там сообщения, которые первыми читаем мы, так же как и твои ответы. И это лично меня просто злит.

Он снова порылся в своих казавшихся бездонными карманах, извлек томик Геродота и положил на стол рядом с фляжкой.

— Вечно у них то Геродот, то хренов Вергилий. Последнего я, кстати, на дух не переношу. Ох уж эти англичане с их пристрастием к замшелой классике. Ты бы, что ли, намекнул своему руководству, что в шпионском деле не помешала бы и толика воображения. Есть ведь, например, превосходные ирландские авторы… Почему бы не использовать для шифровок их книги? Хотя бы для общего развития, а? Впрочем, — погладил он томик, — им все равно придется сменить этот код, поскольку ты попал в плен. Можешь взять книжонку себе: она поможет тебе скрасить время.

— Мои последние часы?

— Я знаю, парень, что ты невысокого мнения обо мне, — рассмеялся Рыжий Хью. — Но неужели ты и впрямь думаешь, что после всего того, что мы с тобой испытали, я позволю себе забыть нашу дружбу? И прикажу пытать тебя, а потом и убить?

Джек закусил губу, потому что рвавшиеся у него с языка слова диктовались гневом, а поддаваться гневу, особенно в его положении, было глупо.

— Так что же тогда со мной станется? — спросил он, прежде чем пригубить вино.

— Жаль, не могу сказать, что ты волен уйти. Мы оба знаем, что это никак не возможно. Равно как не могу и сказать… — брови ирландца выразительно выгнулись в сторону потолка, — …надолго ли тебе придется здесь задержаться. Зато обещаю, что тебе, пусть и в заточении, не придется сидеть на воде и хлебе. Разумеется, я не в праве тратить золото якобитов на твое содержание, но будет только справедливо, если часть тех монет, которые ты сам мне вручил, швырнув в меня плащ, пойдет на обеспечение тебя некоторым комфортом. Что же касается прочего, то, если ты подпишешь эту бумагу…

Из кармана появился листок, который был развернут и положен рядом с пером и чернильницей.

— Что это? Мое признание? Я не подписал никакого признания для Тернвилля, и черт меня возьми, если я подпишу его для тебя!

Рыжий Хью покачал головой и жестом указал на бумагу.

— Прочти.

Джек пробежал текст глазами.

«Я, Джек Абсолют, настоящим отказываюсь от прав на все причитающиеся мне призовые выплаты, связанные с захватом корабля “Робуста” славным экипажем “Нежной Элизы”, и без всяких условий и оговорок передаю упомянутые права Хью Патрику Фиргалу Макклуни с Брод-стрит, Бристоль. Это заявление сделано мною в здравом уме и твердой памяти без всякого принуждения в благодарность за услуги, оказанные мне вышеназванным Хью Макклуни, эсквайром».

Он поднял глаза.

— Никакого принуждения?

— Никакого, — пожал плечами ирландец. — Ты остаешься здесь пленником, Джек, а уж будут тебя содержать за мой счет, который пополнится благодаря твоей подписи, или нет, — выбирать тебе самому. Только имей в виду, это далеко не худшее место заточения. Заверяю тебя, бывают гораздо хуже.

— Не сомневаюсь, что ты это знаешь, — буркнул Джек, окуная перо в чернильницу и подписывая документ.

У него не было выбора. Он побывал в английской темнице, которая была сущей дырой, и подозревал, что итальянская может оказаться гораздо хуже.

Рыжий Хью наклонился вперед с одобрительной ухмылкой.

— А теперь поставь дату… Вон там. Замечательно! Ты не пожалеешь об этом. — Он подул начернила, помахал документом в воздухе. — Кто знает, когда я попаду в Бристоль, но…

Джек поболтал содержимое своего кубка, осушил его и поставил на стол.

— Так ты не можешь сказать, сколько времени я здесь пробуду?

— Увы, душа моя, не могу. Кто знает, куда меня на сей раз забросит?

— Обратно в Англию, чтобы убить короля?

— Ох уж нет… Думаю, что нет. В тот раз, узнав о его предстоящем визите в Бат, я поддался порыву. И напрасно. Толку все равно было бы мало: убьешь одного ганноверца, всегда под рукой окажется другой, чтобы взгромоздить на английский трон свою толстую тевтонскую задницу. — Его глаза устремились куда-то вдаль. — Знаешь, я всегда мечтал совершить что-нибудь такое, что не только потрясло бы трон, но и помогло бы окончательному свержению тирании. Что-нибудь… впечатляющее! — Взгляд ирландца вернулся к Джеку. — Конечно, у меня есть несколько соображений на сей счет, которые пора бы начать приводить в исполнение. Но не бойся, душа моя, каждые два-три года я непременно бываю в Риме.

Джек, не сдержавшись, охнул.

— Ты что, собираешься держать меня здесь три года?

— Это не такой долгий срок для твоих лет. Конечно, разве я сам не провел столько же времени в плену у турок? И, скажу тебе, в куда худших условиях. — Хью положил ладонь на руку Джека. — А здесь? Ты подумай! Разве твое золото не обеспечит тебе хороший стол и вино? Разве охране не даны указания доставлять тебе… все, что ты пожелаешь? — Он подмигнул. — Я предупредил их о твоих аппетитах, мой мальчик. Славные чистые девушки будут предоставляться по первому требованию… и будут меняться с той же частотой, что и постельное белье.

— Нет уж, благодарю, — процедил Джек с холодной злобой. — Чем-чем, а шлюхами я сыт по горло.

— Ну, это ты зря, Джек, — поморщился Хью. — Ты ошибаешься на ее счет. Она…

Джек покачал головой. Его гнев, до сих пор сдерживаемый, излился наружу.

— Она твоя собственная кузина, — прошипел в ярости он. — Как же ты мог? Неужели ты совсем потерял остатки чести, подтащив человека, который, по твоим словам, был твоим другом, к корыту, из которого хлебал сам?

Рыжий Хью вскинул глаза, и Джек понял, что задел его за живое. Во взгляде ирландца смешались и гнев, и боль. Он заговорил лишь тогда, когда совладал со всем этим:

— Я скажу тебе кое-что о моей кузине, Джек Абсолют. Она делает то, что делает, ради цели, столь великой, что ты даже не можешь себе этого и представить…

— Ради вашего дела? — язвительно осведомился Джек. — Что же это за дело, которое может превратить девушку в шлюху, а тебя в сводника?

Ему показалось, что ирландец сейчас кинется на него, поскольку тот вспыхнул и схватился за эфес шпаги. Джек, не имевший никакого оружия, понимал, что силы их не равны, но подсознательно все равно хотел схватки, а потому оттолкнул стол, чтобы освободить пространство.