Я людям часто непонятна:
Работа мысли неприятна
Для большинства, и большинство,
Как смерти, имени боится моего.
Иные снизойдут, иные гонят гневно:
Не всякий книгочей меня
Терпеть согласен каждодневно
В замысловатости виня,
Они поставили задачу перед музой
Не стать художнику обузой,
Как роза, счастье раздавать в тиши,
Но разве сердцу не дороже радость,
Добытая раденьями души,
Терпеньем нажитая сладость?
Мечтателя не веселят
Ни поцелуй, ни беглый взгляд:
Творцу не по душе случайная подруга.
Терзаньями любовь он до небес вознес,
Он смотрит на нее сквозь жемчуг слез,
Сквозь радужную тьму сердечного недуга.
Вот почему порой я прячу тайны грез,
Мой пояс девственный, прельщающий всерьез,
Для вас, влюбленные, завязан слишком туго.
Не всем наградою за труд достанусь я,
Так завещал Отец: загадочность моя
Хозяйкой сделала меня судьбы безгрешной:
Как трепетная тень, мечусь над неутешной
Любовью, не спеша поднять ее с колен.
Я, без сомненья, плод тоски необычайной,
Но ведь любой простак запутанностью тайной
Не менее благословен...
О смертные, вы плоть из небыли и были,
О разноликие, вы будете и были,
Адамов род, ты всё и ничего.
Хребет вселенной, как тростинка хрупкий.
Вы живы, бренные скорлупки?!
Загадочности торжество,
Ужель мой лабиринт коварней твоего?
Что бы осталось от людей без тайны?
Обломок памяти случайный,
И голод, и любовь в мечтательной груди,
И смерть, как призрак, впереди!
Людей ждала судьба зверей, лишенных речи,
Но боги правильно решили, заложив
В пытливый разум человечий
Непонимание причин, зачем он жив.
"Кто я такой?" — рассвет сомненья множит
В сознании любом.
"Куда иду?" — свербит под истомленным лбом,
Когда на троне Ночь, а День зачеркнут, прожит.
Не только мудрых жало это гложет:
В любой душе змея свой пожирает хвост.
И кто при жизни был предельно глуп и прост
Потом лежит в гробу, торжественен и пышен,
Потустороннею загадкою возвышен.
Вам ясность издревле казалась суетой.
Стань ясным всё для вас, вы б заселили землю
Бездушной скукою, но пагубный застой,
Как тесто, возмущен закваскою святой!
Смотрю на блеск очей, речам надежды внемлю:
Как у нее основы непрочны!
Величья вашего источники темны.
Тончайшие умы, себя не понимая,
Подолгу ждут, пока тоска глухонемая
Им не вручит любви лучистые дары:
Пучины полночи к настойчивым щедры.
Из чуждой тишины — к стихам стезя прямая.
Откройте же в себе темнот моих миры!
Из вас я извлекла неясность, что терзает
Любого, кто извне увидеть не дерзает
К душевным пропастям предсмертную тропу, —
Там Парка мыслью осязает
Мечтательную скорлупу.
Любите же меня! "Черна я, но красива"[6]. —
Так в Песне Песней нестыдливо
Клялась влюбленная в монарха своего.
Я не кумир, не божество.
Поэма трудная, за тайну не в ответе.
Закройте книгу, разорвите сети.
Так очевидны строки эти,
Что видишь в них себя и больше ничего."
РАССЕЯННАЯ
О соблаговоли, Лаура, в этот серый
Дождливый день, когда для нас пустеют скверы,
И к моему плечу надушенной щекой
Ты прижимаешься, а взор твой колдовской
Блуждает в небесах, не замечая блеска
Необойденных луж, не различая плеска...
О соблаговоли спуститься с высоты
Подумай, что сейчас наговорила ты!
СНЕГ
В рассветной тишине протяжный скрип лопаты!..
Проснулся, а в окне — отбеленные скаты.
Слепящий этот снег как будто ждал меня,
Он в комнату проник холодным блеском дня,
Невинной белизной равнин обледенелых,
Пустых, пугающих! Ах, сколько хлопьев белых
Нападало, пока я странствовал вдали
От заколдованной невидимой земли,
Чей выросший простор бесшумно слился с небом.
Приметы милые полночным стерты снегом.
Кругом безгласная, безликая страна,
Но кровля красная по-прежнему видна,
И жизнь приютная в безмолвье различима
По струйке теплого обыденного дыма.
