Когда генерал ушел, Ренсдорф продолжил свой побег. Теперь это уже был самый настоящий побег, паническое бегство. Он был охвачен паникой несколько часов. Снова настали сумерки, сменившиеся вскоре темнотой. Темнота не остановила Ренсдорфа. Мокасины его ступали теперь по более мягкой почве, растительность стала более густой и пышной. На Ренсдорфа напала мошкара, досаждавшая укусами. Неожиданно нога Ренсдорфа увязла в топкой почве. Он сделал усилие, но трясина засасывала ногу, как огромная пиявка. С огромным усилием ему удалось высвободиться.

Ренсдорф понял, что он попал к болоту смерти с его зыбучими песками. Рыхлость грунта навела его на мысль. Он отошел на десяток метров от границы зыбучих песков и принялся рыть землю. Во время войны он был во Франции, и ему приходилось рыть укрытия. Тогда каждая минута промедления тоже стоила жизни. Но минуты того времени — это были часы, по сравнению с минутами, которые были в его распоряжении сейчас.

Яма углублялась. Когда Ренсдорф зарылся выше плечей, он выбрался из ямы, срубил несколько тонких деревьев, пригодных для кольев, и заострил их. Эти острые колья Ренсдорф вкопал в дно ямы. Из стеблей и веток он сплел крышу ямы. Закончив всю эту в очень большой спешке совершенную работу, Ренсдорф в изнеможении опустился на землю, спрятавшись за корнями вывернутого бурей дерева.

Ренсдорф чувствовал, что преследователь находился где-то рядом. Вскоре послышался и приглушенный звук шагов по мягкой земле. Шаги были торопливыми, генерал спешил. Ренсдорф из своего укрытия не видел приготовленную ловушку. Не видел он и приближавшегося генерала. Зато он услышал треск ветвей, падение и крик. Ренсдорф и сам едва удержал крик, но его крик был бы криком победителя. Он поспешил к своей западне и в ужасе остановился. На расстоянии метра от ямы стоял человек с электрическим фонариком в руке.

— Отличная работа, господин Ренсдорф, ваша западня для тигров, как их делают в Бирме, вполне стоит жизни лучшего из моих псов. Вы заработали еще одно очко. Хочется посмотреть, что вы придумаете против целой своры. Я возвращаюсь домой, спасибо за очень интересный вечер.

На рассвете Ренсдорф проснулся на границе с болотом смерти. Издали слышался неясный шум, но Ренсдорф вскоре понял, что это лает свора собак. Ему предстояло еще одно испытание страхом.

Нужно было принимать решение.

Оставаться на месте и ждать — равносильно самоубийству. Бежать? Но и это не выход, поражение неизбежно. Ренсдорф напряженно думал. Что-то нащупывалось, какой-то проблеск надежды. Ренсдорф расстегнул ремень и пошел в сторону от болота.

Лающая свора собак приближалась, и приближалась быстро. Ренсдорф влез на дерево, росшее на небольшом бугре. На расстоянии полукилометра он увидел, как шевелятся ветки кустов вдоль русла ручья, разглядел сухощавую фигуру генерала Зарова. Впереди генерала шел Иван. Казалось, его увлекала вперед невидимая сила. Ренсдорф догадался, что Иван ведет собак на поводу.

Они окажутся здесь с минуты на минуту. У Ренсдорфа осталась в запасе военная хитрость, которую он узнал от туземцев в Уганде. Он подполз к молодому деревцу с упругим стволом и привязал к нему охотничий нож, направленный в сторону тропы. Лозой дикого винограда он оттянул и закрепил ствол дерева. После этого он побежал изо всех сил. Лай собак все усиливался, они уже бежали по совсем свежему следу.

Ренсдорф остановился перевести дыхание. Вдруг лай собак оборвался, и сердце в груди Ренсдорфа словно бы тоже оборвалось. Очевидно, собаки добежали до ножа.

Ренсдорф взобрался на дерево и посмотрел в ту сторону. Его преследователи стояли на месте. Надежда на спасение вновь растаяла, потому что Ренсдорф заметил генерала, стоявшего в долине ручья. Он был цел и невредим. Ивана не было видно. Нож все-таки сделал свое дело, хотя и не так, как было задумано Ренсдорфом.

Едва ноги Ренсдорфа снова коснулись земли, как лай собак возобновился. Не оставалось ничего, кроме бегства. Ренсдорф бежал в сторону просвета в чаще. Когда Ренсдорф достиг его, он оказался на берегу. Это была бухта, и на другой ее стороне возвышался зловещий серый замок.

