Время от времени он отодвигал свое кресло от стола, находил тихий угол, доставал шприц и инсулин, вытягивал рубашку из брюк и колол себя в складку белого живота. А затем нырял обратно в дискуссию, не забыв ни слова, словно не отвлекался ни на миг.

Риэ Скоугор – политический советник – всегда делала вид, будто ничего не заметила.

Хартманн отвлекся от перечня встреч, зачитываемого Вебером. На мгновение он оторвался от мира политики. Скоугор тридцать два года, у нее угловатое выразительное лицо, скорее привлекательное, чем красивое. Бойцовский характер, резкая, всегда элегантная. Сегодня она надела обтягивающий зеленый костюм. Дорогой. Прическа словно взята с фотографии у Хартманна на столе. Такая же, как у Джеки Кеннеди в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, – темные волосы падают длинной волной на шею. Кажется небрежной, но каждая прядь строго на своем месте.

«Президентско-похоронная» – так называл ее прическу Вебер, но только за глаза. Когда Риэ Скоугор только присоединилась к их команде, она выглядела по-другому.

Мортен Вебер был сыном школьного учителя из Орхуса. У Скоугор связи были посерьезней. Она была дочерью влиятельного члена парламента. До того как прийти к либералам, работала директором по продажам в копенгагенском филиале нью-йоркской рекламной фирмы. Теперь она продвигала его, Хартманна, его имидж, его идеи – примерно так же, как когда-то продвигала страховые полисы и сетевые гипермар кеты.

Разношерстная команда, не всегда слаженная. Завидовала ли Риэ Веберу? Тому факту, что тот пришел на двадцать лет раньше ее, проложил себе путь в секретариат Либеральной партии, проник в кулуары, пока ослепительная улыбка и обаяние Хартманна приносили популярность и голоса? Риэ Скоугор была новичком, она пришла за успехом, идеология ее не интересовала.

– Дебаты в двенадцать тридцать. Нам в гимназии понадобятся плакаты, – сказала она спокойным, четким голосом профессионала. – Нужно…

– Уже сделано, – ответил Вебер, показывая на экран своего компьютера.

После ясного утра настал серый день. Дождь и сплошная облачность. Окна кабинета выходили на «Палас-отель». По ночам неоновая вывеска озаряла комнату голубоватым сиянием.

– Я послал туда машину сегодня первым делом.

Риэ сложила на коленях тонкие руки:

– Ты ничего не забываешь, Мортен.

– Приходится.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Бремер. – Вебер произнес фамилию так, будто она была ругательством. – Он ведь не случайно завладел этим городом.

– Недолго ему осталось им владеть, – сказал Хартманн.

– Ты видел результаты последнего опроса? – спросила Скоугор.

– По-моему, неплохие, – кивнул Хартманн. – Даже лучше, чем мы надеялись.

Мортен Вебер покачал головой:

– Бремер тоже их видел. Он не будет сидеть на своей удобной заднице и смотреть, как уплывает его царство. Насчет дебатов, Троэльс: это гимназия, наша территория. Там будет пресса.

– Говори об образовании, – вставила Скоугор. – Мы просили дополнительное финансирование, чтобы установить больше компьютеров. Обеспечить более широкий доступ в Сеть. Но мэр отменил ассигнования. И теперь посещаемость школ снизилась на двадцать процентов. Можем предъявить ему это…

– Отменил лично Бремер? – переспросил Хартманн. – Откуда тебе это известно?

Лукавая улыбка.

– Мне удалось заполучить один протокол. – Словно провинившаяся школьница, Скоугор прикрыла узкими ладонями разложенные перед ней документы. – Здесь все сказано, черным по белому. Я смогу показать это прессе – в случае необходимости. Тут много чего, что можно будет использовать против него.

– А нельзя ли обойтись без грязных методов? – спросил Вебер с плохо скрываемой брезгливостью. – Люди ожидают от нас честной игры.

– Люди ожидают от нас поражения, Мортен, – парировала Скоугор. – Я пытаюсь не допустить этого.

– Риэ…

– Мы выиграем, – перебил их Хартманн. – И сделаем это честно. За завтраком я встречался с Кирстен Эллер. Кажется, они готовы сотрудничать.

Советники помолчали, обдумывая новость. Потом Скоугор спросила:

– Это значит – альянс?

