Ровно в полдень Рене и Кермадек вошли на свое новое судно, которое, как перышко, качалось на воде. Тотчас были подняты мачты и паруса, и «Титания» грациозно, точно кокетничая, понеслась по волнам и, описав большой круг, вернулась на свое прежнее место. Рене и Кермадек раскланялись с публикой, которая с напряженным любопытством следила за всеми движениями «Титании» и приветствовала ее возвращение радостными криками. Вслед за тем мачты и паруса были опущены, обе половинки палубы закрылись над головами Рене и его помощника и «Титания» приняла вид миноносца. Проплыв некоторое расстояние по поверхности, она стала быстро погружаться в глубину и скрылась под водой, подобно какому-то китообразному животному. Все взоры были обращены к ней, многие вооружились даже подзорными трубами и биноклями, с нетерпением ожидая появления «Титании» из-под воды.

Мадам Каудаль была бледна как смерть.

Когда палуба закрылась над головой ее возлюбленного Рене, ей показалось, что он навеки похоронен в этом ужасном гробу, и крик отчаяния вырвался из ее побелевших губ, но он был заглушен радостными восклицаниями тысячной толпы.

Елена, стоявшая около своей приемной матери, хорошо видела ее отчаяние. Нежно обняв ее за талию, она тихонько пожимала ей руку, желая придать бодрости, хотя сама была не менее взволнована, но это волнение необычайно шло к ней, что замечали все окружающие. Серое шерстяное платье, перехваченное на ее тонкой талии голубой лентой, соломенная шляпа с цветами делали ее удивительно хорошенькой, чего она совершенно не подозревала, вся охваченная ожиданием. Ее привел в себя голос Патриса, стоявшего позади нее.

— Вот, вот! Видите! — закричал он, указывая на запад.

Мадам Каудаль не имела сил смотреть, но, слыша восклицания всей толпы, открыла наконец глаза и взглянула в том направлении, куда были обращены все взоры. Ей показалось сперва, что она видит спину кита, но вскоре все судно появилось на поверхности, палуба раскрылась, поднялись мачты и паруса, и «Титания», как чайка, пронеслась между остальными судами и вернулась на свое прежнее место.

Опыт продолжался тридцать две минуты, успех был полный. Самые восторженные восклицания приветствовали Каудаля и Кермадека, и когда они сошли на землю, им устроили настоящую овацию. Через четверть часа мадам Каудаль, плача от радости, прижимала к груди своего ненаглядного Рене. Однако бедная мать недолго наслаждалась своим счастьем: когда на следующее утро солнце осветило гавань, «Титании» там уже не было, и мадам Каудаль с первой почтой получила следующую записку: «Уезжаю. Привет всем! Рене».

«Ты жалуешься, милая Берта, на то, что я недостаточно часто пишу тебе, и обвиняешь меня в недостатке внимания к своим старым друзьям, но ты не права в этом отношении. Хотя здешние празднества и общество моряков очень веселят меня, но я, тем не менее, с удовольствием вернусь в свои родные края. Однако надо признаться, что те развлечения, которыми нас здесь окружают, способны вскружить голову; чего только не придумывают наши моряки. Недаром они пользуются славой самых любезных и веселых людей на свете. Особенно сам командир Арокур поражает нас всех своей веселостью и увлечением, а между тем ему уже за пятьдесят лет. Само собой разумеется, что все эти празднества устраиваются в честь нашего Рене, которым гордится весь экипаж „Геркулеса“, и ты сама хорошо знаешь, моя милая Берта, как он достоин этого. Помнишь, сколько раз мы мечтали с тобой о блестящем будущем, которое ожидает Рене, и никто так не разделял моих надежд, как ты. Правда, карьера, избранная им, трудна и полна опасностей, но зато какой славы может он достигнуть! Однако временами страх за его жизнь так охватывает меня, что едва хватает сил быть мужественной и поддерживать бодрость тети. Мне хочется тогда поделиться мыслями с Этьеном, но его несчастная страсть считать меня невестой Рене заставляет меня молчать, так как мои опасения он припишет моей чрезмерной любви к Рене, что мне вовсе не по вкусу. Я следую твоим советам, моя мудрая Минерва, и стараюсь не мучить напрасно моего молчаливого поклонника.

