Вспомним самый характерный пример. Когда на Первом съезде народных депутатов СССР возник вопрос о секретном приложении к пакту Молотова — Риббентропа. Один рабочий депутат прямо заявил: не надо, не хочу знать, потому что тогда нас будут называть оккупантами. То есть правда человеку не нужна — тут все ясно. А многие ведь отрицали сам пакт. Хотя весь мир знает, что в 1939 году разделили Польшу между СССР и гитлеровской Германией, что нам достались от того раздела республики Прибалтики, Западная Украина и Западная Белоруссия. Но вспомните, сколько людей яростно отрицало сговор с Гитлером. А что тут отрицать? Советские газеты печатали фотографии, как советские и гитлеровские генералы принимали парад в Бресте, во всех газетах и по радио звучала речь Ворошилова на сессии Верховного Совета СССР в 1939 году: «Оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, затем — Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого порождения Версальского договора».
Но ведь упорствовали, требовали: «Докажите!»
И когда им показывали это приложение, с подписями Молотова и Риббентропа, говорили: «Подделка!»
И тут случилось чудо. На складах Министерства иностранных дел СССР нашли ту самую пишущую машинку, на которой печатался текст, провели экспертизу и представили результаты экспертизы. И только тогда отрицатели смирились.
Ну что это как не психическая неуравновешенность, мягко говоря.
Человек, выросший на утаенной, догматичной, искаженной истории, не приученный к открытому обсуждению, поиску истины, и не может быть уравновешенным. Ведь он многое просто чувствует, о какие-то кочки-неувязки спотыкается в книгах и учебниках, на многое закрывает глаза, но так или иначе что-то и где-то прорывается, и от этого в душе возникает чудовищный дискомфорт, чреватый неизвестно чем. То ли поиском и нахождением «врагов», то ли агрессией ко всем «умникам», которые «мутят душу», то ли обвальным нигилизмом: раз так, то все на свете — ложь, ничего не хочу слышать, и пропадите вы все пропадом со своей страной и своим патриотизмом… И много еще вариантов поведения, ровно столько, сколько людей…
В руках компрачикосов от истории вырастают больными целые страны и народы.
А как же нелюбовь к «татарам»?
Люди некнижные, знающие о сложностях и парадоксах исторической науки понаслышке, часто спрашивают: а как же так, а откуда тогда вся эта нелюбовь к «татарам» в памяти народной? Ведь летописи и сейчас-то недоступны, а в те времена — тем более. Однако откуда-то взялась же нелюбовь к «татарам» в народе? «Незваный гость хуже татарина». Откуда?
Вообще, слово «татары» было собирательное, не имеющее прямого отношения к какому-либо отдельному, конкретному народу. И, прежде всего, к казанским татарам, которые на самом-то деле болгары или булгары, из Великого Булгара на Каме. И я уже писал об этом, о происхождении общего названия «татары». Но сегодня, например, при поездке в Казань, в Татарию, при встрече с казанским татарином у среднестатистического русского человека если и возникнет историческая ассоциация, то однозначная: «А, татары, которые нас…» Хотя Великий Булгар, как и русские города, пал под ударами Батыя, хотя само Казанское ханство просуществовало всего один век, не угрожало и не могло угрожать Руси по причине несоизмеримости сил, и не Казань завоевывала Русь, а как раз наоборот, Русь завоевала Казань… То есть Русь была агрессором. Но опять же с оговорками. Войны и противостояния народов не было. Это были разбирательства наследников Золотой Орды, в которых главным наследником стал московский царь. Как писал, напомню, историк князь Н. С. Трубецкой, произошла «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву». И ханы Казанские и Сибирские приняли это как историческую объективность. При этом по старым ордынским законам, никто не был низвергнут. Казанский и Сибирский ханы имели при Московском дворе все царские почести, именовались царями и на всех церемониях их имена произносились после имени Московского царя… Впоследствии потомки Едигера Казанского (в крещении — Симеон), Кучума Сибирского и других перероднились с царскими родичами и стали просто русскими князьями. Так что память народная — аргумент весомый, но не всегда бесспорный. Ее, память, можно формировать направленной информацией или же, наоборот, полным отсутствием информации.
