– Ну и что? – поднял я глаза на Добрана Глебыча. – Угры разгромили небольшое новгородское войско.

– Угры? – засмеялся старейшина. – Твои угры вплоть до XVII столетия жили в каменном веке. И железо, и бронзу они получали от татар и русских. И никаких городов, способных месяцами держать осаду, у них никогда не было. Все эти вогулы и ханты строили маленькие городки. Обычно на ярах по берегам рек. И никогда серьёзно ни с кем не воевали, тем более с новгородцами.

– У них иногда вспыхивали войны с самоедами, – вспомнил я исторические хроники.

– С такими же, как они сами, людьми каменного века, но не с теми, кто их намного сильнее.

– Ты хочешь сказать, что новгородцы пытались взять город чуди белоглазой? – прямо спросил я специалиста по Югре.

– Конечно! Мы тогда как раз и жили в предгорьях Урала.

– Интересно! И что же вы там делали?

– Строили крепости, учили вогулов выплавлять металл, тогда они ещё жили на земле теперешних коми-зырян, брали с них и оленных ненцев дань. Никаких тайн нет! Как только на Руси началась повальная христианизация, понимая, чем это грозит, мы снова подались на спасительный Урал. Кстати, потому новгородцы и не смогли взять наш город, что он стоял в таком подземелье, из которого галереи вели, куда угодно.

– Неужели тебе известны такие подробности? – искренне удивился я.

– Никаких особых подробностей мне неизвестно, – снова сел на своё место Добран Глебыч, – Просто я знаю правило. Все наши уральские крепости строились над подземными коммуникациями, пещерами и древними, неведомо кем построенными, подземными городами. Та древнейшая петрографическая Веда как раз и была найдена на стенах такого подземелья. Её срисовали в XI веке, – показал на лежащий альбом со старинными рисунками рассказчик. – Но это я так, к слову. На Урале мы жили более двух веков, Юра, – продолжил своё повествование Добран Глебыч. – В XII веке спасаясь от христианизации, через наши селения и крепости на восток в Сибирь подались вогулы. На их место через пару десятилетий с югов из Великой Перми прикочевали зыряне. Они заняли не только земли ушедших в Сибирь вогулов, но заодно и наши. Коми-зырян было немного, поэтому беды в их соседстве и захвате наших исконных земель мы не увидели. Так же как некогда вогулами, мы стали управлять и пришедшими в приуралье зырянами. Ты наверняка слышал, как в начале XII века на Печоре появились два хищника-норвежца Ториор-Хунд по прозвищу «собака» и некий Карли?

– Слышал! – кивнул я.

– Они хотели разграбить капище юмалы – золотой орианской Лады, которую перенесли на Печору из храма на Ладоге наши словенские волхвы. Помнишь, чем это кончилось?

– Помню. Этих бродяг викингов вдребезги разгромили.

– Во-первых, викинги были далеко не бродягами. Они выполняли заказ самого Ватикана. То был христианский поход, вроде крестового, для пленения языческого «золотого идола». И, во-вторых, не коми спасли храм и золотую Ладу от гибели, а наши предки. Коми никогда не охраняли капища золотой богини. Они тогда были шаманистами и кроме своих духов леса, воды и неба никаких богов не признавали.

– Ты высказал насчёт зырян довольно весомые факты, – заметил я. – Обычно язычники чужих богов особо не чтут.

– Наши люди и перенесли Золотую Ладу после той битвы с норвежцами на Урал, – продолжил своё рассказ помор.

– Некоторое время золотое изваяние Лады было скрыто в пещерах, потом его перенесли в Сибирь. Дальше, я думаю, ты знаешь судьбу Золотой Лады и без меня.

– Но я не уверен, что мои знания истинные.

– Ты опять пытаешься меня отвлечь, – проворчал знаток тайны Золотой Богини. – Скажу тебе кратко, что унесли её наши люди с Урала во второй, на этот раз сибирский, центр древней орианской эмиграции. Имею в виду гигантские подземелья – кладовые плато Путорана. Но после образования Дудинки и Норильска, Золотая Лада могла оказаться и дальше на востоке, например, в подземных хранилищах дельты Лены.

