Мудрец из Кембриджа обратился к утверждению, постулированному Бертраном Расселом, Зигмундом Фрейдом и другими, о том, что опыт всех религий имеет ту же природу, что и галлюцинации и иллюзии. («С научной точки зрения, – сказал Рассел, – мы не можем провести различия между тем, кто ест мало и видит небеса, и тем, кто пьёт много и видит змей».) Профессор Броуд с добродушным юмором рассматривает возможность того, что люди, способные проникать в иные пространственные измерения, могут выглядеть, по нашему мнению, несколько странными:

«Предположим, только в нашем рассуждении, что существует такой аспект бытия или мира, который остаётся полностью вне кругозора обычных людей из нашей повседневной жизни… Тогда выходит, что человеку необходима некоторая как умственная, так и физическая анормальность, чтобы в достаточной степени освободиться от предметов обычного восприятия и вступить в познавательный контакт с этим аспектом реальности. Именно поэтому те люди, которые заявляют, что имеют такие особого рода познавательные способности, действительно обычно выказывают некоторые умственные и физические отклонения от нормы, как этого и следовало ожидать, – при условии, конечно, если их утверждения правдивы. Надо быть действительно слегка «тронувшимся», чтобы иметь возможность заглядывать в сверхчувственный мир».

Но профессор Броуд не считает, что последователи Фрейда и профессор Рассел правы. «Их теории, – пишет он, – выглядят слишком жёлчными и предвзятыми, чтобы вызывать полное доверие. Я бы воздержался признать теорию о природе музыки и её роли в человеческой жизни, если она изобретена лишённым музыкального слуха психологом, чья жена недавно сбежала от него с музыкантом».

Один мой друг эколог, чрезвычайно обеспокоенный разрушающим воздействием человека на окружающую среду, как-то раз сказал мне: «Существует только одна причина, не позволяющая нам иметь чистый воздух, чистую питьевую воду, здоровые ручьи, реки и озёра, плодородную почву и незагрязнённую пищу, – это наша неспособность верить, что такое возможно. Как только мы поверим, что такой мир достижим и что этого стоит добиваться, мы быстро создадим его».

Я часто думал, что нечто подобное можно сказать и в отношении нашей неспособности уничтожить страх перед смертью, и с открытым умом рассмотреть возможности восходящего развития самой нашей жизни – её перехода в свою следующую, волнующую воображение и благодатную сферу. Перед лицом почти осязаемого упрямого неверия по принципу «этого не может быть потому, что не может быть никогда», разумеется, очевидные доказательства не значат ничего, и их даже серьёзно не рассматривают.

А не сродни ли друг другу эти наши «ни за что не поверим» и «ни за что не сможем» в отношении защиты окружающей среды? Я убеждён, что жизнь после смерти – это реальность для всех, для тех, кто в неё верит, и для тех, кто в неё не верит. Я убеждён, что открытость нашего ума созидательным возможностям такой жизни сделает её более радостной и осмысленной, когда она для нас придёт – как приходит она для 50 миллионов людей каждый год и как неизбежно придёт к каждому из нас. Эта глава отчасти посвящена тому, что можно называть мощью канонизированного отрицания, а также некоторым из тех, кто самым успешным образом справляется с этой мощью.

Что такое человеческий мозг?

На этот вопрос не найдено такого ответа, с которым могли бы согласиться все ведущие авторитеты, хотя он и признан одним из самых важных вопросов из всех, которые когда-либо задавались, и, соответственно, привлекал к себе лучшие умы XX столетия.

Может быть, как утверждают некоторые, это орган секреции, вырабатывающий сознание подобно тому, как печень вырабатывает жёлчь? И если мёртвая печень не вырабатывает жёлчи, то и с прекращением функционирования мозга приходит конец сознанию.

