– Вижу, не по душе тебе этот Бедослав, друже, – проговорил Яков, придвинувшись к Ивану Мелентьевичу почти вплотную. – А ежели я избавлю тебя от этого пронырливого плотника, выдашь тогда Василису за меня, а?

Иван Мелентьевич помолчал, глядя то на говорливую толпу, заполнившую широкие проходы между торговыми лабазами, то на подернутые перистыми облаками небеса, то на купол Борисоглебского храма, стройные белокаменные пропорции которого были заметны издалека на фоне низких деревянных строений, окружавших торжище.

– Ежели Бедослав сгинет из Новгорода навсегда, тогда Василиса станет твоей женой, Яков, – наконец, негромко промолвил Иван Мелентьевич, посмотрев в упор тому в глаза. – Сделай так, чтобы все было шито-крыто! Василиса какое-то время погорюет, а потом забудет этого плотника. Я со своей стороны сделаю все, чтобы Василиса к тебе серьезный интерес проявила.

– Тогда по рукам, Иван Мелентьевич!

– По рукам, Яков Лукич!

Два купца пожали друг другу руки и расстались.

Василиса очень удивилась, увидев на пороге своего дома Степана Колтыгу. С ним ее познакомил Бедослав еще два месяца тому назад. Василиса знала, что Бедослав живет в доме у Степана, что они с ним закадычные друзья.

– Где Бедослав? Он обещал зайти ко мне сегодня, – промолвила Василиса, делая несколько шагов навстречу гостю. – Ты от него, Степан? Что случилось? Говори же!

Степан стащил с головы шапку-мурмолку и бессильно опустился на стул.

– Несчастье приключилось с Бедославом, – сокрушенно качая взлохмаченной головой, сказал Степан, – напали на него лихие люди вчера вечером. Бедослав подрядился бревна тесать на подворье Ефимьевского монастыря, что на Конюховой улице. Работы там много, поэтому Бедослав каждый день допоздна задерживался. Вот и вчера он тоже припозднился. На углу Конюховой и Пробойной улиц Бедослава подстерегли трое злодеев…

– Что с Бедославом? Он жив или нет? – срывающимся голосом воскликнула Василиса.

– Слава богу, жив Бедослав! – ответил Степан. – Поранили его злыдни немного, только и всего. Он же одного злодея наповал уложил ножом засапожным, другому глаз выбил, а третьему руку сломал.

Василиса облегченно перевела дух, осенив себя крестным знамением.

– Беда не в том, что на Бедослава злодеи ночью напали, а в том, что убил он, оказывается, двоюродного брата одного здешнего торговца, – с печальным вздохом добавил Степан. – Зовут этого купчика Яков Катырь. Ради наживы он на любое злодейство горазд! А брат его двоюродный и вовсе всю жизнь на ушкуях разбоем промышлял. Теперь Бедославу схорониться нужно понадежнее от дружков-головорезов убитого Кривуши.

– Это имя такое? – спросила Василиса.

– Нет, прозвище, – пояснил Степан. – Он же был одноглазый, злодей этот, убитый Бедославом. Потому и звали его Кривуша.

– Где сейчас Бедослав? – Василиса требовательно взглянула в глаза Степану. – Я должна знать, где он.

– По моему совету Бедослав уехал из Новгорода, – помедлив, ответил Степан. – К надежному человеку я его отправил, в село одно лесное. Думаю, в той стороне Бедослава никто искать не станет.

Перед уходом Степан предупредил Василису, чтобы она держала язык за зубами и не проговорилась в случайной беседе с кем бы то ни было о том, куда подался из Новгорода Бедослав.

Тяжкое предчувствие, что нападение на Бедослава было заранее кем-то подготовлено, не оставляло Василису. Ее подозрительное око приглядывалось ко всякому собеседнику или собеседнице, если в разговоре речь вдруг заходила о Бедославе. На расспросы Лукерьи Василиса сразу, не моргнув глазом ответила, мол, рассталась она с Бедославом навсегда.

«Потешились и будет, мне ведь достойного мужа искать надо, – сказала Василиса. – Бедняк мне ни к чему!»

Соседу Свиряте Резнику Василиса поведала, будто нашел Бедослав молодицу пригожую где-то в Неревском конце Новгорода и переселился к ней.