Но в вопросе с «татарами» дело еще и в наложении, одно на другое, другое — на третье, третье — на четвертое, и все вместе стало называться «татары».
Начнем с половцев. При всем родстве половецких ханов с русскими князьями «походы» были. Как в ту, так и в другую сторону. Причем Киевская Русь была сильнее половцев, и половцы, соответственно логике, от русских понесли потерь больше, чем русские от половцев. Но мы не помним беды, которые принесли другим, зато помним несчастья, которые доставили нам другие. Это закон человеческой памяти и психологии. Половцы принимали участие почти в каждом «походе» — междоусобной военной сваре русских князей, из которых, «походов», и состояла тогдашняя жизнь. К примеру, в начале 1203 года половцы ворвались в Киев, жгли и грабили город нещадно. «Якого же зла не было от крещения над Киевом…» — свидетельствует летопись. Правда, грабили они не просто так, а в качестве платы за участие в походе, потому что пришли сюда не сами, а по найму, с черниговскими и смоленскими ратниками, во главе со смоленским князем Рюриком Ростиславичем. А вообще всей антикиевской операцией и наймом половцев руководил князь Игорь Святославич — герой «Слова о полку Игореве», сват хана Кончака. Но эти детали через сколько-то лет забываются, а память о половцах остается.
Затем — уже поход Батыя, потрясший Русскую землю. Киев, Рязань, Владимир, Козельск… — это была жестокая война, которая не могла не оставить следа. И какими бы ни были отношения потом, но это все равно отношения вассала и сюзерена, победителей и побежденных. Чужие есть чужие. Никто ж не помнит лютой и вечной вражды и резни между суздальцами и рязанцами, к примеру, потому как теперь все свои, а чужие, повторю, это чужие… А страшная резня, страшный ордынский поход Неврюевой рати, которую привел Александр Невский на войну со своим братом Андреем? Потом были «Дедюнева рать», «Ахмылова рать» и другие «рати»…
Давние времена, и осталась ли память о них в народе, передавалась ли из поколения в поколение или стерлась, затерялась — судить трудно, почти невозможно. Говорю так потому, что в народной памяти свою роль сыграла высокая культура Руси, письменность. У бесписьменных народов исторические события передаются из поколения в поколение в виде сказаний. Но как только приходит письменность, устный эпос исчезает. А в Великом Новгороде уже в VIII–IX веках обычные люди обменивались берестяными записками, как Чехов и Суворин письмами в Москве XIX века!
Предполагаю, что нелюбовь собственно к «татарам» в памяти народной прочно сформировалась уже потом, после Орды, во времена постоянных набегов крымских «татар». XVI, XVII, XVIII века — это время бурного развития двух молодых, могучих государств — Руси и Османской (Оттоманской) империи. Это время борьбы за прикаспийско-причерноморские пространства. И копьем Османской империи в борьбе с Русью, передовым отрядом империи было Крымское ханство. Три с половиной века существовало Крымское ханство под покровительством Турции — и три с половиной века это были постоянные стычки на границе, мелкие войны, крупные набеги, когда по степи носились разъезды крымчаков, «татар»… Вот откуда истоки нелюбви к «татарам» в памяти народной. И не только в памяти. Есть и в летописях. Но ведь у нас оригиналов нет, то есть нет документов, современных событиям. Все летописи дошли до нас только в «списках», переписанных вариантах. Самая ранняя, Лаврентьевская — XIV век, Ипатьевская — XV век, остальные — XVI и даже XVIII века. Сколько раз и как они переписывались за прошедшие столетия — неизвестно. При переписке летописей монахи-переписчики в события времен Золотой Орды вставляли мотивы сегодняшнего, современного им религиозного противостояния. То есть потом эти, крымские «татары», наложились на события XIII–XIV веков, наложились на ордынцев, которых не только в истории и литературе, но прежде всего в народе стали звать «татарами», иногда — «монголо-татарами».