Уменьшались доходы — уменьшалась и численность людей. Целью расследования, предпринятого в 1373 г. Григорием XI, было в том числе и реформирование ордена. Папа желал, чтобы все элементы ордена, годные к военной службе, были отправлены in remotis [в дальние места (лат.)] (на Родос), а в командорствах Запада остались только священники[850]. Он питал слишком беспочвенные иллюзии. Сопоставление результатов расследования 1338 г. в приорате Сен-Жиль и расследования 1373 г. в шести провансальских диоцезах, входивших в тот же приорат, показало, что число братьев уменьшилось на 35 %, а «донатов» — на 87 %[851]. Снижение численности, а также старение и клерикализация — вот какие тенденции выявило расследование 1373 г.[852] Но это не было связано с массовым переселением боеспособных элементов на Восток. В случаях угрозы для Родоса орденское правительство обычно требовало от командорств Запада направить 100 боевых братьев. Это число выглядит ничтожным. И, однако, оно было реалистичным, если учесть, что в великом приорате Франции в 1373 г. на 219 братьев, статус которых известен, был всего один рыцарь и 49 сержантов и что только 10 из этих 50 были моложе 40 лет.

После разграбления Александрии в октябре 1365 г. магистр ордена Раймунд Беренгер, обеспокоенный тем, что Египет готовит ответный удар, обратился с призывом к братьям Запада. Вызываемые боевые братья должны были отправиться морем, одни из Марселя или Эг-Морта, другие из Венеции; первые, вероятно, принадлежали к французским языкам, вторые — к языкам Англии, Германии и Италии. В 1366 г. магистр распорядился также снарядить в Марселе две галеры, на которых должны были отплыть братья[853].

Все боевые братья должны были не менее года проходить службу на Родосе. Филипп де Вуазен, совершавший в 1490 г. паломничество в Святую землю, возвращался через Родос; там он встретил своих друзей — гасконских и беарнских рыцарей. Он упоминает четверых из них, и все были командорами госпитальерских домов Юго-Западной Франции[854]. Поприще госпитальера ордена святого Иоанна, даже магистра этого ордена, чаще всего совершалось на Западе, чередуясь с краткими пребываниями на Родосе. Робер де Жюйи был на Родосе, когда его в 1352 г. назначили командором Кулура; ему разрешили покинуть остров, чтобы вступить во владение своим командорством; потом он занимал несколько командорских постов в Нормандии, Южной Италии и Фландрии (обыкновенно совмещая их); в 1360 г. он вернулся на Родос, чтобы выполнить долг госпитальера. В 1362 или 1363 г., назначенный приором Франции, он поселился в резиденции главы приората — парижском Тампле. Там он узнал о своем избрании магистром ордена. Тогда он отправился на Родос, куда прибыл в январе 1375 г. Умер он 29 июля 1377 г. Текст отмечает, что «он был стар и слаб… и не мог управляться со своим телом»[855]. Однако не столь малое меньшинство братьев основную карьеру делало на Родосе, особенно в XV в.

Филипп Красивый потребовал в 1312 г. реформы ордена Госпиталя; то же требование выдвигали авиньонские папы и пытались его осуществить (для чего и проводились расследования 1338 и 1373 гг.), без особого успеха. Недостатки ордена сохранялись, и мало что изменилось, даже когда он перебрался на Мальту. Но госпитальеры умели пускать пыль в глаза, и когда они совершали какие-то подвиги, их пропаганда со знанием дела их превозносила. Героические осады 1444, 1481 и 1522 гг. немало способствовали росту престижа «рыцарей Религии» и Родоса — «последнего оплота христианства». Когда Номпар де Комон, знатный гасконец, в 1419 г. отправился в Иерусалим — как паломник, но еще и в надежде, что его посвятят в рыцари Гроба Господня, он остановился на Родосе, где, пишет он, «постоянно пребывало великое множество рыцарей, ведя войну с сарацинами на суше и на море. Это, как мне кажется, лучше, чем, как говорят они, когда христиане воюют меж собой». Там он встретил одного молодого наваррского рыцаря ордена святого Иоанна, который отвез его в Святой город, «где посвятил меня в рыцари перед Гробом Нашего Господа»[856]. Грезы о госпитальерах еще тешили западноевропейскую знать.

