Кугушева Наталия Петровна Проржавленные дни Издательство выражает искреннюю благодарность Российскому государственному архиву литературы и искусства за всестороннюю помощь в подготовке книги Стихотворения 1919–1941 годов Безумный вальс
Кому предугадать развитье партитуры Под дирижерской палочкой безумного маэстро? Несется мир. Всё бешенее туры И па сбиваются, оглушены оркестром. И только клочья вальсов нестерпимых, Дрожа, взвивают<ся?> испепеленной лентой, А мир несется. Рвутся звезды мимо, Неистовый летит под вскрики инструментов. Кому предугадать развитье партитуры, И кто переложил безумный вальс на ноты? Несется мир. Неистовее туры, Но всех неистовей железные фаготы. Письмо Я ушла. Совсем. Так надо. В Вашу комнатку я больше не вернусь, Но любви отравленную радость Пронесет, как шлейф, за мною грусть. Будет пусто в Вашем старом доме. Будет скорбь. А на пьянино Григ. Точно в Вашей жизни кто-то переломит Номер лотереи-аллегри. И любя других любовниц Под альковом бархатных ночей, Тихо скажете – спокойно и сурово: – Ты ушла… Зачем? Я ушла. Совсем. Так надо. Старый Григ напомнит мне о Вас, Дней моих безрадостную радость В тонкий стих перекуют слова. «В лохмотья слов, как в гамлетовский плащ…» В лохмотья слов, как в гамлетовский плащ, Забиться и уйти. Но от себя уйдешь ли? Роняет осень медный трубный плач В пустых полей безрадостные кошны. И тянутся гудящие часы Под стрелами тяжелых листопадов. Ложатся нaстилом холодным и густым, Но их покою сердце радо ли? Сгибаюсь тяжестью невысказанных слов, И дни прозрачные не сберегут покоя. Обрызжет ветер золотым веслом Моих ли дней звенящие оковы… <1920> «Ты хочешь быть чужим – пожалуйста…» Ты хочешь быть чужим – пожалуйста, Я не заплачу, не разлюблю — Пусть ветер за меня пожалуется, Пусть слезы облака прольют. Вся жизнь твоя проходит издали, А мне покорность и стихи — Так русских женщин манят издавна Любовь и схима. <1920 или 1921> «Двадцать первого лета, золотого как персик…» Двадцать первого лета, золотого как персик, Я губами касаюсь, и сок на губах. Барбарисовым полднем под солнечным тирсом Зацветающая судьба. По утрам загорелые полынные росы, Берегу на ресницах остуженный пыл, Торопливых часов слишком раннюю проседь Под цветочную пыль. И густое вино полновесного часа Проливает июля раскрывшийся мех, И фиалками пахнет родной и печальный Розовеющий хмель… <1921?> «Храню любовь, как некий чудный дар…» Храню любовь, как некий чудный дар, В ночных полях росой пути прохладны, И на щеках моих гранатовый загар, И вьется Млечный путь, как нитка Ариадны. Мне влага трав – прохладное вино. Бродить и петь в крови ночной тревоге. Припасть к земле. И слушать. А за мной Следит, как за добычей, козлоногий. Качаются сады, цветут поля, Распущенные косы пахнут медом. Бежать. Влюбленная зовущая земля, Тебе несу любовь мою и годы. Я тоже зверь наивный и простой, У заводей в зеленые прохлады Я окунаю тело, под листвой Творю любви священные обряды. <1921?> «Тополями пропахли шальные недели…» Тополями пропахли шальные недели, Каждый день как осколок расколотых лет. Это юность моя по старинным пастелям Отмечает взволнованно стершийся след. Не по четкам веду счет потерь и находок, Не по книгам считаю количество строк. — По сгоревшей судьбе только скрипы повозок, Да стихов зацветающий дрок. 1921 «О, трудный путь заржавленных разлук…» О, трудный путь заржавленных разлук, Вино, отравленное вкусом меди! Сожженных губ – похожих на золу — Не зачерпнет надежд веселых бредень. Колесами раздавливает час, На пытке медленной распластывает тело, И снова ночь тугая, как печаль, И снова день пустой, бескровный, белый. Лишь ожиданье шпалами легло, Под паровозным растянувшись стуком. Осколки слов разбившихся стеклом Царапают целованные руки. <1921. Москва> Из цикла «Проржавленные дни» Скрипят проржавленные дни И гнутся. Сожженных революций Новорожденный день возник. Найдет ли новый Оссиан Такое слово, Что красноглавою Москвою Заполыхается Россия, И там, где глыбами Тибет, К Далаю Ламе Плеснет республикою знамя — Коммунистический разбег! |