Однажды в гости к Василисе пожаловал Михей Соколятник. Вид у него был озабоченный.

– Разбили немцы под Изборском псковскую рать, – молвил Михей, сидя за столом и прихлебывая из кружки яблочную сыту. – Теперь ливонцы Псков в осаде держат. Выход из города закрыт. Думаю, из-за этой напасти Терентий еще не скоро в Новгороде объявится. Посему, Василиса Мелентьевна, с разделом имущества мы пока повременим. Ты и дочь твоя можете жить в тереме моего брата хоть до зимы.

Василиса встала из-за стола и отвесила поклон Михею Соколятнику, зная, как тот обожает, когда перед ним раболепствуют.

– Я слышал, плотник, с которым ты путалась последнее время, набедокурил и сбежал незнамо куда! – Михей взглянул на молодую женщину из-под густых низких бровей. Он явно желал услышать пояснения по этому поводу из ее уст. – Не причинил ли этот проныра тебе вреда, Василиса? Не обокрал ли он тебя?

– Слава богу, не обокрал, – с натянутой улыбкой ответила Василиса. – Мы с Бедославом в последнее время не ладили, поэтому он редко ко мне захаживал.

– Из-за чего же начались у тебя нелады с Бедославом, красавица? – продолжал допытываться Михей, сверля Василису подозрительным взглядом.

– Перестала я ему деньги давать, вот Бедослав и осерчал на меня, – криво усмехнулась Василиса.

Михей понимающе закивал своей лобастой головой.

Вдруг вдалеке над городом раздались гулкие и протяжные удары в вечевой колокол. Эти звуки с детских лет были хорошо известны всякому новгородцу.

– Никак вечевой сход сегодня намечается, Михей Власич, – проговорила Василиса, вытянув шею и прислушиваясь. – Неспроста это.

– Конечно, неспроста, – хмыкнул гость, поглаживая свою широкую бороду. – Князь Александр хочет склонить новгородцев к походу против ливонцев, осадивших Псков. Токмо вряд ли у него это получится, ибо посадник и боярская дума не хотят влезать в псковские дрязги. Псковичи в последнее время что-то шибко вознеслись, на Новгород не оглядываются, с данами и свеями дружбу водят, с ливонцами хлебосольничают. Пущай теперь сами расхлебывают кашу, которую заварили!

Было видно, что Михею Соколятнику хочется подольше погостить у Василисы, но вечевой колокол, ухая вдалеке, властно звал его на народное собрание. Михей поспешно засобирался, подхватив со скамьи свой небрежно брошенный опашень из персидской тафты и скарлатную шапку.

Прожив долгое время среди ливонцев, Ярослав Владимирович перенял у них многие привычки и обычаи. К примеру, русским одеждам он предпочитал немецкое платье, считая его более удобным. В отличие от русичей, Ярослав не носил усы и бороду, также подражая в этом ливонским рыцарям и священникам.

Во время осады немцами Пскова Ярослав Владимирович находился в Изборске, где стоял ливонский гарнизон. Вместе с ним там же пребывали Терентий с супругой Мстиславой.

Для Терентия наступила безрадостная пора. Его женитьба на прекрасной юной девушке повлекла за собой череду неприятных сюрпризов. Во-первых, во время брачной ночи Терентий обнаружил, что его невеста отнюдь не девственница. Терентий не стал придираться к Мстиславе по этому поводу, полагая, что и у него в прошлом не все чисто. К тому же он женился на Мстиславе, по сути дела, так и не разведясь с Василисой.

Затем выяснилось, что Мстислава падка на вино, к которому она пристрастилась, живя в тереме у своего крестника, который закрывал глаза на некоторые ее вольности.

Прибыв в Дорпат в качестве заложника, Терентий очень скоро обнаружил, что Ярослав Владимирович совсем не против приударить за Мстиславой. Князь принялся оказывать Мстиславе знаки своего внимания с первого дня знакомства с нею. Отправляясь с дружиной в Изборск, Ярослав взял с собой и Терентия с супругой. Хотя всем в окружении Ярослава было понятно, что князь льнет к красавице Мстиславе, Терентий же для него скорее помеха. Ярослав прилюдно объявил Терентия своим старшим дружинником и оказывал ему честь трапезничать с ним за одним столом. Однако во время застолий ближе к Ярославу сидела все же Мстислава, а не Терентий.