Перебравшись подземным переходом через проспект, Сашка миновал ярко освещенные витрины ГУМа и вспомнил, что где-то рядом должен находиться маленький подвальный ресторанчик. Об этом бандитском гнезде, замаскированном под вполне приличное заведение, ему прожужжал все уши знакомый домушник, оставивший за стойкой тамошнего бара львиную долю денег, вырученных от реализации наворованного по минским квартирам барахла. Серые ступеньки круто сбегали к массивной дубовой двери, украшенной изящно выполненной надписью «Добро пожаловать». Однако добром здесь встречали не всех. На пороге возвышался здоровенный вышибала. Из-за его широкой спины доносился ровный ресторанный гул и тихая красивая мелодия.

— Мест нет, — внимательно оглядев обогнавшую Зуба парочку молодых студентов, прогудел вышибала и хотел было прикрыть дверь, но Сашка успел упереть в косяк ногу:

— И для меня?

Определить, где человек заполучил бледно-серую окраску лица, волчий огонек в глазах и матерую седину криво подстриженных волос, для вратаря труда не составило.

— Давно откинулся? — Он посторонился, пропуская Зуба в теплый маленький холл. — Нет мест, говорю! — Мощная лапа в синих наколках перекрыла путь сунувшейся за Сашкой парочке. — Ну, не понимают по-русски! — Однако студенты по-русски понимали. Вырвавшиеся следом из уст вышибалы матюги заставили их мгновенно испариться.

— Где торчал? — Гигант прищурился, пытаясь опознать гостя.

— Глубокое.

— Рецидивист. — Мордастое лицо вышибалы погрустнело, сам он вряд ли дотянул до строгача. — Не заводись там, — последовал кивок в сторону зала, — с молодежью… если неприятностей не хочешь.

Предупреждение имело смысл. В зале, освещенном тусклыми настенными светильниками, преобладало именно подрастающее поколение. Зуб отыскал место у стойки, подозвал высокого быстроглазого бармена и спросил сотку коньяку.

— Какого? — Бармен оценивающе пробежался глазами по одежде клиента. Сэт одел друга что надо, недавно ездил по делам в Германию, там и подобрал гардеробчик в фирменном «боссовском» шопе. Бармен оценил Серегин вкус по достоинству, снял с полки пузатую фляжку «Мартеля» и сунул Зубу под нос тарелочку с солеными орешками. Сто грамм и арахис аккуратно потянули на выданное хозяином пособие, но Сэт предусмотрительно субсидировал друга двумя сотнями долларов.

Хлопнув виноградной радости с неуловимым цветочным запахом, Сашка огляделся. Домушник-сокамерник был прав — по рассевшейся за столиками публике давно и безутешно плакала тюрьма. Хотя, если разобраться, рыдать бы ей следовало по руководству республики, чья несостоятельность вынудила молодых здоровых ребят удариться в криминал — иных возможностей оплачивать астрономические счета заведений, подобных этому, современная жизнь им просто не предоставила. И все же свободно ощущавшим себя здесь парням и девчонкам Сашка даже позавидовал. Появилось в них что-то такое, чего ни он, ни его ровесники, будучи молодыми, не имели. Какая-то внутренняя раскованность и раскрепощенность — нечто подобное он приметил, познакомившись однажды с молодыми американцами.

Одному пьянствовать расхотелось и, углядев за угловым столиком двух скучающих девиц, Зуб взял у бармена бутылку испанского шампанского и двинул на смычку с молодежью.

— Девочки, не откажите в любезности. Разделите компанию со старым больным лохом, жертвой коммунистических репрессий, — уселся он напротив девочек и плюхнул бутылку на стол. — Я угощаю.

Девицы с любопытством изучили пришельца с ног до головы, и одна из них, симпатичная шатенка, весело улыбнулась:

— Так-таки лохом и жертвой?

— А что, не похож? — Зуб хлопнул шампанским. — Тогда считайте меня советником президента по делам молодежи, разница небольшая.

Он тут же представил себя со стороны — потертый жизнью, пусть и по фирме прикинутый, сорокалетний почти мужик, в отцы этим малявкам годится. Ни дать ни взять — старый козел, любитель свежатинки. Противно даже стало, но руки уже сами по себе разливали по бокалам вино, изо рта вылетали дежурные шутки и анекдоты, девочки делали вид, что им ужасно весело, а на деле — Сашка был уверен — лихорадочно просчитывали, кого же это занесло за их столик и во что это может вылиться. В общем, никакого праздника, обычное времеубийство.