– На Лене! – открыл я рот.

– Всё может быть, – уклончиво ответил старейшина. – А разве ты не знал, что в дельте Лены стоит подземный город?

– Нет, первый раз слышу.

– О нём, об этот городе, знают даже местные якуты. Не понятно только, как они узнали? Теперь ты понимаешь, как нам удалось избежать насильственной христианизации? – снова вернулся к теме Добран Глебыч. – Во время удара по Руси ордынского войска и прекращения движения христиан на восток. Это произошло, как ты знаешь, в XIII веке. Часть нашего населения с Урала вернулась на прежние места: в бассейн Печоры, Мезени, Двины и других рек. Но с подвижничеством Стефана Пермского, который огнём и мёчом стал насаждать новую христианизацию в земле перми и зырян, переселившимся снова пришлось перебираться на Урал. Вторая беда прокатилась по нашим землям в конце XIV века, третья волна преследования была тоже серьёзной, но она обошла нас стороной. Я имею в виду старания местных монахов. Их в XVI веке отвлекли возможности, открывшиеся в Сибири. Туда и хлынули толпы соловецких, архангельских и вологодских миссионеров. Мы остались как бы в тылу.

– А когда вы совсем покинули спасительный Урал? – задал я мучающий меня вопрос.

– В начале XV века, сразу после крещения великой Перми. Потому мы и оказались у наступающих на восток христиан в глубоком тылу. А дальше ты уже знаешь: после Никонианской реформы мы начали выдавать себя за раскольников-старообрядцев. Тем более что последние стали селиться недалеко от нас. Вот я и ответил на все твои вопросы, Юра.

– Нет, не на все, – улыбнулся я. – Мне не понятно, почему племена мурома, мещера и другие, подобные им, на Руси стали называть чудью, да ещё и белоглазой.

– Здесь всё просто! – засмеялся над моим вопросом Добран Глебыч. – В начале нашего разговора я тебе поведал о двух центрах миграции с Орианы. Один центр образовался на Урале, другой, восточный, – за Енисеем. Так вот, после изменения климата и продвижения на север таёжной зоны, часть уральских потомков ориан сумели прижиться в лесу. Другая их группа ушла на юг в причерноморские степи и оттуда дальше, в Азию. В Сибири же произошло всё по-другому. Как я тебе рассказывал, так оно на самом деле и было: леса по горным хребтам двигались на север медленнее, чем по равнине. Вследствие этого люди, живущие в горах, к ним не адаптировались. Не продвижение тайги вынудило жителей горной страны уйти к югу, в степную зону, а резкое изменение климата. Помнишь, с чего начинается Велесова книга? С катастрофы и ужасных холодов, а потом в ней говорится о переселении на юг. В результате население северного горного края не превратилось в жителей лесов. Уйдя на юг, они сразу стали степным народом. И через сотни лет, когда их потомки из бескрайних азиатских степей пришли на южный Урал, на территорию Восточной Европы, первыми, кого они там встретили, были их же собственные соплеменники, перебравшиеся в южные степи с Урала. Я не говорю тебе о нашествии киммерийцев и не трогаю знаменитых трипольцев, те события произошли в шестом, а может, и седьмом тысячелетии до н.э. Но если культура жителей Европы была пришельцам близка и понятна, то быт обитателей лесов им был в диковинку. С лесными жителями прикочевавшим из сибирских степей ариям сталкиваться приходилось. Язык и представления о строении Мироздания и у тех, и у других были близки, но в остальном жители лесов немало удивляли степняков-пришельцев. Поражали их подсечное малоплощадное земледелие, отказ от разведения больших табунов коней и многое другое. Отсюда и стали степняки называть лесных жителей «чудными», т.е. непонятными. Но, в отличие от темноглазых угро-финнов, окрестили их белоглазыми. Посмотри, у нас у всех, кроме тебя, глаза серого цвета. В старину такие глаза называли белыми. Удовлетворён?! Ответил я на твой вопрос?

– Только наполовину, – не моргнув глазом, заявил я.

– Как это? – поморщился от моей наглости старейшина.

– Мне хочется узнать, откуда в этих вот лесах, да и по всей Восточной Европе появились угро-финны.