Королевская власть заставляла ордены предоставлять ей вооруженную силу, различную в зависимости от природы и масштаба намеченной операции. В 1287 г. король Арагона вызвал для защиты границы Валенсии 30 тамплиеров, 30 госпитальеров и 20 братьев Калатравы. Задумав в 1303 г. поход на Гранаду, Хайме II потребовал 100 тамплиеров, 60 госпитальеров, 30 братьев Калатравы и 20 — Сантьяго. В 1493 г. Калатрава должна была поставить в кастильскую армию 293 копья (рыцаря)[430]. Возможно, не все они принадлежали к братьям ордена — были и наемники. Таким образом, утверждение, что магистр Сантьяго во время осады Севильи командовал 280 рыцарями, не означает, что он командовал непременно 280 братьями своего ордена[431].

Впрочем, численность менее важна, чем боевые качества. В Испании, как и на Святой земле, ценили готовность и умение орденов быстро мобилизоваться. В 1233 г. для штурма Буррианы король Арагона вызвал свои войска в Теруэль; в назначенный день на месте были одни лишь контингенты орденов — знать и городские ополчения явились только через два дня! Объединенные орденские отряды всегда составляли, вместе с королевским домом, прочное ядро армии[432].

Столь же ясной была королевская политика в том, что касалось защиты границы: ордены — это орудия для обороны страны. Уступив в 1211 г. Авис тем, кто пока был всего лишь ополчением Эворы, португальский король Афонсу II потребовал строительства крепости. Арагонский король добивался от братьев Сан-Жорди, чтобы они сделали то же на бесплодном плоскогорье Альфама[433]. Пограничные области, отвоеванные у альмохадов благодаря победе при Лас-Навас, были по секторам распределены между орденами Калатравы, Алькантары, Сантьяго и Госпиталя. Когда после взятия Кордовы, Мурсии, Севильи этот фронт исчез, построенные орденами замки стали бесполезными. Они стоили дорого, а ордены их больше не содержали. В XV в. некоторое их количество уже грозило рухнуть[434].

Но защитой границы в той же мере, как и военная деятельность, считалась колонизация. И тут, как мы увидим, интересы короля совпадали с интересами орденов.

Оправданием действий военных орденов служили крестовые походы на Святой земле, священная война в Испании. На Балтике главной деятельностью тевтонцев и их предшественников, Меченосцев и Добринского ордена, была миссия. На этой территории не было ничего, что оправдывало бы войну, делая ее справедливой: ни могилы Христа, ни христианских земель, которые нужно было вернуть, пусть даже тевтонцы сделали Пруссию землей Девы Марии. Цели боев в Пруссии и Ливонии, как и борьбы с литовцами в XIV в., сводились к завоеванию земель и обращению язычников, при необходимости силой оружия. Существенным элементом этой борьбы была германская колонизация. Поскольку язычники оказывали ожесточенное сопротивление, дело надо было снова и снова начинать с нуля, постоянно устраивая все новые рейды и военные экспедиции. Призывы к крестовому походу были полезными, но очень спорадическими. Тевтонцы умели сохранять полный контроль над этими походами, а папство систематически поощряло эту практику, как показывают буллы Григория IX и Иннокентия IV[435]. Тевтонцы также набирали в Германии добровольцев вне институтов крестовых походов. Итак, за одним исключением (в 1255 г. этими крестоносцами командовал чешский король Пржемысл II Отакар) тевтонцы на свой лад — в XIII в. в Пруссии и Ливонии, в XIV в. против литовцев — вели миссионерскую войну.

Природные условия диктовали особый тип этой войны. Пруссия — это низинная, болотистая территория в прибрежной зоне. На юге и юго-востоке ее отделяет от Литвы широкий пояс лесов и болот («Вильднис», Wildnis). Климатические условия имели решающее значение: вести военные операции можно было только сухим летом либо умеренно холодной и сухой зимой — тогда болота и реки замерзали и не было снежных бурь, что давало возможность перемещаться. Как на дождливое лето, так и на мягкую и сырую зиму ничего планировать было нельзя. Именно в зимнюю кампанию, когда море замерзло, Меченосцы захватили остров Эзель[436].

Эта война набегов, состоящая из наступлений и контрнаступлений, с растянутым фронтом, заставляла предоставлять командованию на местах изрядную самостоятельность. Устав Тевтонского ордена, пересмотренный в 1244 г., предписывает командирам совещаться, чтобы приноравливаться к разным типам боя, которые навязывает мобильный и хорошо знающий местность противник[437].

В Пруссии происходила война с целью завоевания, а также покорения населения. Расставленные по стране замки и укрепленные бурги, опорные пункты систематической немецкой колонизации, в конечном счете сломили его сопротивление[438]. Замки и бурги имели одинаковую форму — квадратную, и центром им служили двор или площадь. По образцу Stock с квадратным донжоном было построено шесть десятков замков, которые насчитывались в Пруссии в 1300 г., не считая бургов и укрепленных городов. Тевтонцы внедрили камень и строительный раствор в эти регионы, где прежде царило дерево. Они привезли сюда каменщиков из Северной Германии. Только в XIV в. они усвоили датскую традицию кирпичного строительства, столь характерную для балтийских регионов[439].

В Ливонии орден располагал собственными замками, но обеспечивал также охрану епископских. В XIV в. там насчитывалось не менее 140 замков, в том числе 24 большие крепости[440]. Их повышенное количество объяснялось необходимостью защищать границы — на востоке с русскими княжествами Новгородским и Псковским, а на юге с Литвой. С обеих сторон Жемайтии, территории Литвы, вклинившейся между Пруссией и Ливонией, тевтонцы построили два заслона из замков — один в XIII в. вдоль обоих берегов реки Düna (Двина), от Дюнабурга [Даугавпилса] до Дюнамюнде [Даугавгривы] (в устье), другой в XIV в. на Немане со стороны Пруссии, при магистре Винрихе фон Книпроде[441].

Расположение и роль этих замков определялись характерными особенностями войны на этой двойной границе. Их функция состояла не в том, чтобы выдерживать осаду многочисленного и сильно вооруженного противника, а в том, чтобы сдерживать набеги мелких, очень подвижных групп, прежде всего настроенных на грабеж и разрушение. Ливонские бурги находились в тылу, и их защищало местное ополчение. После того как противника обнаруживали и население ближайших деревень по возможности отправляли в укрытие, по тревоге поднимали уполномоченных ордена, и те вызывали тевтонскую армию. Группы литовцев, уже с добычей или без нее, перехватывались и уничтожались, прежде чем они могли проникнуть в глубь Ливонии. Замки не нуждались в особо сложной системе укреплений, но они должны были стоять близко друг к другу, чтобы контролировать водный путь, на котором летом использовали эффективные малые суда — Bolskop[442]. Финансировались эти замки отчасти за счет налогов, собираемых с жителей[443]. Тевтонцы приспособились к тактике литовцев и отвечали на их набеги своими, быстро продвигаясь по тропам или по берегам замерзших рек. Крупномасштабные операции против литовских городов и крепостей происходили летом, когда оно было благоприятным. Завоевания сразу же закрепляли, строя новые крепости. Взятие Каунаса в 1362 г. позволило Книпроде продлить линию обороны вдоль Немана.