– Кстати, о присяжных. Они наверняка пожелают узнать поточнее, какого рода бизнесом вы занимаетесь здесь, в «Найтингейл-Гейте».

– Что вы имеете в виду?

– Насколько я понимаю, это клуб, где собираются люди со средствами, чтобы выпить и поиграть в карты.

– Да, так оно и есть.

– Тогда к чему все эти полураздетые женщины? Я уже начала задаваться вопросом, не попала ли я на самом деле в дом терпимости.

Он не знал, удивили его эти слова или привели в ярость, хотя для этого и не было видимых причин. Прошли многие годы с тех пор, как кто-то в последний раз позволил себе рассуждать о том, как далеко могут зайти женщины в его заведении. Об этом знали все, и те, кто позволял себе переступить черту, получали урок, который долго не могли забыть. Никто не смел заигрывать с женщинами, из «Найтингейл-Гейта».

Собрав все свое самообладание, Лукас произнес:

– Неужели вы на самом деле думаете, что я позволил бы своей матери жить в борделе?

Элис ничего не ответила.

– У меня много грехов, мисс Кендалл, – произнес он холодно, – но торговля живым товаром не входит в их число. Я предлагаю посетителям спиртное, азартные игры и танцовщиц, но не проституток. Мужчины могут только смотреть на них.

Судя по всему, Элис испытывала сейчас огромное облегчение, словно она попробовала на ощупь воду и вот теперь получила тот ответ, на который надеялась.

– Более того, – добавил он не без злорадства, – это место, куда мужчины могут прийти, чтобы посидеть в тишине и покое, наслаждаясь прекрасным бренди, сигарой и приятной беседой, не опасаясь, что жена или ребенок прервут их или начнут изводить своей болтовней.

Эта часть ответа понравилась ей куда меньше.

– Не все жены склонны к болтовне или придиркам, – возразила она. – Некоторые из них даже могут стать для своих мужей добрыми друзьями, верными спутницами и помощницами.

– Когда дело доходит до женитьбы, мисс Кендалл, мужчина не ищет себе доброго друга. Ему нужна женщина, которая может позаботиться о его доме и семье. Женщина, которая подарит ему детей и будет их любить.

– Я готова дать ему детей и любить его!

Эти слова прозвучали так громко, что все в зале обернулись в ее сторону. Она тут же почувствовала себя подавленной, и Лукас невольно присмотрелся к ней. Если бы он не знал ее лучше, то решил бы, что она вот-вот заплачет.

– Элис, – начал он.

Его сочувственный тон мигом осушил ее слезы, и она чуть приподняла подбородок:

– Я, конечно, говорю это гипотетически.

Он не сводил с нее пристального взора.

– В самом деле?

– Да. Однако отметка на теле жертвы отнюдь не является простой гипотезой, – продолжала она твердо. – Пожалуйста, расскажите мне о вашем перстне.

Все разговоры о женщинах и детях были напрочь забыты. Лукас со звоном опустил хрустальную рюмку на стойку бара, его рослая фигура возвышалась над ней.

– Я уже сказал вам, что он не попадался мне на глаза вот уже несколько месяцев.

– Хотя подтверждений этому, насколько я понимаю, у вас нет.

Он пожал плечами.

– Вы сообщили в полицию о его потере или краже?

Лукас ничего не ответил, лишь прищурился.

– Так. Стало быть, у вас нет никаких доказательств – даже полицейского протокола о краже личного имущества.

– Никаких. Тем не менее они не смогут доказать, что перстень до сих пор находится у меня.

Ее янтарные глаза вспыхнули гневом:

– Если я не ошибаюсь, им нетрудно будет найти целую армию свидетелей, готовых подтвердить, что вы владели этим перстнем. И если вы не сумеете доказать, что его у вас украли или что его не было на вас в ночь убийства, вы можете сами накинуть себе петлю на шею.

Он стоял так близко от нее, и поза его стала такой угрожающей, что большинство мужчин, не говоря уже о женщинах, на ее месте наверняка бы отступили. Но только не Элис. – Я не могу доказать, что потерял перстень, а это значит, что вы тоже не сможете этого доказать. Следовательно, вам придется сделать именно то, за что я вам плачу, и добиться моего оправдания каким-нибудь другим способом.

– Вам легко говорить.

