Но голод далеко не тётка. Да и Юрку как-то не хотелось обидеть своим отсутствием… И я пошёл.

Полупридушенная досада и недобитая обида сыграли со мной небольшую шутку. Уже на подходе к столовой мимо меня в полумраке прошла худая и долговязая фигура, не пожелавшая откозырять как положено. Со внезапно вспыхнувшей злостью я правой рукой поймал его за плечо и развернул к себе лицом.

— Почему честь не отдаём старшему по званию? А-а?

— Извините, товарищ старший лейтенант. — ошарашено ответил военный и поднял правую руку к головному убору.

Только теперь, находясь к нему лицом к лицу, я узнал по впалым щекам и кавказским чертам прапорщика из второй роты. Мне его доводилось видеть крайне редко и поэтому немудрено было не опознать его в ночной мгле.

— Извини… Братуха. Не разобрал в темноте. — пробормотал я, сгорая со стыда из-за своей чрезмерной агрессивности.

— Да ничего страшного. — сказал прапорщик и расправил свой бушлат. — Бывает.

Мы уже разошлись по своим дорогам, а я продолжал себя ругать за несдержанность характера. Всё то, что произошло со мной полтора года назад уже должно быть мной забыто хотя бы с той целью, чтобы оно не мешало мне же в дальнейшей жизни. Ведь у человека бывают не только головокружительные взлёты, но и неприятные падения… И надо находить в себе новые силы для преодоления печальных результатов…

С такими мыслями я решительно взялся за дверную ручку и вошёл в столовую. И тут моей смелости слегка поубавилось — именинник сидел во главе длинного стола рядом с комбатом и посреди его же свиты. Подойти к Денисову я так и не решился, а потому лишь кивнул ему издалека и стал выискивать свободное место. Помимо длинного стола ближе ко входу имелся ещё и другой — наполовину короче, где все места уже были заняты. Зато за длинным всё ещё виднелись вакантные промежутки между гостями. Я выбрал нужное направление и уселся как раз напротив Пуданова и наших лейтенантов.

— Всё нормально там? — майор Пуданов не преминул поинтересоваться обстановкой в карауле.

— А как же! — коротко ответил я.

В такой предпраздничной атмосфере много говорить как-то не хотелось. Все присутствующие перебрасывались негромкими фразами и ни к чему не притрагивались. Участники предстоящего пиршества ждали того момента, когда прибудут все задержавшиеся и командиром будет дана соответствующая команда. На столах приятно радовали наши взоры тарелки с копчённой колбасой и аппетитным сыром, печеньем и конфетами, оранжевыми апельсинами, краснобокими грушами и жёлтыми бананами. Из маринадов да солений присутствовали всё те же дары гуманитариев — трёхлитровые банки с зелёными помидорами и перезревшими «огурчиками»… Горделивыми особами возвышались бутылки коньяка и водки, шампанского и далее по рангу: вина, пива, колы и минералки. На фоне такого изобилия вкуса принесённые солдатами-официантами горячие блюда от стыда приобретали ещё более невзрачный вид: традиционная каша-сечка бледнела до неприличия, а кусочки тушёнки под пренебрежительными взглядами сами по себе съёживались, тихонечко усыхали и даже скукоживались. Стаканы стояли пустые и чая в них не наливали. Военные бутерброды в виде ломтика хлеба с кружком масла отсутствовали вовсе.

«Гулять… Так гулять! — подумалось мне от такого приятственного зрелища. — Вот это Юра закатил банкет! Сколько же ему?..»

— Тридцатник! — ответил Пуданов на этот мой вопрос, повторённый уже вслух. — Вся зарплата ушла…

— Нда… — кратко высказался я по поводу такого расточительства.

Наконец-то прозвучало «три зелёных свистка». Ждать дальше уже не было мочи… Ведь уже вся «поляна» тут собралась… Бутылки стали откупориваться, горячительные напитки изливаться, а наполненные стаканы бросаться в распахнутые ладони. Минута и всё стихло. Ведь со своего командирского места поднялся полковник Сухов и произнёс довольно-таки хороший тост в честь юбиляра. В конце своей речи он даже предложил выпить за военное счастье, крепкое здоровье да всевозможное благополучие капитана Денисова и по этому случаю никто не стал противиться, ибо Юру все знали очень хорошо и выпить за него было абсолютно не грешно…

Я поел, но пить спиртное не стал. Ведь я находился в карауле, а всё батальонное начальство после окончания этого военного праздника так и попрёт косяками проверять несение службы часовыми, если заметит моё малодушие и слабость к беленькой да красненькому… А доставлять им такое удовольствие мне очень не хотелось… Но тут по рангу слово предоставили заместителю командира батальона по боевой подготовке…

Майор Каменнюка медленно встал, обвёл всех присутствующих быстрым, но пристальным взглядом… после чего сказал сурово и строго:

— За солдата!..

