А потом, прогуливаясь как-то вечером по омерзительной нижней части старого города, дорфарианский разведчик увидел меж горами щебня и остовами горелых домов какое-то движение и отсветы факелов. Мигом сообразив, что на этом конце Хетта-Пары находится небезызвестная позорная яма, гонец спустился вниз и смешался с толпой.

Он решил последовать за народом к яме и выяснить, что к чему. Вначале ему показалось, что местные жители посмели возродить культ Зарока — двоюродного брата закорианского огненного бога. Статуя, которой полагалось валяться как попало, теперь снова стояла вертикально, мало того, ее чрево-печь было раскалено докрасна. И лишь когда толпа ненароком подтолкнула его поближе, гонец сумел рассмотреть, что божество в яме было вовсе не тем Зароком, чьи изображения ему доводилось видеть раньше.

— Я не могу объяснить этого, мой повелитель, но он больше не казался мне уродливым. Черты лица как-то изменились... и зубы тоже. Он стал непохож сам на себя, — при этом воспоминании гонец потряс головой. — Но это еще не все, мой повелитель. Там, прямо за статуей, сохранилась часть разбитой стены футов в шестьдесят высотой. И во всю эту стену была какая-то отметина, словно выжженная, неотчетливая. Но затем стену осветили факелами, и я увидел, что ожог имеет форму гигантской анкиры: хвост, торс и руки вверх от локтей... их было восемь.

Гонец, который также был шпионом, против обыкновения, не смог ничего разузнать в толпе. Он просто постоял в яме вместе со всеми, а потом вместе со всеми покинул ее.

К тому времени, как он достиг северной границы и встретился со своими товарищами, его коллекция слухов значительно пополнилась. Оказывается, жрица-колдунья устраивала чудеса. Некоторые из них включали явления огромной Повелительницы Змей — восьмидесяти-девяноста футов в высоту. Кое-кто объявлял эту женщину дочерью Повелителя Гроз Ральднора. Дорфарианцы пока не видали ее. Однако сам гонец считает, что она со своими спутниками — ибо она путешествует со свитой, и хорошо, если в ней нет огромных волков, змей и ручных тирров — могла уже прибыть и сюда, в Дорфар.

Отпустив гонца, закончившего свой рассказ, Ральданаш тоже покинул комнату. Он пересек весь дворец, его залы и дворы, и вышел на заснеженный склон дворцового сада. Повелитель Гроз направлялся в свой личный храм, который десять лет назад выстроили по его повелению.

Роща была вся засыпана снегом, храм темным пятном выделялся на его фоне. Войдя внутрь, Ральданаш невольно припомнил, как привел сюда Рармона, чтобы подтвердить его происхождение. Сдавило виски. Теперь Рармон, как и сам Ральданаш, покоится в самой верхней длани Анакир.

Как всегда, горел одинокий светильник. Ральданаш простерся на каменном полу и приготовился перейти в состояние, близкое к трансу, которое сопутствовало медитации. Его учили этому ваткрианские жрецы, а позже и сами эманакир.

Долгое время он, как и многие эманакир, настраивался на нависшую угрозу. До нынешнего часа она была довольно обобщенной, но теперь...

Какое-то время, освободив свой разум, он старательно всматривался внутренним зрением сквозь туман. И наконец разглядел слабое сияние — тускло-золотое, как глаза некого необъяснимого создания из иного измерения.

Там, где река, тяжелая и замерзшая подо льдом, изгибалась и разделялась на рукава, стояла древняя сторожевая башня, отмечающая северо-западное начало границы меж Дорфаром и Оммосом. Теперь от нее остался лишь каменный остов. Недалеко от этого места почти тридцать лет назад в страну проник предатель Рас, целью которого было расстроить Равнинное наступление. Из одной ненависти к Ральднору он подарил — даже не продал — свой народ лорду-советнику Амрека по имени Катаос, который сейчас носит чуть-чуть иное имя на службе у Йила эм Закориса.

В башне и рядом с ней была устроена небольшая стоянка. Три-четыре фургона прятались с подветренной стороны грубых каменных стен. Люди и зеебы укрылись внутри башни, откуда в дымное небо поднимался жидкий дымок костра.

