Шере Ах, что мне ответить, старик? Сгубила меня чаровница! Сказал бы, да разве язык Промолвить всю правду решится? Согнуло несчастье в дугу, Впились в мою голову сверла. На хлеб и смотреть не могу Кусок вылезает из горла. Застлала глаза пелена, Рука поднимается еле, Душа, безнадежно больна, Не держится более в теле. Колдун
Ну, полно тебе причитать! Ты впал от отчаянья в детство. Чтоб эту красотку достать, Имеется верное средство. Коль горе свое побороть Влюбленному визирю нечем, Достану я проса щепоть, Полью молоком человечьим. Потом на крови разведу И чтобы лекарство окрепло, От грешников, сгнивших в аду, Прибавлю зловонного пепла. Частицу своей черноты Нам даст на приправу Иуда… Лекарства подобного ты Не видывал, Шере, покуда. Возьми его, визирь, с собой И около дома Этери Под самым порогом зарой, Когда она выйдет из двери. Как действует средство мое, Вы скоро заметите сами. Прекрасное тело ее Покроется мигом червями. В глазах и в развалинах губ Неслыханный гнус расплодится. И скоро она в полутруп На ваших глазах превратится. И тщетно ее лекаря Дежурить начнут у постели, Потрудятся, глупые зря, Червей же не выведут в теле. Пускай насладится вполне Царевич подругой красивой! Шере А что же останется мне, Один только остов червивый? Колдун Зачем чепуху городить? Русалочьей мазью мгновенно Ты сможешь ее исцелить, Избавив от гнусного тлена. Как только царевич-глупец Жену позабудет в напасти, И будет она, наконец, Твоей предназначена власти, Помажь ее мазью моей, Заставь на рассвете умыться, И к вашей красотке, ей-ей, Былая краса возвратится. Схватив драгоценный состав, Мой Шере, исполнен тревоги, Коня своего исхлестав, Как вихрь, полетел по дороге. И били подковы скалу, И ветер наигрывал в трубы, И бесы, уставясь во мглу, Свистели и скалили зубы. Сжимая дрожащей рукой Свое драгоценное зелье, По горной тропе верховой Въезжает в ночное ущелье. Но совесть, однако, не спит, Стремясь уличить негодяя. И плачет бедняга навзрыд, Коня над рекой погоняя. А в пропасти стелется дым, Колеблется пламя во мраке, И дэвы сидят перед ним, Костры разложив в буераке. Ликует, ревет чертовня В разгаре бесовской пирушки. Как камни, при свете огня Чернеют большие макушки. Здесь глотки пещерных владык Подобны корчагам для пива. Огромный, как шоти, [2] язык Ворочает снедь торопливо. Прислужники, рой бесенят, Проносятся с криком совиным И полным ковшом норовят Вина поднести исполинам. Дымится в кувшинах вино Награда за смерть и увечья, Струится во мраке оно Невинная кровь человечья. И жрут ее духи земли, Подобно косматым обжорам, И, Шере завиден вдали, Приветствуют визиря хором. Дэвы Эй, Шере, несчастный-мозгляк, Куда тебя черти погнали? За нашей пирушкою всяк Свои забывает печали. Давай заворачивай к нам, Коль дьяволу продал душонку! Наделал ты дела, а сам Торопишься, видно, в сторонку. Шере Вы правы, за вами душа, Уделом ей адские муки. Зачем же напрасно спеша, За трупом вы тянете руки? Мне б только пожить на земле Пять лет или сколько хотите, А там кипятите в смоле И в пламени адском варите. Дэвы Добро! Торопись, молодец! Пять лет небольшая помеха. Но помни: настанет конец Помрем над тобой мы от смеха! И Шере пришпорил коня И прянул во тьму, исчезая, И долго за ним чертовня Визжала вослед, как шальная. XI В чужом бесприютном краю Беды натерпевшись немалой, Вернуться в отчизну свою Торопится путник усталый. И вот он родной небосклон! Но что это? Строем старинным, Вздымая полотна знамен, Отряды идут по долинам. Рога боевые трубят, Колышутся длинные стяги, И кони, волнуясь, храпят, И воины полны отваги. На каждом мерцает, светясь, Доспех, облегающий тело, И черная кровь запеклась, И грязь на телах затвердела. У каждого щит на плече, У каждого палица битвы, На каждом тяжелом мече Иссечено слово молитвы. В стальной рукавице рука Колеблет копьем многогранным. Броня на груди нелегка С нашитым на ней талисманом. Гурген на коне вороном Ведет боевую дружину, И грохот, и вопли кругом Весь день сотрясают долину. За ним в отдаленье ведут Великое множество пленных, Спешит за верблюдом верблюд Под грузом сокровищ бес ценных. А рядом, стальные мечи Украсив людскими зубами, Бегут, хохоча, палачи И блещут на пленных глазами. Столкнулись Гурген и Леван! Бой грянул, и не друг Гургена, Страдая от множества ран, Едва был избавлен от плена. И Шере, раздвинув кусты, В испуге глядит на знакомых. В сознании их правоты Страшит его собственный промах. И чоха намокла от слез, И гложет тоска святотатца. Хотел он пробраться в обоз И с войском Гургена смешаться, — Да поздно Душа залилась Прощальным отчаянным свистом И с правдой последняя связь Нарушилась в сердце нечистом. Как бешеный, Шере взглянул На эти знакомые лица, И войск торжествующий гул Ударил в лицо нечестивца. Отпрянул несчастный назад, И втайне себя проклиная, Помчался в кустах наугад, Коня второпях погоняя. вернуться Шоти грузинский хлеб, плоский, длинный, выпекаемый в особой печи торне. |