– Альянс с Кирстен Эллер? – буркнул Вебер. – Господи, только сделки с дьяволом нам не хватало.

Хартманн откинулся в кресле, закрыл глаза. Давно он не испытывал такого удовлетворения ходом событий.

– Сейчас другие времена, Мортен. Поуль Бремер теряет поддержку. Если Кирстен положит на нашу чашу весов свой немаленький вес…

– То мы получим коалицию, за которой идет большинство, – радостно закончила за него Скоугор.

– Мы должны все продумать, – сказал Вебер.

У него зазвонил мобильный телефон, он отошел к окну, чтобы ответить.

Троэльс Хартманн пробежал глазами бумаги, которые Скоу гор подготовила для него, – материалы для дебатов. Она передви нула свой стул поближе к нему, чтобы они могли читать вместе.

– Тебе ведь не нужна моя помощь? Все эти идеи – твои. Мы просто напоминаем тебе о том, что ты придумал.

– Я нуждаюсь в помощниках, сам уже не справляюсь. Я потерял часы! Хорошие часы…

Скоугор тронула его локтем. Серебряный «ролекс» лежал в ее ладони, осмотрительно опущенной ниже уровня стола, чтобы видно было только им двоим. Она вложила часы в его пальцы.

– Я нашла их у себя под кроватью. Не представляю, как они туда попали. А ты?

Хартманн застегнул «ролекс» на запястье. Вебер вернулся от окна с телефоном в руке и озабоченным лицом.

– Звонила секретарша Бремера. Он хочет тебя видеть.

– По поводу?

– Не знаю. Знаю только, что срочно.

– Давай через пятнадцать минут, – сказал Хартманн и сверился с часами. – Я не обязан мчаться к нему по первому зову.

Вебер озадаченно нахмурился:

– Ты говорил, что потерял часы.

– Через пятнадцать минут, – повторил Хартманн.

Широкие холлы пронзали ратушу во всех направлениях, длинные и блестящие, с батальными и церемониальными фресками под потолком. Величественные фигуры в доспехах взирали с высоты на суетливые фигурки внизу.

– Ты не выглядишь довольным, – сказал Хартманн, пока они шагали к кабинету мэра.

– Довольным? Я руковожу твоей предвыборной кампанией. До выборов три недели. Ты заключаешь альянсы, даже не посоветовавшись со мной. Чего ты ожидал? Песен, плясок и шуток?

– Ты думаешь, Бремер знает? Про Кирстен Эллер?

– Поуль Бремер знает даже то, что ты бормочешь во сне. И кроме того: будь ты на месте Кирстен Эллер и искал бы союзника, неужели ты обратился бы только к одной стороне?

Хартманн остановился перед дверью зала заседаний:

– Оставь это мне, Мортен. Я все узнаю.

Поуль Бремер стоял на подиуме перед парадным креслом, которое занимал на протяжении двенадцати лет, и оживленно беседовал с кем-то по мобильному. Он был без пиджака, в одной рубашке.

Хартманн подошел ближе, заметил на столе возле микрофона книгу, взял ее. Биография Цицерона. И стал слушать разговор Бремера.

– Да, да. Выслушай меня. – Этот глубокий раскатистый смех, которым Бремер щедро одаривал тех, кому благоволил. – Следующий шаг – ты войдешь в правительство. Министром. Я предвижу это, а я никогда не ошибаюсь. – Взгляд на посетителя. – Прости… У меня дела.

Бремер сел в кресло – не мэра, заместителя.

– Ты читал эту книгу, Троэльс?

– Нет, к сожалению.

– Возьми почитай. Поучительная вещь. Напоминает нам о том, что история учит людей одному: тому, что ничему она их не учит. – Он обладал голосом и манерами прирожденного учителя, отточенными с годами до совершенства. – Цицерон был замечательной личностью. Мог бы добиться многого, если бы умел ждать.

– Он жил в непростое время.

– Присядь. – Бремер указал на кресло рядом с собой – на кресло мэра. На трон. – Попробуй, удобно ли. Это ведь всего лишь предмет мебели, а не чья-то собственность. В том числе и не моя, что бы ты ни думал.

Хартманн поддержал шутку. Опустился на твердое полированное сиденье. От кресла исходил запах красного дерева – запах власти. Хартманн обвел взглядом зал заседаний – полукруг пустых кресел для членов городского совета, перед каждым на столе плоский монитор и кнопка для голосования.