Под ногами пенилось и клокотало море. Ренсдорф замер на пятиметровом обрыве, последней точке своего пути. Лай своры приближался. Ренсдорф, сильно оттолкнувшись, чтобы дальше отлететь от берега, упал в море.

Генерал остановил свору собак возле того места, откуда бросился в море Ренсдорф. Несколько минут он неотрывно смотрел на темно-зеленые волны бухты, потом сел на скалу, в том месте, где только что стоял Ренсдорф, и стал закуривать сигарету.

Вечером генерал Заров ужинал в одиночестве. На столе стояли лучшие вина из его погреба. Праздничность ужина слегка омрачалась двумя обстоятельствами: генерал понимал, как трудно будет найти замену Ивану и потом добыча все-таки не попала в его руки. «Американец испортил хорошую игру», — с досадой думал генерал, наливая в бокал из бутылки с Шамбертеном.

Позже, в библиотеке генерал пытался поднять себе настроение, перечитывая страницы Марка Аврелия. В десять часов он прошел в спальню, ощущая во всем теле приятную усталость, запер дверь на ключ. Спальня слабо освещалась лунным светом. Генерал подошел к окну и посмотрел во двор. Собаки, как обычно, метались по двору. «Ладно, — подумал генерал, — в следующий раз им повезет». Он отошел от окна и включил свет. Из-за полога постели вышел человек.

— Ренсдорф! — крикнул генерал. — Как вам удалось?! Впрочем, поздравляю, вы выиграли.

Ренсдорф не откликнулся на поздравление генерала. Помолчав, он сказал тихим, угрожающим голосом:

— Моя роль зверя не окончена еще, генерал. Готовьтесь.

Игра в бридж втроем в конце концов надоела. Бредли бросил карты на стол. Ночь за окнами прокуренной репортерской комнатушки в полицейском управлении была глухой, темной и словно бы не предвещала никаких событий.

— Предлагаю разыграть старика Хендерсона, — сказал Бредли, репортер из отдела уголовной хроники газеты «Экспресс».

— Что именно? — спросил долговязый Фарнес, репортер из «Рекорда».

Бредли объяснил. Фарнес покачал головой:

— Нет, мне это не по вкусу. Старик туповат, с ним не так выйдет. Оставим его в покое.

Старику Хендерсону было уже за семьдесят, ему давно можно было отдыхать на пенсии, но в основном семья Хендерсона держалась на его заработке. К тому же, у него тяжело болела жена. Нет, на пенсию ему было не прожить. Полицейское начальство пошло ему навстречу и разрешило продолжить работу. Да и работа у старика была простой — он дежурил по ночам в морге полицейского управления, в подвале этого же здания.

Фарнес еще раз покачал головой.

— Нет, не стоит трогать старика.

Отговорить Бредли от задуманного никому не удавалось. Он был великий мастер розыгрыша. Фарнес был уступчивым в спорах, а третий репортер, Морган, из «Кроникла» был в легком подпитии и потому склонен к шуткам. Бредли их быстро уговорил, и они втроем спустились в подвал.

Поп Хендерсон сидел в своей крохотной конторке, отгороженной в зловещем подвальном помещении морга. Старик сидел в конторке и ждал конца своего дежурства. Он не читал книжку или газету, да и был слишком близорук; он даже не слушал радио — просто сидел и ждал конца своего дежурства.

В большом отсеке подвала, вдоль стены тянулась череда ячеек, предназначенных для трупов. Размер ячеек был как раз таким, чтобы уместился довольно крупный труп взрослого человека. Правда, если бы лежавший в отдельной ячейке захотел повернуться на другой бок, то это не удалось бы. Но такого желания до сих пор ни у кого не появлялось.

Город был крупный, ежедневных несчастных случаев было много, и потому большая часть ячеек постоянно была заполнена.

— Поп, — сказал Бредли, — нам надо взглянуть на номер одиннадцатый. Только что пришло сообщение, что это, возможно, тот банкир из Нью-Йорка, который недавно исчез.

— Номер одиннадцать? — Поп Хендерсон выбрался из своей конторки и повел их вдоль ячеек; он отодвинул задвижку на дверце с номером одиннадцать и вытянул подвижный лежак. Тело было закрыто простыней. Бредли откинул ее и притворился, что очень внимательно разглядывает лицо покойника.