Когда кризис, вызванный делом Риги, был преодолен (см. главу 13), Тевтонский орден смог посвятить себя борьбе с литовцами; отныне он лишился поддержки со стороны Польши, которая, несмотря на Калишский мир 1343 г., так и не смирилась с потерей Померелии; но даже тогда литовцы еще несколько десятков лет продолжали испытывать враждебность к Польше. Во всяком случае, пока литовцы были язычниками, у Тевтонского ордена все шло как по маслу — ведь не могла же церковь осудить орден, защищавший христианскую веру, церковь и… землю Святой Девы![857]

Княжество, или великое княжество, Литовское в то время широко простиралось между Польшей и русскими княжествами, а его территория Жемайтия достигала Балтийского моря, вклиниваясь между Пруссией и Ливонией. Литва создала крепкое государство, опирающееся на многочисленную военную аристократию и изобилующее богатыми аграрными ресурсами. Война с Литвой, начавшаяся в XIII в., выродилась в тот «нескончаемый крестовый поход», описывать который целиком было бы утомительно, поскольку практически ни одной зимы и ни одного лета не проходило без военных операций[858]. Угодно пример? В 1297 г. магистр Ливонии Брунон вытеснил из Ливонии литовцев, потом в свою очередь вторгся в Литву сам, но был разбит. Тогда Литва, город Рига и архиепископ Рижский заключили союз, но потерпели поражение от тевтонцев в 1298 г. В 1299 г. произошло вторжение в Восточную Пруссию, но командор Бранденбурга отбросил литовцев; они отыгрались на Польше и разорили Добжинь; потом они снова направились в Кульмерланд, исторический центр Пруссии. Поляки в бессилии обратились к тевтонцам (это было еще до разрыва), которые разбили литовцев. И так далее… разумеется, без участия поляков после 1309 г. В. Паравичини составил список этих операций, очевидно, разного масштаба: их было 299 с 1305 по 1409 г.![859]

Можно вслед за Э. Христиансеном выделить два периода. С 1300 по 1350 г. тевтонцы оборонялись и держались стойко, но решительного успеха не достигли. Конфликты были кровопролитными и опустошительными, но уступать никто не хотел, а Жемайтия по-прежнему оставалась литовской. Второй период начался со вступления на магистерскую должность Винриха фон Книпроде (1351–1382), конечно, самой яркой фигуры в истории ордена после Германа фон Зальца. Ему удалось помирить тевтонцев с архиепископом Рижским и заставить бюргеров ливонских городов нести военную службу, какой уже были обязаны бюргеры городов Пруссии. Он лучше всех воспользовался расколом в Литве и заключил союз с Ягайло (по-литовски Йогайла), наследником великого князя Ольгерда (своего отца), оттесненным от власти его дядей Кейстутом (1345–1382). Пруссия оказалась в безопасности: в самом деле, за это время произошло лишь два крупных литовских набега — один на Ливонию в 1361 г., другой на Пруссию в 1370 г.[860]

В течение всего XIII в. орден получал помощь от крестоносцев, прибывавших в основном из Германии. В XIV в. орден обратился к знати всей Западной Европы. Хроники тех времен предпочитают называть эти экспедиции немецким словом «Reise», «путешествие» (в офранцуженном варианте «rese»), а не «крестовый поход». Великие магистры сумели привлечь французских и английских рыцарей, окружив эти походы настоящим ореолом блестящей рыцарственности и в то же время используя пропагандистскую историческую литературу, упомянутую мной в предыдущей главе. Кстати, Виганд Марбургский, герольд и историк Тевтонского ордена, оставил точный отчет об этих Reisen в своей «Cronica nova Prutenica»[861].