– Ну, и что же, вы надеялись сразу найти работу? – со злорадством спросил он Андре.

– Нет, – отвечал художник без тени хвастовства и со спокойной улыбкой, – я был благоразумен, я понимал, что для того, чтобы получить работу, надо уметь ее делать. Следовательно, сначала надо научиться этому. И копил я свои сорок франков для того, чтобы было чем на первых порах заплатить за уроки.

В этом было столько логики и смысла, что Поль невольно прикусил свой язык.

– По счастью, – продолжал художник, – в то время, когда я завтракал, рядом со мной за одним столом расположился какой-то толстый господин.

– Милостивый государь, – обратился я к нему, – хотя мне только тринадцать лет, но я здоров, силен, умею читать и писать. Я пришел издалека, не могли бы вы указать мне место, где я мог бы научиться какой-либо профессии?

Он пристально посмотрел на меня, затем произнес угрюмо:

– Ступай завтра утром на Гревскую площадь, там какой-нибудь каменщик возьмет тебя в артель…

– И вы пошли?

– Разумеется! С четырех часов утра я прогуливался по площади, приставал то к одной, то к другой группе ремесленников, как вдруг мне показалось, что толстый господин, завтракавший со мной накануне, находится между этими людьми. Он тоже меня заметил и обратился ко мне:

– Мальчуган, у меня артель скульпторов, если хочешь, можешь идти ко мне работать. Сначала будешь помогать декораторам и в то же время учиться…

Учиться скульптуре! Да мне показалось, что небеса разверзлись от счастья…

– Но как же вы перешли к живописи?

– О, живопись пришла позже, сначала надо было хоть немного получить знаний. Днем я работал, а по вечерам посещал различные художественные школы, в основном, учился рисунку. На заработанные деньги покупал различные книги и руководства по искусству, а в воскресенье брал уроки у профессора, которому недорого платил…

– И все это вам пришлось делать, отрывая деньги от пропитания?

– Вот именно. Много лет я не мог себе позволить даже кружки пива. Но я добился-таки того, что стал получать на равных со своими товарищами – восемьдесят франков в неделю. После этого я уже всерьез занялся живописью, и с тех пор уже не бедствую.

– И вас никогда не тянуло вернуться в Вандом?

– Что вы! Но я никогда не позволю себе вернуться туда раньше, чем у меня будет пятьсот свободных франков в год, чтобы дать возможность пробить себе дорогу такому же горемыке, каким был я.

Если бы даже Андре знал, что Поль по рождению принадлежит к тем же «горемыкам», то все равно не сказал бы иначе. Каждое его слово действовало на Поля, как оплеуха.

Кусая ногти со злости, Поль еще раз оглядел жилье своего товарища и с горьким сознанием своего бессилия увидел, что его друга окружает не только довольство, но даже некоторая роскошь. Он готов был разрыдаться от злости и отчаяния.

Одновременно ему показалось странным, что неоконченная картина на мольберте так тщательно укрыта от посторонних глаз, да еще эта просьба не курить, когда сам Андре курит… Он вспомнил, что привратница болтала ему о какой-то даме, посетившей Андре в сопровождении горничной.

Все ясно! За тафтой непременно должен скрываться портрет таинственной незнакомки…

Ему смертельно захотелось посмотреть на портрет. И он попытался открыть картину. Однако Андре быстрым и резким движением помешал ему.

– Если я прячу эту картину, значит, не хочу, чтобы ее видели! – произнес он с заметным волнением.

– О, извините! – ответил Поль, делая вид, что с уважением относится к тайне товарища, а на самом деле весьма шокированный таким поворотом дела.

«Ну, погоди же, – подумал он, – если тебе жаль показать портрет, то я дождусь оригинала, недаром ты все время поглядываешь на часы и не хочешь даже курить в комнате, где ждешь даму!»

Действительно, последние пятнадцать минут Андре несколько раз украдкой бросал взгляд на часы и явно начинал проявлять признаки волнения.

Поль же делал вид, что ничего не замечает. Он уселся на диван и стал рассматривать рисунки, среди которых лежала фотография очень молодой и красивой девушки.

