И вот, улыбаясь вдали,
Опять засияло светило,
Но бедные очи земли
Смотрели туманно и хило.
Весь трауром город одет,
Унылые реют знамена.
Вельможи, встречая рассвет,
Рыдают у царского трона.
И медленный стелется дым,
Клубясь над костром поминальным.
И лев — спасалар, недвижим,
Стоит перед войском печальным.
Стоит, опираясь на меч,
Высокому пред ан престолу,
И пламя колеблется свеч,
И стяги повергнуты долу.
Не плачет над башней труба,
Не бьют на заре барабаны.
В глубоком молчанье толпа
Идет, заливая поляны.
И в рощах умолк соловей,
Затихли веселые птицы,
И смотрят из чащи ветвей,
Как толпы идут из столицы.
Свершая священный обряд,
Святитель выходит из двери
И визири шествуют вряд,
Не видно лишь визиря Шере.
Два гроба плывут над толпой
Один деревянный, дощатый.
Другой, впереди, дорогой,
Повит пеленою богатой.
И падает наземь народ,
Услышав церковное пенье,
И слезы обильные льет,
И волосы рвет в исступленье.
По воле усопшего, тут
На светлом лесном косогоре,
Где птицы лесные поют,
Остались влюбленные вскоре.
В двух темных могилах легли
Поодаль они друг от друга,
Чтоб даже в объятьях земли
Не видела мужа супруга.
Но скоро чудесную весть
Услышали жители края:
Над бедной пастушкою здесь
Фиалка возникла лесная.
И рядом, на холме другом,
Открылась огромная роза.
Цветут они ночью и днем,
И в зной, и во время мороза.
И вечно друг к другу стремясь,
Листы воедино сплетают,
И птицы, людей не боясь,
Над ними весь день распевают.
И бьет животворный ручей
Близ этих надгробий зеленых,
И сладостной влагой своей
Целит безнадежно влюбленных.
Кто этой воды изопьет,
Тот сердцем не будет изранен,
Будь он из богатых господ,
Иль просто бедняга крестьянин.
