— Эта девушка мне не нужна! Мы не смеем есть рабов. Белая Борода запретил мне это, а он добрый и спас меня от смерти!

Девочка не шевелила ни одним мускулом, и Моари крикнул еще нетерпеливее:

— Мне бы наверное удалось поймать буйвола, если бы тебя не угораздило свалиться в эту яму, глупая девочка! Чего ты там не видела? Вылезай-ка живей оттуда!

Но ответа не последовало, и девочка по-прежнему сидела неподвижно.

— Не маленькая уже, можешь и сама выбраться из ямы, — продолжал кричать Моари. — Поднимайся-ка на ноги! Слышишь?

Девочка приподнялась было с земли, но сейчас же снова упала, вскрикнув от боли.

— А, вот в чем дело, — сказал Моари уже мягче, — должно быть, ты повредила себе что-нибудь. Ногу вывихнула, не правда ли?

Девочка молча кивнула головой. Тогда Моари протянул ей руку и сказал уже совсем добродушным голосом:

— Ну, давай я тебе помогу!

Пребывание в темной яме было, вероятно, так неприятно, что бедняжка, преодолела даже страх перед ужасным Моари и протянула ему обе руки. Он крепко взял их в свои, и скоро пойманная в ловушку девочка очутилась наверху. Она облегченно вздохнула, но первое, на что упал ее взгляд, было брошенное на землю ружье Моари. Тогда она снова задрожала всем телом от страха и, оставаясь лежать на земле, сложила руки вместе, подняла голову и так взглянула на своего избавителя, точно хотела сказать: «Не убивай меня!»

Моари улыбнулся, поняв то, что ее мучило.

— Нет, дитя, — сказал он, — храбрый мужчина не убивает беззащитного ребенка. Вставай и ступай домой!

Радость осветила лицо девочки. Серый цвет сразу сбежал с ее щек и сменился темно-коричневым. Для Моари также ясно было значение этой перемены красок, как для нас — румянец, выступающий на побледневшем лице. Но как ни старалась девочка вскочить и убежать, ей не удавалось встать на ноги.

— Пожалуй, дело и вправду плохо, — заметил Моари. — Покажи-ка свою ногу!

Он придал при этом своему лицу важную мину: негр был большого мнения о своих хирургических познаниях, так как всякий раз, когда Белую Бороду звали к больным неграм или когда он удачно лечил переломы или вывихи, Моари обыкновенно сопровождал его и приобрел за это время некоторые познания по хирургии, которым придавал большое значение. Вот почему он с полной серьезностью ощупал больную ногу негритянки, сгибая ее во всех суставах и не обращая внимания на болезненные крики своей маленькой пациентки; наконец он сказал с чувством собственного достоинства:

— Это мы знаем! Тут ничего особенного нет. Нога всего только вывихнута. При покое все это вылечится в какие-нибудь два дня. Я пришлю к тебе Белую Бороду. Но из какой ты деревни и как зашла так далеко в лес? Должно быть, заблудилась, так ведь?

Девочка снова пришла в замешательство и не отвечала. Моари внимательнее поглядел на нее, всматриваясь в татуировку ее лица.

— А, — вскричал он вдруг, — ты, должно быть, из племени иаунгов, из соляных деревень?

И на этот раз маленькая негритянка ничего не ответила, только цвет ее лица, сделавшийся из темно-коричневого серым, дал знать Моари, что он не ошибся.

— Так ты, значит, пленница Сагорро! Ты убежала от него, так ведь?

Снова никакого ответа! Девочка, видимо, испытывала смертельный ужас и не могла произнести ни одного слова. Тогда в памяти Моари воскресло вдруг воспоминание о последней ночи, проведенной им на родине. Ему казалось, что он видит свою родную деревню, объятую пламенем, и диких вангванов на освещенных пожаром улицах; в ушах его раздавались крики ужаса его братьев и сестер. Он положил руку на плечо девочки и ласково спросил ее:

— Как тебя зовут?

— Питти! — едва слышно прозвучало в ответ.

— Так значит ты не немая, Питти, — сказал Моари с улыбкой. — Отвечай же на мои вопросы, чтобы я мог доставить тебя к твоим иаунгам!

Маленькая негритянка снова изменилась в лице и вскричала:

— Правду ли ты говоришь?