На первый взгляд, здесь не было никакой магии или колдовства, ни малейшего намека на чудо. Никаких волков, танцующих на снегу. Ничем не примечательный и не слишком-то удобный лагерь.

Хойт Вардийский, его слуга и мужчина-степняк из Мойи, который присоединился к ним недалеко от Зарависса, возвращались с охоты. Им не повезло — они снова остались без добычи. Овцы давно были съедены, за исключением двух, способных давать молоко. Убийства происходили очень своеобразно — девушка касалась лбов животных, и они беспробудно засыпали, не просыпаясь даже тогда, когда нож пронзал их плоть. Сама Ашни не ела мяса. Питалась она каким-то таинственным образом — может быть, травой и кореньями, а сейчас, похоже, одним снегом. За время путешествия она похудела так, что светилась, но на ее здоровье это никак не сказалось.

Бредя по заснеженным дорфарианским склонам, они рассказывали друг другу о своей родине. Степняк — о Мойе, расположенной на берегу Внутреннего моря, Хойт — о прекрасном заокеанском Вардате с его голубыми стенами. Они помнили время, когда были обыкновенными людьми, пока Ашни не изменила их. Но с ней в их жизнь вошло великое спокойствие. Они беседовали на разных языках, каждый на своем родном, но это им не мешало — слова рождались прямо у них в сознании.

Любые странности давно сделались для них привычными.

Приближаясь к своему лагерю, они увидели поднимающийся дымок и еще кое-что. Вернее, кое-кого, призраком скользнувшего мимо них по снегу. Они не стали ни останавливаться, ни пытаться его удержать.

«Тот, кого она призвала», — подумал вслух уроженец Мойи.

«Или тот, кто ее ищет», — ответил Хойт.

Туманный закат просвечивал сквозь пришельца, его волосы казались покрытыми изморозью. Именно по ним охотники и узнали его.

«Дух Ральднора?»

«Его сын».

Охотники направились к лагерю на почтительном расстоянии от гостя. Он был королем, но не это главное. Они хотели увидеть ту трепетную струну, что в течение жизни привязывает душу к телу, и, похоже, им это удалось.

Оказавшись в нематериальном состоянии, Ральданаш не удивился, только отметил, что никогда раньше его дух не улетал так далеко от тела, да еще сохраняя внешний облик. Силы, потребные для этого, явно превышали его собственные. Должно быть, он подпитался от девушки ее магнетизмом, подобным тому, что исходит от янтаря.

Он ясно ощущал не только присутствие мужчин за своей спиной, но и их готовность принять его. Правда, они казались ему призраками — так же, как, наверное, и он сам для них. Весь мир вокруг сделался призрачным. Твердым и надежным был лишь золотой огонь впереди, идущий от девушки.

Ральданаш еще раньше, без всякой подсказки, уяснил о ней все, что смог. Душа дочери Ральднора в оболочке тленной человеческой плоти, но старше этой плоти и переделывающая ее, чтобы приблизить к своему истинному возрасту. Теперь она выглядела как юная женщина лет восемнадцати, а ее сознание было еще старше. Старше даже самого себя, ибо каким-то непостижимым образом она сохранила те знания, которые душа забывает на путях своих бесконечных странствий. То, что помимо всего прочего, она еще и его сестра, он даже не вспоминал. Из всех причин, которые толкали его к ней, эта была наименьшей.

Дух Ральданаша вошел в скорлупу, оставшуюся от башни. Краем глаза он замечал пламя, мужчин, женщин и животных. Некоторые — родом с Равнин, — в свою очередь, видели его, но никак не реагировали. Похоже, она так и хотела — чтобы они воспринимали его без всякого показного шума. Поэтому Ральданаш спокойно прошел сквозь них и стал подниматься по винтовой лестнице.

На самом верху сохранилась небольшая часть зала — открытое со всех сторон пространство. На фоне темнеющего неба ее свет горел ровно и ярко.

Ашни. Она поднялась ему навстречу и странным мягким жестом взяла его руки в свои. Кроме ее прикосновения, во всем мире не было более ничего реального — только холодное серебро, текучая вода и ветер.