Или же это орган – на чём настаивают многие учёные и философы науки, – который правильнее сравнивать с лёгкими? Как лёгкие отбирают из громадного объёма окружающей нас атмосферы необходимую меру кислорода для поддержания нашего физического тела в его ежеминутных нуждах, не так ли и мозг берёт из объемлющего всё вокруг нас осознания лишь ежеминутную меру сознания, необходимую, чтобы обеспечить нужды психики данного человека в данный преходящий момент жизни? В этом случае душа личности, однажды сформировавшаяся в сознательную структуру, имевшую индивидуальное сознание (подобно тому, как и любое физическое тело сформировано из атомных структур), может продолжить своё существование в собственной стихии и ничего значимого для своего бытия не лишится с прекращением поступления к ней информации от мозга.

Вопрос, какая из этих двух точек зрения истинна, так никогда и не был разрешён. Учёные, исповедующие механистическую науку, как и любой обыкновенный человек, настолько вовлечены в приносящую прибыль деятельность, в «практическую» сферу нашей жизни, что даже не станут изучать свидетельства, ставящие под сомнение механистическую Вселенную и взгляд на мозг с позиций теории «печени». Сторонники же науки, признающие космическое сознание, находят доказательства в пользу «сознательной» Вселенной и теории, сравнивающей мозг с «лёгкими», настолько неодолимыми, что даже временные прихоти официальной науки, заставляющие её их не слушать и наказывать их, когда это только возможно, понижением профессионального статуса, не могут заставить этих учёных отказаться от найденного, если они хотят остаться честными людьми.

Важность такого положения вещей для нашей нынешней дискуссии очевидна. Если человеческая личность прекращает своё существование, когда мозг перестаёт работать, тогда нет смысла размышлять о потусторонней жизни. Если же мозг есть некий «насос сознания», подающий в наш бренный организм космический разум такими малыми дозами, которые могут быть использованы развивающимся сознанием личности, заключённой внутри физического организма, и в то же самое время питающий ту же бренную психосоматическую систему информацией о локальных физических ощущениях, – тогда необходимость в мозге для души отпадает, как только душа достаточно разовьётся и окрепнет, чтобы быть в состоянии продолжать своё существование в её собственной стихии… Тому, кто плывёт в потоке чистой воды, не требуется система водоснабжения с её сложными устройствами из насосов, трубопроводов, затворов и вентилей.

Некоторые выдающиеся умы видели, что в нашем понимании в успешном постижении космической функции человеческого мозга лежит само будущее человека. В механизме (поскольку концепция всесильного механизма является современной общепринятой мудростью, известной каждому семикласснику, нет необходимости говорить здесь подробно) они видят тупик и крах человека, который будет на ощупь бесконечно возиться с молекулами до тех пор, пока не взорвёт себя вместе с ними. В космическом сознании они видят отражение смысла и содержания тех аспектов человеческого опыта, которые сегодня пока ещё не получили своего объяснения, видят многообещающее возрождение научных исследований, перед которыми раскрываются необъятные горизонты.

Одним из самых выдающихся умов – первопроходцем, исследователем с огромным кругозором, указавшим на области, позднее исследованные подробно такими гигантами, как Юнг, Дьюи и Фрейд, – был Уильям Джеймс. Поскольку Джеймс был первым среди тех, кто начал создавать тот подход к знанию, в котором рациональная определённость и интуитивно постигаемая тайна мирно – и даже очень успешно – сосуществуют друг с другом в пределах одной и той же концепции мира, мы должны рассмотреть выдвинутые им ключевые положения. Тогда мы сможем полностью оценить самые последние данные о жизни за смертью, которыми мы располагаем.

Современные учебники по психологии обычно говорят об Уильяме Джеймсе как об одном из четырёх основателей современной психологии, трое других – это Вильгельм Вундт, Джон Дьюи, и Зигмунд Фрейд. Каждый из этих пионеров использовал работу других: Вундт внёс вклад в разработку техники и методов эксперимента, которые доминируют в современных психологических исследованиях. Джеймс утвердил концепцию изучения человеческой личности как функционального целого; Фрейд разработал технику психоанализа, основанную на методе свободных ассоциаций; Дьюи – концепцию умственной активности как эволюционное решение проблем, вытекающих из непосредственного человеческого опыта.