Он продолжал стоять и смотреть на всё наше офицерско-прапорщицкое собрание, отчего ноги сами стали поднимать людей в полный рост. Ведь со вторым человеком в командовании батальона особо не поспоришь… Встал и я… Взял со стола ничейный стакан, поднёс его к груди и на мгновенье замер…

«Царствие ему небесное… Да земля пухом…» — подумал я, выпил всю водку залпом и сел на своё место…

Вокруг уже рассаживались обратно и на некоторое время воцарились лёгкая сумятица да приглушённое разноголосье… Выпитое жгло моё нутро и мне пришлось быстренько налить в тот же стакан холодного рассола, чтобы затушить в желудке пожар…

— Ну, ты и взялся!.. — усмехаясь, проронил Пуданов в мой адрес.

Я перехватил его взгляд и понял, в чём же собственно дело… Чтобы взяться понадёжнее за горло банки одной рукой, я запустил вовнутрь три своих пальца… И по мнению ротного, это не вполне соответствовало всем нормам хорошего поведения за праздничным столом… ведь мои указательный, средний и безымянный пальчики не являлись абсолютно стерильными… Но меня это его замечание ничуть не остановило… И рассольчик очень приятно охладил моё существо…

— Что-то вы, товарищ майор, в подразделении не такой щепетильный… — ухмыльнулся я. — На внутренней-то стороне банки даже отпечатков не осталось… А вы?!..

«Товарищ майор» лишь рассмеялся и продолжил беседовать с двумя нашими лейтенантами, которые окружили его по флангам… А я же быстро пьянел… Эти сто или сто пятьдесят грамм водки не жалели мой организм ничуть… А я всё силился вспомнить фамилию и внешний облик того солдата… За которого и выпил всё до дна… Ведь он был из другого подразделения и наши пути-дорожки не так уж часто пересекались в бригаде да Моздоке, чтобы он явственно запечатлелся в моей памяти… Положительного результата в этом не наблюдалось… Как и с ним самим… Почти неизвестным мне солдатом…

Как мне рассказали, этим летом перед возвращением в Ханкалу бережливый и очень рачительный «пан майор» Каменнюка решил забрать с собой обратно мину ОЗМку, которую он лично установил на подходах к месту забазирования… Чтобы перекрыть опасные направления… И потом ему эта же мина понадобилась вновь… Но снимать её собственноручно Каменнюка не пошёл, а отправил этого разведчика… Который даже не был минёром… В конечном итоге… От малоизвестного мне русского солдата остался лишь один правый ботинок… Который и привезли в батальон… Чтобы затем в казённом цинковом гробу и вместе с дополнительным песчано-гравийным балластом отправить домой…

И этот каменнюкинский тост… «За солдата!»… Лично мне показался не только кощунством над памятью погибшего по его вине разведчика… Не только глумлением над ни о чем не подозревающими родителями покойного… Но и откровенной издёвкой над всеми здесь присутствующими российскими офицерами и прапорщиками… Мол, хоть вы все и знаете отлично про этот случай, но никто из вас даже не осмелится возразить мне — заместителю командира батальона, а тем более не выпить!.. Так ведь?!.. Вот то-то же…

А может быть это ставший привычным цинизм нынешнего бытия… Когда все дружно делают вполне приличный вид… И ничего они не знают… И ни к чему они ни при чём… Так… Просто находились рядом… Ну, слышали о чём-то… И что с того?!.. Подумаешь!..

«А ведь и ты встал со всеми! И выпил!.. Приспособленец… — стало уличать меня какое-то внутреннее чувство, которое впрочем тут же получило должный отпор от другого своего сородича. — Я мог бы отхлебнуть и компота! Для создания видимости… Но я выпил горькую водку… За память о том самом солдате!.. Так и не вспомню его никак…»