– Я сожалею о том, что вчера случилось, – начала Лунд. День за окном просветлел. Цветы увядали, но их сладкий запах по-прежнему главенствовал в доме.

– Сотрудник, который с вами разговаривал, переведен в другой отдел. Вы его больше не увидите.

Тайс Бирк-Ларсен – голова опущена, глаза мертвы – пробормотал:

– Ну, хоть что-то.

– Это ничто, – сказала Пернилле. – Я хочу знать правду. Я хочу знать, что случилось. Я ее мать.

Лунд раскрыла блокнот:

– После вечеринки Нанну никто не видел. Вероятно, ее увезли в украденной машине. В той, в которой мы ее нашли.

Лунд посмотрела в окно, потом снова на мать.

– Ее насиловали.

Пернилле застыла.

– И избивали. Мы думаем, это потому, что она пыталась сопротивляться.

Больше ничего.

– Это было в лесу? – спросила Пернилле.

– В лесу. Мы так думаем. – Лунд заколебалась. – Но возможно, сначала ее удерживали в каком-то другом месте. Пока мы просто не знаем.

Большой мужчина отошел к раковине, поставил побелевшие кулаки на столешницу, уставился на блеклое серое небо.

– Она сказала нам, что будет у Лизы, – проговорила Пернилле. – Нанна не обманывала меня.

– Может, она сказала правду. – Пауза. – У вас есть предположения? – Взгляд на фигуру у окна, сгорбленную спину в черной кожаной куртке. – Больше ничего не можете вспомнить?

– Если бы у нее были неприятности, Нанна сказала бы мне, – настаивала Пернилле. – Она бы мне сказала. Мы с ней… Мы были…

Слова не слушались ее.

– …близки.

– Когда она перестала встречаться с Оливером Шандорфом?

– Он замешан?

Длинная широкая тень пересекла стол. Тайс Бирк-Лар сен повернулся, прислушиваясь.

– Мы просто собираем информацию.

– Примерно шесть месяцев назад, – сказала Пернилле. – Оливер был ее парнем.

– Она была огорчена, когда они расстались?

– Она – нет. Скорее, он переживал.

Лунд внимательно слушала Пернилле.

– Она отказывалась отвечать на его звонки. Нанна… – Пернилле нагнулась к ней через стол, пытаясь заглянуть Лунд в глаза. – Когда у нее что-то случалось, она всегда говорила мне. Ведь так, Тайс?

Молчаливый мужчина неподвижно стоял у окна, высокая фигура в красном комбинезоне и кожаной куртке.

В сумке Лунд зазвонил телефон. Майер.

– Хорошо, скоро буду.

Они смотрели на нее выжидающе.

– Мне нужно ехать.

– Что там? – хрипло спросил отец.

– Ничего, это по работе. Я видела в комнате Нанны сапоги. На вид дорогие. Это вы ей купили?

– Дорогие сапоги? – переспросил он.

– Да.

– Почему вы спрашиваете об этом? – сказала Пернилле.

Пожатие плечами.

– Я задаю много вопросов. Возможно, слишком много. Это не нравится людям. – Помолчав: – Такая у меня работа.

– Мы не покупали ей дорогих сапог, – сказала Пернилле.

Комната для допросов. Адвокат был раздражителен, лыс и сложён как хоккеист. Когда Лунд вошла, он орал на Майера, который со скучающим взором и детской улыбкой сидел на краю стола, подперев подбородок рукой.

– Вы нарушили все права моего клиента. Вы допрашивали его в отсутствие адвоката…

– Я не виноват, что вы желали понежиться в постельке. В чем проблема-то? Я провел для него экскурсию. Угостил завт раком. Да я ему подгузники менять готов, если надо…

– Пройдемте со мной, Майер.

– Вам это так не пройдет, – не унимался адвокат, когда Лунд уводила Майера в смежную комнату.

Майер сел, посмотрел на нее:

– Они посадили Оливера Шандорфа в последнюю свободную камеру. Поэтому я немного покатал Йеппе по округу и привез его сюда около пяти.

Гадая, чем это может им грозить, Лунд спросила:

– Вы его допрашивали?

– А вы видели его электронную почту? Там есть что почитать. И на той неделе он звонил Нанне пятьдесят шесть раз. Если вы спросите меня…

– Вы допрашивали его без адвоката?