– Клянусь небом! Вот прелестное личико, – воскликнул Поль.

При этом восклицании молодой художник окончательно вышел из себя, дрожащей рукой он вырвал из рук Поля фотографию и вложил ее в книгу.

Поль вскочил в недоумении и посмотрел на товарища. Несколько секунд они мерили друг друга взглядами, которые не предвещали ничего хорошего.

Едва знакомые друг другу, они явно чувствовали, что Его Величество Случай недаром свел их вместе и что это, несмотря ни на что, не последняя их встреча.

Андре, как более сдержанный, первым пришел в себя.

– Прошу извинить меня, – произнес он, – это, конечно, моя вина, что вещи, которые не должны быть выставлены на всеобщее обозрение, лежат у меня сверху, но ведь ко мне, кроме друзей, никто не заходит…

Поль жестом остановил художника.

– Будьте уверены, милостивый государь, что без необходимости я бы не посмел явиться к вам…

Сказав это, Поль театрально повернулся на своих новых каблуках и вышел, громко хлопнув дверью.

– А, чтоб ты провалился, идиот, – проворчал ему вслед Андре, – по крайней мере, мне не пришлось его выгонять силой.

Что касается Поля, то, выскочив на лестницу, он чуть не взревел от злости и унижения.

Ну, не ужасно ли? Он явился с самым благородным намерением – облагодетельствовать бедняка, воздать, так сказать, сторицей за ту ничтожную услугу, какую он оказал ему, и вдруг – уходит морально уничтоженный и разбитый!

К тому же он явно сознавал, насколько Андре нравственно выше его, и это заставляло еще больше ненавидеть приятеля.

– Ничего, теперь я назло тебе увижу твою тайну. – проворчал он.

И, даже не задумываясь о порядочности своего поступка, Поль перешел на другую сторону улицы и присел на скамью у ворот.

Минут через тридцать возле дома остановился наемный экипаж, из которого вышли две женщины. Одна – очень молоденькая, безусловно, из высшего общества, вторая – явно ее компаньонка.

Поль подошел к ним поближе и, несмотря на густую вуаль на лице молодой дамы, узнал в ней ту самую девушку, фотографией которой он недавно любовался.

– Сказать по правде, моя Роза нравится мне гораздо больше, – произнес он вслух, – в доказательство чего я сейчас же отправляюсь к ней, расплачиваюсь с противной Лупиас, и мы навсегда покидаем отель «Перу»!

Таким образом, падение Поля началось…

Ученик Маскаро был не единственным, кто наблюдал за таинственной незнакомкой, посетившей молодого художника. На стук кареты выскочила мадам Пуальве, знакомая уже нам привратница, и принялась рассматривать женщин безо всякого стеснения.

Обе женщины прошли мимо нее, не справившись ни о номере квартиры, ни о том, дома ли жилец, к которому они направлялись.

Тогда мадам Пуальве решила поболтать с кучером:

– Скверное время настало, – начала она, с участием поглядывая на кучера, – козлы – плохое убежище от холода.

– Уж и не говорите, ног совершенно не чувствую!

– Значит, издалека привезли этих…

– С края света, с конца Елисейских полей.

– А дамочка не из простых…

– Вроде бы… Хотя на водку всего четыре сантима отвалила. Ну да эти уловки нам известны, это все для того, чтобы не приняли за тех. кто без счету дает! Вот и утверждай после этого, что есть в наше время честные женщины!

Мадам Пуальве только грустно покачала головой. Эта достойная женщина и не подозревала, что стала чуть ли не кровным врагом для спутницы благородной незнакомки, слышавшей их последние слова.

Андре этого визита ждал с тем трепетом, который возможен только в двадцать лет. Он нервно вздрагивал от каждого стука. Дверь свою он оставил открытой и поминутно выскакивал на лестницу. Наконец он услышал шелест платья и шаги обожаемого существа.

Не помня себя от счастья, он выскочил на лестничную клетку.

– Здравствуйте, Андре! – произнесла девушка, протягивая ему руку, – видите, как я аккуратна.