– Мне казалось, вы из тех людей, которые любят неразрешимые задачи.

– Возможно, вы и правы, – парировала она, скривив губы. – Но я все же хочу знать, почему именно меня вы выбрали своим адвокатом. Из каких побуждений?

Лукас задумался, не зная, что ответить.

– Их очень много, – произнес он, наконец.

Подойдя еще ближе, он посмотрел ей в лицо и сразу ощутил, что ей понадобилась вся сила воли, чтобы не сделать шаг назад.

– Как я уже говорил, вы – порядочная женщина, что само по себе является преимуществом. Вы умны, знаете толк в своем деле, но самое главное – вы меня не боитесь, и присяжные тоже не преминут это заметить. – Он коротко рассмеялся. – Кроме того, я не произвожу на вас никакого впечатления, что восхищает меня больше всего. Однако я не настолько глуп, чтобы рисковать своей жизнью только потому, что вы на каждом шагу выводите меня из себя. У меня достаточно проницательности, чтобы понять: только вы можете помочь мне выбраться из этой переделки. Надеюсь, вы не думаете о том, чтобы уйти от меня?

Дыхание у нее перехватило. Этот человек как будто читал ее мысли. Тут только Элис сообразила, что думала именно об этом. Слишком многое в ее жизни за последнее время перевернулось с ног на голову: Кларк, неодобрение отца и, наконец, этот перстень.

Сознание того, что она была на волосок от того, чтобы сдаться, поразило ее. Независимо от того, что думало о ней общество, кровь бурлила в ее жилах при одной мысли о выступлении перед судьей и присяжными. Она хотела выиграть это дело по причинам, не имевшим никакого отношения к тем чувствам, которые вызывал в ней Лукас Хоторн. Она хотела быть не просто дочерью Уокера Кендалла или племянницей Гарри Кендалла. Она мечтала добиться успеха. А для этого недостаточно было ее прошлых побед.

Сейчас или никогда Элис должна была показать окружающим, на что способна, и они это увидят.

Тем временем, привлекая к себе всеобщее внимание, по лестнице спустилась элегантно одетая дама. У нее были кремового оттенка кожа, добрые серые глаза и седеющие волосы, уложенные в скромную, но изящную прическу. Элис с первого же взгляда догадалась, что это могла быть только Эммелин Хоторн, не столько по возрасту или одежде незнакомки, сколько по ее манере держаться свободно и непринужденно, свойственной людям, привыкшим вращаться в обществе и самостоятельно решать свою судьбу.

Дама улыбнулась всем присутствующим в комнате, поздоровалась с барменом и назвала по имени едва одетую девицу, которая еще недавно висела на руке ее сына.

– Здравствуйте, миссис Хоторн, – отозвались они все в один голос.

– Пожалуйста, зовите меня просто Эммелин, – сказала пожилая женщина любезно, но твердо, словно обращение «миссис» и «Хоторн» не доставляло ей удовольствия.

Эммелин отыскала взглядом сына и направилась к нему. При виде Элис она слегка заколебалась, но затем решительно приблизилась к ним.

– Вы, должно быть, Элис Кендалл, – произнесла Эммелин, взяв ее руки в свои. – Я очень надеялась с вами познакомиться, хотя у меня и имелись на этот счет сомнения, поскольку Лукас и Грейсон делают все, чтобы держать меня подальше от большого зала и от улиц. У меня было куда больше свободы, когда я жила в Хоторн-Хаусе!

– Когда-то мама слыла образцом смирения, – произнес Лукас с усмешкой. – Все считали ее прямо-таки неземным созданием. Теперь же мы зовем ее нашим сторожевым псом. – Он с комической серьезностью прищелкнул языком. – Ты слишком много времени проводишь рядом с Софи.

– Не надо винить в этом нашу дорогую Софи. Просто я, как тебе хорошо известно, хочу найти себя.

– Да, но не будь я таким почтительным и любящим сыном, наверняка спросил бы, что именно тебе удалось найти за три месяца поисков.

Глаза Элис округлились. Эммелин только усмехнулась в ответ.

– Кроме того, – продолжал Лукас, – вряд ли вольные нравы «Найтингейл-Гейта», экипаж в твоем распоряжении и ежедневные поездки бог знает куда можно назвать ограничением твоей свободы.