– Адвокат обещал приехать в семь. А объявился только в девять. – Майер вдруг превратился в самого рассудительного человека на свете. – По-вашему, лучше было запереть ребенка в камере? Я проявил сочувствие, накормил его завтраком. Было бы просто невежливо, если бы за все это время я не сказал ему ни слова, Лунд.

В дверь ворвался Букард в голубой рубашке с серым лицом.

– Вчера у нас возникли проблемы с размещением подозреваемого, – тут же стала объяснять Лунд. – Адвокат задерживался на два часа. Майер купил ему завтрак.

– Он не был голоден, – вставил Майер, – но мне показалось, что так будет правильнее.

– Возможно, Хальду показалось, что его допрашивали, но…

Лунд предпочла оставить фразу незаконченной. Букард был не сильно впечатлен.

– Я бы хотел послушать самого Майера.

– Лунд описала все предельно точно.

– Составьте рапорт. Принесите мне. Я приложу его к вашему досье… – Многозначительная пауза. – После разбирательства.

Когда шеф удалился, Лунд села за свой стол, взялась за фотографии и распечатки телефонных звонков.

Майер повеселел:

– По-моему, все прошло неплохо?

В зале для пресс-конференций яблоку негде было упасть. Кинокамеры, микрофоны. На этот раз Троэльс Хартманн был в галстуке – черном. С утра он посетил парикмахера, которого выбрала для него Риэ Скоугор, терпеливо сидел в кресле, пока его стригли так, как она захотела: коротко и строго. Скорбно.

Потом проработали текст:

– Последние дни были крайне сложными. Но мы работали в тесном сотрудничестве с полицией. Они подтверждают, что машина была украдена. Ни один из наших сотрудников не подозревается ни в чем противозаконном. Мы выражаем глубочайшее соболезнование родителям девушки. Все наши действия диктовались желанием помочь полиции в расследовании, ничем больше.

– Водитель все еще под подозрением? – спросила одна журналистка.

– Мы наняли того водителя через агентство. Подозрения с него сняты.

Море голосов, самый громкий поверх голов:

– Это мнение полиции?

Хартманн поискал взглядом кричавшего и увидел лысую голову и широкую ухмылку Эрика Салина.

– Я не могу говорить от имени Управления полиции. Но мы обсуждали с ними наше заявление. Они не возражают, чтобы я донес до сведения прессы тот факт, что мы случайно оказались втянутыми в расследование. Мы не причастны к этому делу. По остальным вопросам рекомендую вам обратиться в полицию.

Вопросы по-прежнему сыпались на него дождем.

Умный политик выбирает вопросы, на которые будет отвечать. Выбирает осторожно. Хартманн слушал крики журналистов и думал о Бремере, ждал молча, когда прозвучит нужный ему вопрос.

– Будет ли образован альянс с Центральной партией?

Продуманное выражение недоумения на лице.

– Знаете, местная политика далеко не так интересна, как ее рисуют таблоиды. Благодарю вас.

Он поднялся, завершая пресс-конференцию.

Женщина-репортер тоже вскочила:

– Так будет альянс или нет?

Хартманн проигнорировал вопрос.

Тогда встал политический редактор одной из ежедневных газет.

– Бремер тоже заигрывает с Эллер?

Его ослепила вспышка одного из фотографов. Надо строго придерживаться текста, так наставляла Риэ Скоугор.

– Да. – В зале стало тихо, все глаза смотрели на него. – Но если честно, мне кажется, он староват для нее. А теперь…

Внезапный взрыв хохота.

Чаша весов дрогнула и качнулась в его пользу. Газетчики ненавидели Бремера не меньше, чем он. По крайней мере, так они писали в своих статьях.

Троэльс удалился в свой офис. Вокруг него тут же засуетилась Риэ Скоугор. Поправила ему галстук, пиджак. Выглядела она молодой и довольной. Кратко пожурила его за одно-единственное отступление от заготовленного текста, но оно оказалось полезным. Так что в целом она была счастлива.

– Я в порядке, – сказал Хартманн, уклоняясь от ее рук. – Все хорошо.

– Троэльс, у тебя сегодня еще несколько встреч. Потом посещение школы. Там будут фотографы. Еще очень много дел.