— Может, ну его, гадюшник этот. — Зуб решил попытаться кое-что исправить. — Поехали к моему другу. У него видеотека приличная, да и сам человек хороший.

Девочки переглянулись. Шатенка склонилась к уху подруги, беленькой милашки со вздернутым носиком, что-то шепнула, та на секунду задумалась и кивнула.

— В общем-то поехать можно. — Шатенка положила ладонь на Сашкино колено. — Только нам надо пятьдесят баксов. Устраивает?

За любовь Зуб не платил сроду. Вернее, если разобраться, только тем и занимался, но вот так — деньги на бочку — как-то не приходилось. Хотя с проститутками сталкивался неоднократно, но предпочитал угробить кучу денег, чтобы устроить партнерше незабываемый вечер, меркантильный интерес исчезал, уступая место обычному человеческому чувству признательности, и наутро все завершалось нежным прощальным поцелуем в щечку. Некоторые жрицы любви становились потом приятельницами, с некоторыми даже романы возникали. С другой стороны, вопрос о предоплате Зуба не покоробил. Работают девчонки и работают. Однако принципам изменять не стал.

— Поехали, все будет правильно, — разлил он по бокалам остатки шампанского, — можете не сомневаться.

Девчонки снова переглянулись. Судя по всему, в искренности Зуба они не сомневались, смущало нечто другое. Но, пошептавшись, все же встали и двинулись вместе с Сашкой к выходу.

Гардеробщик, квадратный жлоб в красном жилете, услужливо подал Сашке подбитый мехом плащ, что-то шепнул шатенке, выслушал неразборчивое пояснение и, косонув в Сашкину сторону, исчез за дверью бара. Вышибала не успел распахнуть входную дверь, как он вернулся в сопровождении двух крепких ребят и поманил Зуба пальцем:

— Слышь, дядя, ты чего платить не хочешь? Любовь денег стоит, особенно в твоем возрасте.

— Платить, значит? — Зуб на секунду задумался. — Вообще-то я не по этим делам, но если ты настаиваешь, пойдем.

— Куда? — Гардеробщик слегка опешил. — Здесь давай, все свои.

— В дурдом. — Сашка достал бумажник. — Так сколько ты за свою любовь хочешь?

— Сказали же тебе, фифти долларз. Можно «зайцами» по курсу.

— Ну, тогда становись в позу. — Сашка распахнул плащ. — И вазелин давай. Или на сухую тебя?

Девчонки прыснули, а гардеробщик побагровел:

— Чего буровишь, козел? Ща самого раком постав…

Договорить он не успел. Ткнув в карман бумажник, Зуб коротко, без замаха, ударил точно в середину массивного щетинистого подбородка. И тотчас развернулся лицом к двум крепышам, рванувшим уже в атаку. Первый нацелился сгрести Сашку за ворот, но зацепил протянутыми пальцами пустоту. Нырком уйдя вправо, Зуб вскользь мазнул ему ребром ладони по печени и, подпрыгнув, втер ступней по основанию позвоночника. Противник на мгновение застыл, как подстреленная на взлете птица, и лбом грянул об угол гардероба, помешав своему наголо стриженному напарнику заскочить Зубу за спину. Гардеробщик успел подняться, перегнулся через прилавок и выволок на свет божий резиновую милицейскую дубинку. Но воспользоваться оружием не успел, Зуб кулаком ударил его по локтевому сгибу, метнул кисть вверх и зажал ухо гардеробщика между большим и указательным пальцем. Этот прием когда-то показал ему Сэт, наблатыкавшийся среди спецназовских головорезов разным подленьким, но эффективным штучкам. Большой палец намерил искомую точку под ушной раковиной, гардеробщик взвыл, а Сашкин лоб уже ломал ему переносицу, бычок по-одесски всегда был Зубовой коронкой. Второй крепыш избавился наконец от навалившегося на него друга и прыгнул вперед, но Сашка успел вырвать из пальцев оглушенного гардеробщика дубинку и, скользнув вдоль прилавка, рубанул сплеча резиновой сабелькой по кадыку противника. Тот успел прикрыть горло подбородком, удар пришелся по губам — только кровавые брызги и осколки зубов разлетелись. Второй удар, по затылку, заставил окровавленного крепыша опуститься на колени. Зуб прицельно огрел его дубинкой второй раз, чуть правее макушки, и остался один на один с оторопевшим при виде лихой расправы вышибалой.