— Питти, — отвечал Моари, — я всей душой ненавижу тех людей, которые сожгли вашу деревню в ту ужасную ночь и обратили вас в своих рабов. Я их ненавижу, потому что они точно так же и меня взяли в плен!

— Так ты тоже хочешь бежать от них? — спросила Питти.

— Я? — вскричал с удивлением Моари.

— Ну, да, разве ты не пленник их? Разве не им принадлежит это страшное оружие, которое ты носишь? — спросила Питти, указывая рукой на ружье.

Моари покачал головой.

— Теперь у меня другой господин, Питти. Разве вы не слыхали про белого, который поселился около устья реки Черной?

— Он — друг араба!

Моари улыбнулся.

— Что ты говоришь! Нет, он наш друг. Смотри, он освободил меня: я бежал к нему от вангванов, которые всячески мучили меня в плену, и доволен теперь своей судьбой. Но ты не понимаешь этого, потому что еще слишком глупа, так как, наверное, слышала обо всем этом в лагере Сагорро.

Затем он взял руку девочки и стал внимательно рассматривать ее.

— Э, — произнес он наконец. — Да ты вовсе не невольница араба. Видно, что ты не носила еще цепей: на руках не заметно никаких следов от них.

Он ударил себя по лбу и вскричал:

— Так вы скрываетесь где-нибудь тут, в лесу? Скажи же, где ваш лагерь, чтобы я мог доставить тебя туда!

Но девочка опять смутилась и молчала. Моари внимательно наблюдал за ней несколько минут и наконец одобрительно кивнул головой.

— Вполне естественно, — сказал он сам себе. — Она не хочет выдать их убежища! Но и то верно, что не может же она оставаться в лесу одна!

Подумав немного, он пододвинулся ближе к девочке и стал рассказывать ей страшные истории про лесных чудовищ, какие только приходили ему в голову; леопард играл в них главную роль, и Моари показал даже на свои глубокие шрамы на лбу и левой руке, которые подтверждали истину его слов. Особенно же напирал он на то, что она не в силах идти и может даже умереть с голоду в лесу. Это запугивание помогло как нельзя лучше. Питти сделалась более общительной и сказала, наконец, Моари, что иаунги скрываются в болотах за соляными деревнями и что они вернутся в свои бывшие деревни только тогда, когда разбойники уберутся из этих мест. Тогда Моари посадил девочку к себе на плечо и отправился по указанному пути, пока не подошел к болоту.

— Не иди дальше, — стала просить Питти, — наши люди убьют тебя! Они не подпускают никого близко к лагерю!

Но Моари не испугался этого: совесть его была спокойна, и он шел все дальше и дальше по узкой тропинке среди болота. Ему хотелось не только передать ребенка иаунгам, но и уговорить их вернуться в свои деревни и встать под защиту Белой Бороды. Белая Борода хотел перед самым приходом араба вступить с иаунгами в дружеские отношения; то, чего он не успел сделать тогда, можно было еще наверстать теперь. Не прошел он и тридцати шагов по тропинке, как несколько воинов заступило ему дорогу, выхватили у него из рук девочку и схватили его самого. Моари не сопротивлялся: он знал, что в конце-концов дело разъяснится и он расстанется с иаунгами самым дружеским образом. Воины стали расспрашивать девочку и когда узнали от нее, как было дело, то выпустили Моари на свободу. Тогда он стал излагать перед ними свои взгляды, но иаунги очень скоро прервали его словами:

— Мы знаем уже людей с трубками, из которых выходит огонь; они стреляют в нас мягким железом, но нас не так-то легко провести! Мы и слышать не хотим о вас! Ступай отсюда, мы все равно не верим твоим словам. Мы чувствуем себя в безопасности в этих болотах и не позволим никому выманить нас отсюда пустыми обещаниями!

Напрасно Моари превозносил доброту Белой Бороды, напрасно рассказывал он, как щедро оделил тот подарками вождей других племен. Иаунги насмешливо отвечали ему:

— Ну и заключайте с ними дружбу! А мы-то знаем ей цену. Смотрите только, как бы ваши черепа не очутились в храме фетиша!

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Моари, любопытство которого было возбуждено.

— Убедись в этом на себе самом! — отвечали иаунги. — О, можно многому научиться в священной роще! Мы, иаунги, чувствуем отвращение к этим людям.