Однако временами меня все более охватывает нетерпение и беспокойство. Что я ни говорю тете Алисе, но отсутствие Рене, продолжающееся уже двадцать дней, серьезно тревожит меня. Он покинул нас на другой же день после пробы «Титании». О, какой это был счастливый день! Я читала в глазах Рене такую уверенность в успехе, что у меня самой делалось спокойно и весело на душе. Скорей бы получить какие-нибудь известия! С каждой минутой неизвестность делается для меня все невыносимей! Прости, что я говорю тебе о своих опасениях, но иначе у меня не будет сил скрывать их от тети.

Дай Бог, чтобы мои предчувствия оказались ложными, но если они оправдаются, чем мне утешить и поддержать несчастную мать? Боже, хотя бы ради нее миновала меня чаша сия!

Елена».

Мрачные предчувствия, все более овладевавшие мужественной душой Елены, не коснулись еще мадам Каудаль, может быть, благодаря стараниям успокоить ее, употребляемым всеми окружающими, которые, в сущности, сами плохо верили тому, что говорили. Отсутствие Рене продолжалось уже двадцать семь дней, и весь экипаж «Геркулеса» был почти уверен, что случилась какая-нибудь катастрофа. Рене мог несколько раз сообщить сведения о себе, и молчание служило плохим предзнаменованием. Даже сам Арокур, менее пессимистически настроенный, чем остальные, совершенно потерял надежду и с трудом скрывал свои подозрения в разговорах с мадам Каудаль и Еленой.

Доктор Патрис также разделял всеобщие опасения и, как близкий друг семьи, страдал душой не только за себя, но и за Елену, и за мадам Каудаль, в которой он привык видеть свою вторую мать. Оставшись очень рано круглым сиротой, он был обязан ей образованием и воспитанием, за что платил самой горячей преданностью и благодарностью, и потому даже на свое чувство к Елене смотрел как на некоторую измену, и решил во всяком случае пожертвовать им ради Рене. Временами ему казалось, что молодая девушка предпочитает его своему кузену, но он самоотверженно подавлял в себе свое чувство.

Однако такое самоотвержение было совершенно излишне, так как все обстоятельства складывались вопреки желанию мадам Каудаль. По натуре склонная к властолюбию, она не замечала, что сын весь в нее в этом отношении и ни в коем случае не позволит выбирать ему жену. Кроме того, для пылкого воображения Рене все неизвестное и недоступное обладало особой привлекательностью, и никакие реальные совершенства его кузины не могли победить идеал, созданный его фантазией.

Патрис давно понял характер своего друга, но боялся обольщать себя ложной надеждой. Когда он впервые услышал из уст Рене описание Ундины и увидел, какое магическое впечатление произведено ею, сердце доктора затрепетало от радости, которую он подавил в себе, как нечто преступное. В настоящее же время к тому беспокойству, которое Этьен испытывал за своего друга, примешивалось и лихорадочное ожидание развязки его собственной душевной борьбы.

В таком состоянии застало его следующее письмо, присланное из морской префектуры на его имя.

«Милостивый Государь!

Вчера вечером нам была доставлена рыбаками жестяная бутылка, которую они поймали вблизи Уессана (остров невдалеке от Бреста). Откупорив ее, мы нашли стеклянную бутылку, содержащую письмо, адресованное на ваше имя, со следующей припиской: «Убедительно прошу доставить возможно скорее по адресу». Пользуясь вашим пребыванием в Бресте, мы немедленно исполняем это поручение.

Примите, Милостивый Государь, и т. д. «.

Доктор Патрис с лихорадочной поспешностью распечатал письмо: оно было от Рене.

«Дорогой мой Этьен!

Вот уже неделя, как я вас покинул. «Титания» вполне убедила меня в своем совершенстве, так как с успехом преодолела все трудности, и я чувствую, что достигну своей цели. Мне легче умереть, чем остановиться на половине пути! Да и разве возможно вернуться к прежней жизни после того, что я видел? Забыть те божественные черты, дивный голос и все то очарование, которого я был свидетелем! Ты слишком безупречно честен, а потому старался не поддерживать моих восторгов и оставался глух к ним, Я угадываю твои побуждения и еще более уважаю тебя за это, но все это бесполезно, мой дорогой друг! После всего случившегося для меня возможен один исход: найти разгадку этой тайны, увидеть мою нимфу, хотя бы это мне стоило жизни! Таково мое решение с первой минуты, когда ко мне вернулось сознание и я увидел себя привязанным к бочке и качающимся на волнах океана. День и ночь я думал только об этом. Благоразумные люди решили бы, что я кандидат в сумасшедший дом, но что сказали бы они, если бы знали, что я действительно увидал ее, мою Ундину!